Заметка «Польская поэзия. Тадеуш Ружевич»
Тип: Заметка
Раздел: Обо всем
Автор:
Баллы: 14
Читатели: 770 +1
Дата:

Предисловие:
Таде́уш Руже́вич (польск. Tadeusz Różewicz; 9 октября 1921, Радомско—24 апреля 2014, Вроцлав) 

Тадеуш Р У Ж Е В И Ч родился в городе Радомско. В годы оккупации — в 1943— 1944 — в партизанских отрядах Армии Крайовой. В 1945— 1949 изучал историю искусства в университете в Кракове. В 1949 женился. С 1951 жил в шахтерском городе Гливице. С 1968 жил во Вроцлаве. Начиная с 1957, много путешествовал, в частности несколько раз бывал в Италии. Первая книга стихов — «Беспокойство» (1947) — во многом определила пути послевоенной польской поэзии. Автор многих книг стихов. Выдающийся драматург. Прозаик, эссеист. Стихи Ружевича изданы в большинстве европейских стран, в США, в Австралии; его пьесы ставились в Европе, в США, в Канаде, в Южной Америке, в России. Наиболее полное русское издание его поэзии: «Стихотворения и поэмы». М.: Художественная Литература, 1985. Здесь стихи из книг 1947-1979. Переводы Британишского. 

Польская поэзия. Тадеуш Ружевич



МАСКА

Я смотрю кинофильм о венецианском карнавале
где огромные пугала с чудовищными головами
беззвучно хохочут рот растянув до ушей
и красавица слишком великолепная
для меня обитателя маленького городка на севере
едет верхом на ихтиозавре.
В моей стране у ископаемых маленькие черные
головы залитые гипсом гримасы смертного смеха
но и у нас разноцветные вертятся карусели
и девчонка в черных чулках приманивает
слона и двух голубых львов с малиновыми языками
и ловит пальчиком на лету обручальное колечко.
Наши тела строптивы и не склонны к трауру
наши нёба жадно требуют сладкого
ты поправь свой бумажный венок и ленты
наклонись вот так: пусть колено коснется колена
твои бедра живые
бежим скорее бежим.
 1946
 
ЛАМЕНТАЦИЯ

К вам обращаюсь ксендзы
учителя художники судьи
сапожники врачи референты
и к тебе отец мой
Выслушайте меня
Я не молод
пусть вас не введут в заблужденье
гибкость моего тела
нежная белизна моей шеи
ясность открытого лба
мальчишеский пух над губой
ангельский смех
легкость походки
я не молод
пусть вас не умиляют
моя невинность
моя наивность
хрупкость и слабость
чистота
двадцатилетний
я был убийцей
орудьем смерти
слепым
как меч палача
я убил человека
и красными пальцами
гладил белые груди женщин
Искалеченный я не видел
ни неба ни розы
ни дерева ни гнезда ни птицы
ни святого Франциска
ни Гектора ни Ахилла
Все шесть лет
из ноздрей вырывался кровавый огонь
Не верую в претворенье воды в вино
не верую в отпущенье грехов
не верую в воскресение мертвых
 
УЦЕЛЕВШИЙ

Мне двадцать четыре года
я уцелел
отправленный на бойню.
Это названия пустые и однозначные:
человек и скот
ненависть и любовь
враг и друг
тьма и свет.
Человека убивают так же как скот
я видел:
фургоны людей порубленных на части
людей которые не спасутся.
Все понятия — это только фразы:
добро и зло
правда и ложь
красивое и дурное
храбрость и трусость.
Одинаково весят добро и зло
я видел:
человека который был одновременно
преступник и праведник.
Я ищу учителя и пророка
пусть вернет мне зрение слух и речь
пусть заново даст названия вещам и понятиям
пусть свет отделит от тьмы.
Мне двадцать четыре года
я уцелел
отправленный на бойню.
 
ОГРОМНЫЕ АЛЫЕ ГУБЫ

В моем городке где колодец
разевает львиную пасть
и главы семейств вдоль коротких улиц
катятся круглые в пиджачных парах
в городке где пьяный сапожник
очертил кругозор зигзагом
и розовым рылом буравит
мусорную кучу а маленькое небо
вертится как шляпа на тросточке франта
горизонты не развеваются
как знамена.
Здесь любая гора рождает мышь
пищащую и слепую
здесь польская революция
застывает в июле
как в янтаре
а
единственный демагог
хамелеон
меняет кожу
к удовольствию гуляющей публики.
В моем городке где колодец
разевает львиную пасть
я читаю поэму «Хорошо!»
пожирает меня революция
у ее поэзии
огромные алые губы.
 
ЛЮБОВЬ

Я купил тебе цветок герани
несу горшочек в розовой бумажке.
Я иду по улице
люди бегут люди едут люди кричат
этот вон продает
чудесную жидкость для ращенья волос
ладанки
ядовитые леденцы
порнографические открытки.
Рядом в красном костеле
еще угрожают вот смешные пеклом
прельщают царствием небесным
расхваливают веру наших предков.
Ловкач с холодным рыбьим оком
и с бородой как рыжий лисий хвост
сто тысяч бедняков
облапошил
объявил банкротство.
Муравейник кишит.
Лжесвидетельствуют пишут анонимки
болеют сифилисом
пьют водку или эфир
насилуют и режут
подсчитывают сальдо.
Фарисеи готовятся к фарсу
ждут кардинала
кармазинный кардинал
чуда не явил
освистали кардинала птицы.
Поэты крутят шарманку
ведут диалоги с Богом
чеканят фальшивую монету.
На философском факультете
профессор с большим портфелем
и в красном тюрбане
метафизику излагает
вдыхайте советует прану.
Вздор обман шарлатанство.
Я иду по улице
благодарный тебе за любовь
радующийся герани
в розовом горшочке.
Вот она истина:
любовь очищает душу
я уже лучше
чуточку лучше
мы в это верим оба.
 
ВИЖУ БЕЗУМНЫХ

Вижу безумных
тех что ходили по морю
верили не усумнившись
и утонули
они и теперь накреняют
мою ненадежную лодку
жестоко живой я отталкиваю
их руки мертвые каменные
отталкиваю год за годом.
 
МЯСНАЯ ЛАВКА

Порубленные розовые идеалы
висят в мясной лавке
Рядом выставлены на продажу
шутовские маски
пестрые посмертные маски
снятые с нас
с нас живых
переживших
заглядевшихся
в глазницы войны.
 

КОМПАНИЯ

Этот старичок
с каплей на кончике носа
с мерзнущими ушами
выставлен был
на улицу
дурными детьми
он должен просить
милостыню но молчит
лишь протянутая рука
несмело онемела
четыре дыры
на пяти пальцах
черной перчатки
 серые глаза
зарастают смертью
как мертвые мышки
еще в ноябре
они были бегающие
живые
это никакой не «старейший»
не патриарх не Лев Толстой
тот солнце
а это мышка
тот дуб
а это петрушка
а в сущности оба люди
бедные люди
и я с ними третий
для компании
 
*  * *

Вот человек
кумир сотворенный людьми
когда от него отвернутся
останется кукла
говорят о нем Мудрый
каждое его слово
входит в пословицу
приделывают к его настоящему
прошлое яркое пышное
как хвост павлина
как задница павиана
ретушируют фотографии
монтируют фотомонтажи
уменьшают уши
подрисовывают усы и бороду
подкладывают ватные плечики
из человека среднего
делают
великого
подымают набитое чучело
на чужих плечах
и поверив в свое существование
оно начинает действовать
 1956
 

ПОСМЕРТНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ

Мертвые припоминают
наше равнодушие
мертвые припоминают
наше молчание
мертвые припоминают
наши слова
Мертвые видят наши губы
улыбающиеся от уха до уха
мертвые видят
наши трущиеся тела
мертвые слышат
чавканье наших ртов
Мертвые читают наши книги
слушают наши речи
произнесенные так давно
мертвые штудируют доклады
участвуют в дискуссиях
давно законченных
мертвые видят наши руки
готовые к аплодисментам
Мертвые видят стадионы
толпы скандирующие хором
все живые виновны
виновны малые дети
вручавшие букеты цветов
виновны влюбленные
виновны те кто
те кто убежали виновны
и те кто остались
те которые говорили да
те которые говорили нет
те которые не говорили ни слова
 Мертвые пересчитывают живых
мертвые нас не реабилитируют
 1956/57
 

НЕИЗВЕСТНОЕ ПИСЬМО

Но Иисус наклонился
и писал перстом на земле
потом опять наклонился
и писал на песке
Матушка они такие темные
непонятливые что мне осталось одно
показывать чудеса делать
смешные и ненужные вещи
но ты поймешь конечно
и простишь сыну
я превращаю воду в вино
воскрешаю умерших
хожу по морю
они как дети
им нужно все время
показывать что-нибудь новое
представь себе
Когда приблизились к нему
он заслонил и смахнул с песка
строки письма
навеки
 

ГРОБНИЦА ДАНТЕ В РАВЕННЕ

Данте
Тут ничего нету
Тут же пусто
Группа туристов очки зеленые
глаза красные губы лиловые
волосы оранжевые
в головах пусто
жаждут искусства
Идемте дальше
Прошу побыстрее
Там ничего нету
Заглядывают в щелку
Dantis poetae sepulcrum*
Инвалид без ноги
сидящий в сторонке
говорит смущенно
Это все
больше ничего здесь нету
Стальные цепи
Венок из бронзы
Virtuti et Honori**
 
*  Гробница поэта Данте (лат.).
 ** Доблести и Чести (лат.).
 
БЕЛИЗНА

Белый агнец
убежал и спрятался в шкаф
жалобно блеет
с воткнутым в глаз флажком
с мордочки белой
кровь
черной течет рекой
связали агнца
удавили агнца
шкуру с него содрали
кости пересчитали
зубы повыбивали
бросили его в яму
в клоаку
ненародившегося агнца
обманули агнца
оплевали агнца
осудили агнца
повесили агнца
позором покрыли
смехом пронзили
ложью накормили
белого агнца
который гладил
грехи сего мира
агнец божий
на прозекторский стол положен
украшен зеленью свежей
начинен надеждой
вокруг сидят кучки кала
в белых султанах пышных
которыми чуть колышет
ветер истории
 

ПАТЕТИЧЕСКАЯ ПОЭМА

Оплевали поэта
веками будут
утирать землю и звезды
веками
будут утирать свои лица
Поэт живьем погребенный
подобен реке подземной
он в себе сохраняет
имена лица
надежду
отчизну
Поэт который оболган
слышит голоса
слышит собственный голос
озирается
как человек
разбуженный среди ночи
Но ложь поэта
многоязыка
и колоссальна
как Вавилонская башня
чудовищна ложь поэта
и не умирает
 1967
 

*  * *

Что-нибудь плохое со мной случится?
ничего со мной не случится
переживу и это
сколько раз современного человека
можно лишить чести
стало быть
сразу как только вся эта
история с маленькой буквы
кончится
возьмусь за дело
что? именно так
еще раз возьмусь за дело
ба! начну изучать китайский
стоит ли
несомненно
великий патриот
поэт Лу Ю
жил в период
между 1125 и 1210 годами
когда монголы покоряли
Китай
он написал
9300 стихотворений
в Китае в то время
стихи писали
снизу вверх
и справа налево
без всяких знаков препинанья
 Январь 1968
 

АКУТАГАВА

Акутагава
за десять лет
сумел достичь
такой чистоты стиля
что можно его сравнить
ничуть не краснея
с птицей
поющей на ветке
безлистного дерева
в самом сердце
зимнего пейзажа
Акутагава
сделал язык своей прозы
столь прозрачным
что пробился сквозь стену
переводов
был он столь совершенен
и прост
что затосковал о смерти
и усыпил себя
будучи
тридцатипятилетним
 

*  * *

я крикнул на Нее
десять лет назад
она ушла
в туфлях из черной
блестящей бумаги
«не оправдывайся
—  сказала —
не нужно»
я крикнул на Нее
в пустом
больничном коридоре
была жара июль
масляная краска шелушилась
на стенах
липы цвели и пахли
в городском покрытом копотью
парке
я безбожник
хотел для нее выплакать
когда кончаясь
она отталкивала задыхающаяся
пустую страшную потусторонность
вернулась на мгновенье
к себе в деревню
я хотел для нее выпросить как милостыню
в последний час
кусочек луга
дерево
облако птицу
вижу ее тоненькие ноги
в больших бумажных
покойницких туфлях
я сидевший между
столом и гробом
безбожник жаждал чуда
в задыхающемся промышленном
городе во второй половине
XX века
память об этом плачет
вынутая из меня
на свет
 

Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
Гость      14:49 26.11.2017 (1)
Комментарий удален
     15:01 26.11.2017
Сама просвещаюсь в первую очередь, поражаюсь, какое количество замечательных поэтов на в общем-то небольшой территории в определеный отрезок времени сконцентрировался, и как много их погибло молодых, в предисловии к "одному мальчику" было сказано профессором Станиславом Пигоня: «Что ж, мы принадлежим к народу, жребий которого — стрелять по врагу бриллиантами». Это воистину так.
     14:19 26.11.2017 (1)
1
Музыка подобрана профессионально.
Особенно понравилась "Ламентация" - плач-раскаяние...
Великолепная подборка. Спасибо, Тари.
В избранном. Надо еще раз вернуться.
     14:32 26.11.2017 (1)
-1
Я не профи в музыке, я "попросту умею слушать" (с), это "музыка Ингмара", он открывает для меня новые гаризонты в музыкальном смысле. А мне запомнилось стихотворение про китайский язык, практически его можно вынести эпиграфом к моей жизни. Завтра будет тоже сильная поэтесса.
     14:37 26.11.2017 (1)
Жду с нетерпением. Ингмару спасибо за музыкальное просвещение)
     14:40 26.11.2017
-1
Да, несу его музыкально дело в массы...)
Книга автора
Предел совершенства 
 Автор: Олька Черных
Реклама