Польская поэзия. Артур Мендзыжецкий

В монастыре на вершине Монте Кассино
Кирпич и жесть под ногами. Рухнули стены.
Обрубки статуй. Обрывок книги старинной.
А в воздухе запах гари, пыли и тлена.
В стеклянных цилиндрах из мутного формалина
Глядят эмбрионы, немо и неизменно.
А выше, на чудом спасшемся пианино,
Взорвав тишину, заиграл уж кто-то Шопена.
Над взятой штурмом руиной шумят знамена.
Внизу, в долине Рапидо, где вьется речка,
Где сеть дорог растеклась по равнине сонной,
Вести будет путь патетичный, что вел нас вечно;
Как в школьных строках, нам идти по крутым дорогам,
Идти между жизнью и смертью, адом и Богом.
 Италия, 1944

Много лет спустя я столкнулся с ним в подворотне
Мы вышли под дождь и внезапно небо Апулии
заголубело над нами в кронах голых каштанов
В годы войны однокашник из школы подхорунжих
Сорокалетний седеющий без особых примет глаза карие
Он теперь навещает меня раз в два года вспоминаем давнее
Раз в два года приглядываюсь как лицо его изменяется
Подхорунжий парень нужный — помнишь?
Шутка теряет свою остроту как черты лица
И книг он уже не читает
Руки лежат перед ним тяжело
будто две запыхавшиеся собаки
Бросил учебу надо было содержать семью
Я должен был — говорит он — согласен, нет?
Семья основа — согласен, нет?
Он вспоминает запонки украденные в Иране
именины в Египте госпиталь в Анконе
шофёрские курсы в Сирии
И битвы! Битвы!
Мы вроде как в отпуске — согласен, нет?
Если подумать — согласен, нет?
Он ничего не забыл и названья Италии
поют как жаворонки в протабаченном его дыхании
Мареджио
Солнечная потусторонность
Раз в два года он приезжает оттуда
раз в два года я жму его руку прощаясь
И чувствую холод во внутренностях
и время несется бешено
смеясь над моей печалью
 

Центурий тяжкий шаг глушил по временам
Поющих жаворонков эхом римской славы
Зной луговой зиял и слушал Мандельштам
День что скандировал гекзаметр величавый
Как Палатинский холм сверкал поляны храм
Державным яблоком катилось время в травы
Был Римом солнечным открытый всем волнам
Тот каменистый Крым и степь долины ржавой
Нам дятлы польские выстукивают в клены
Буколику вдали от Рима и от Крыма
А он ушел к теням в сад зимний Персефоны
И только вихрь шумит его хранящий имя
По нем остался след огня колонна дыма
Покинутый бивак и на снегу ворон


А на север под ветра посвист
Бормоча терцины из «Inferno»
Обезумевший едет Святой Осип
В край кромешный немилосердный
Крячет ворон над каплей крови
Дальше холод ледового ада
И кривит эскимосские брови
Персефона волчьего сада
 

В прошлом они себя видят избранниками судьбы
Ни один из них никогда не бывает
Смертником пожираемым львами
Узником тирана
Вся их история костюмированный бал
Страданье храмовников и скорбь Гекубы
Это лишь маски играемой для них пьесы
Фигура стиля
Когда они воображают прошлое они снова молоды
Гекзаметрами кукушек их приветствует римский лес
Они рассуждают о падении нравов
О гармонии древних
Но никогда о своих диких предках
Варварах разрубающих статуи


С каждым можно придти к соглашенью
Даже с троглодитом
Нужно только вести себя правильно
Быть терпеливым
Дать ему ягненка стадо волов пару овец
Чуть только рыкнет дознаться причины
Догадаться по жесту и взгляду
Глаза наливаются кровью значит он в ярости
Позвать солдат чтобы всё забрали обратно
Бьет себя в грудь значит он доволен
Повторить еще раз то же самое
Он пьет подслащенную воду
Алкоголь не рекомендуется
Нужно его понять вот и всё
Не придираться к его вкусам
Не требовать невероятного
Он жесток по нашим понятиям
Но есть и у него своя логика
Это другая конфигурация другой культуры
Дать ему почувствовать что мы ее уважаем
Выказать вежливость и симпатию
Не провоцировать


Убейте старых
Вы молоды
Будущее перед вами
Гоните старых поэтов старых путешественников
старых кустарей одиночек
Залпами смеха в старую толпу!
Если это не подействует дадим вам армию
Наши молодые офицеры шутить не любят
Дадим вам танки автоматы вертолеты
Дадим вам улицы огня
Дадим вам тюрьмы и комнаты для допросов
Освободим вас от общеобязательного обучения
и всяких законов ограничивающих вашу свободу
Освободим вас от десяти заповедей
Войте по-волчьи не стесняйтесь
университеты это хлам истории
Жгите музеи разбивайте головы интеллектуалам
громите филармонии
Вы чрезвычайны
Вам подобало бы чрезвычайное положение
Мы рады вам его дать
Уважение которое вы нам оказываете
возвращает нам пламенную молодость
и свидетельствует о преемственности традиций
Убейте недовольных и нытиков
либералов крикунов пустосвятов
новомодников бумагомарак вольнодумцев и вольнодумок
Всех до единого старых и особенно среднего возраста
Всех кроме нас
 Вольно
 1968
 

Все бросить! Уехать!
И он уезжает
Машет мне рукой из окна
Международного экспресса
Как четыре года назад
И восемь
Он хотел бы чтоб во время поездки
Случилось нечто неотвратимое
Что-то что раз навсегда
Решит его жизнь
Не спрашивая его мнения
Нужно только отдаться жребию
Он был бы лист подхваченный ветром
Медуза пляшущая на волне
Но не будет
Стечение обстоятельств этого своего рода чудо
Почему же именно с ним оно вдруг случится?


Этот что снится ей осенью с вопросом в глазах
Третий считая слева и пятый справа
Тиф перенес брюшной и сыпной и помнит Тянь-Шань
Он ей смеется с десантного корабля но ее не знает
Он как будто оставил собаку у знакомых в Египте
Вот он еще в Италии уже после демобилизации
Не надоел ли он ей с военными воспоминаниями
Она прекраснее чем небо и море
Вот они держатся за руки на перевале в Бескидах
И опять квартира полная гостей и цветы
Улетающие шарики льна букетик настурций метелки нежностей
Но больше всего цветных фотоснимков дочки
Здесь все они вместе дочь приехала их навестить
И вот еще за городом на террасе на солнце
У них нет свадебной фотографии как же так можно
И кто это будет разглядывать после них
Какие-то конгрессы и встречи теперь уж неважно
Все поумирали поуезжали или болеют
На Келли Авеню в Оттаве или на Явожиньской в Варшаве
Она улыбается везде улыбается неизвестно кому
На этом снимке он усталый в кресле
 1983
 

Машина едет ущельем
Без света на первой скорости
Впереди идет канонир
Повязавшись белым полотенцем
Убит командир бригады
Тебя вот-вот вырвет
Ты ранен и слабеешь
Ведут тебя под руки вниз
Сосед твой бредит от жара
Корабль твой отходит от берега


Пишу вам этот стих мой
Как птица поет на ветке
И ласковый ветер с Тибра
Лицо овевает приветно
Скоро уж буду я старый
Мне все знакомей аптека
Погибших в Анконе и в Бари
Пережил я на четверть века
Но в час когда нож приложат
Мне к сердцу вместо медали
Подвиньтесь на смертном ложе
Чтоб рядом вместе мы спали
 1968


Всё кто-то уходит уходит
Как если бы и не кончалась
Война на которой ты выжил
Всё кто-то из глаз исчезает
И нечего думать об этом
Оглядываться удивляться
Последний кто будет с тобою
Ангел с лицом пехотинца
Сестра милосердья в маске
 1981


Не думай что им не нравится твой характер
Твоя беспомощность или хорошее настроенье
Что им не нравится твой критический ум
Или твоя упрямая вера
Или высокий полет своевольной твоей души
Или твоя любовная неволя
Пора бы понять что ты им не нравишься весь
Такой какой есть и что бы ни говорил и ни делал
И не я тебе буду рассказывать
Какая это черная ядовитая ненависть
И кто такие убийцы Бога
И оскопители народов


Фатум-канцелярист прикрывается новым регламентом
Был предустановленьем природы стал постановленьем властей
Трудно поверить что некогда он был личностным как душа
Знал по имени каждого несчастного короля с петлей на шее
Теперь он обюрократился и отупел
Это бухгалтер оперирующий большими числами
Как прежде он вырубает леса и нации
Но без разбору так что спасайся кто может


О чем знает политолог?
Он знает преобладающую тенденцию
Знает современные структуры
Историю доктрин
О чем не знает политолог?
Он ничего не знает об отчаянии
Не знает об игре заключающейся
В отказе от игры
Ему не приходит в голову
Что необратимые перемены
Являются без предупрежденья
Будто лед вдруг треснул
И что к естественным богатствам
Относится сознанье наших прав
Способность удивляться
И чувство юмора


Правда как ценность заметно подымается
В анкетах (с 27 процентов
До 36)
Человеческая жизнь столь же заметно
Падает (с 89
До 75) семья заметно
Повышается (плюс пять) отечество падает
Заметно (с 84
До 75) мы отечественные
Писатели тоже заметно
Падаем тогда как растет (и это весьма
Заметно) рейтинг зарубежных коллег
В ошеломляющем запахе
Аэродромов мира (земляки к сожаленью
Даже заметные диссиденты
Смердят Народной Польшей более или менее
Заметно) кривится на это
Читатель этих лет со своей (заметной)
Склонностью жиреть
И склонностью жить
Между тем незаметно повышается уровень
Радиоактивных загрязнений
На суше море и в воздухе
И достоинство идет вверх (с 49 до 56) 
 

С десяти часов вечера до утра
Один на один с глухим телефоном
В этой цивилизованной приватности
Положенной тебе и твоим
Соседям слева и справа
Снизу сверху и во всех этих окнах
Распятых в электрическом свете
Где никто не должен дознаваться
Что делается у тебя
Также как и ты не должен
Дознаваться что делается у других
В приватизированной общей башне
Позевывающей под грохот лифтов
На каждом этаже и в каждой
Телефонизированной каюте
Качающихся кораблей
На твоем воображаемом море
Где черные волны ударяют ритмично
В твое непокорное флибустьерское сердце