Заметка «ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ НАТАЛЬИ АСТАФЬЕВОЙ»
Тип: Заметка
Раздел: Обо всем
Автор:
Баллы: 30
Читатели: 622 +2
Дата:
Предисловие:

Москва. 1951.

Многие уже знакомы с Натальей Астафьевой - переводчицей польской поэзии, но мало кто знает, что она сама прекрасный поэт, и ее стихи переводили на польский известные польские поэты-переводчики. Можно долго читать ее непростую биографию, а можно прочитать только эти 2 стихотворения о ее родителях.

Подробнее о ней и ее стихах здесь  Сайт Н. Астафьевой

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ НАТАЛЬИ АСТАФЬЕВОЙ


Ежи Чешейко-Сохацкий Двинск, 1910 год




Пришли. Ночную дачу оцепили.
И увели. И нет у нас отца.
Наверно, мучили. Наверно, били.
Он оказался стойким до конца.
Нет в деле подписи его рукою.
Не подписал ни одного листка.
Осталась лишь написанная кровью
записочка в кармане пиджака.
Отец отверг нелепость обвинений
и, внутренним гореньем озарен,
шагнул к окну и выбросился в небо
из бреда обезумевших времен.
На площади плашмя лежало тело
того, чей дух взлетал за облака…
Так вышвырнули царские войска
на мостовую инструмент Шопена…
Проходят годы, крови не смывая,
а только бередя мою беду.
Когда по этой площади иду –
кипит отцовской кровью мостовая.
Когда я говорю с отцовской тенью,
две родины ведут во мне свой спор:
я полька, варшавянка по рожденью,
по крови я москвичка с этих пор.
Но негде мне припасть к его надгробью,
погоревать, поплакать по нему.
Осталась лишь написанная кровью
записочка в архивах ГПУ.
Что — вся поэзия, все поэтизмы!
Нет более красноречивых слов,
чем результат двукратной экспертизы,
удостоверившей, что это кровь.



Юзефина Юревич, Варшава 1920 год




Четыре следователя вели допрос.
Четверо суток это продолжалось.
Четверо суток матери пришлось
Стоять. Но выстояла, продержалась.
И день и ночь стоять, стоять, стоять, —
в ушах одно и то же: «Блядь, блядь, блядь», —
удары мата, как удары плети.
Шантаж, угрозы, ругань — и опять
всё то же, первый ли, второй ли, третий.
И лишь четвертый следователь был
обычным человеком. Вот где чудо!
Страх, дисциплина и службистский пыл
могли убить в нем все людские чувства,
но человеческое существо
в нем уцелело даже в час жестокий,
благодаря сочувствию его
мать выдержала столько суток стойки.
Он, сидя за столом, как бы дремал,
мать отдыхала, он смотрел сквозь пальцы,
а если кто-то подходил к дверям —
кричала мать, он сразу просыпался.
Про их немой взаимный уговор
узнал бы Третий ли, Второй ли, Первый —
Четвертого бы вывели во двор,
и завтра же его бы жрали черви.
Он не был ни героем, ни борцом
за некую великую идею.
Он «слабость» проявил в борьбе с «врагом»,
в борьбе с несчастной матерью моею.
…Мать выстояла. Все равно ей срок
и дали, и впоследствии продлили.
А внутренности ей потом подшили,
врач в лагере нашелся, старичок.
До этого — в тюрьме — была в тифу…
Повыпали и волосы и зубы…
И прозе-то, не только что стиху,
не описать всей той поры безумной.
Но в памяти у матери моей
остался, через всю тюрьму и лагерь,
Четвертый Следователь, тот, что ей
в годину муки хоть чуть-чуть послабил.




Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
Гость      07:23 13.02.2018 (1)
Комментарий удален
     07:56 13.02.2018
Согласна.
     23:26 12.02.2018 (1)
1
Стихи- свидетельство эпохи. Надо иметь мужество жить с такими знаниями и иметь смелость передавать их другим поколениям.
Спасибо, Тарина, за знакомство.
     00:13 13.02.2018
1
Да, эпоха безжалостна...
     21:25 12.02.2018 (1)
1
 Огромное СПАСИБО.
Это нужно читать всем....
     21:26 12.02.2018 (1)
Да, а почти никто о Наталье Астафьевой и не слышал, я и сама ни разу не встречала ее имя, пока не стала читать польскую поэзию. 
     21:50 12.02.2018 (1)
1
 Я точно не знала о ней. Меня потрясли даже не стихи, как литература,  а их сюжеты.
 С польской поэзией мое знакомство ограничено Мицкевичем, к своему позору.
     22:03 12.02.2018 (1)
У меня целый ряд заметок о польских поэтах. Особо рекомендую Лесьмьна и Свирщиньскую
     22:09 12.02.2018 (1)
1
 Нужно будет почитать, спасибо!
     22:24 12.02.2018
Там тоже очень сильные и больные стихи почти у всех.
     21:16 12.02.2018 (1)
Прочитал в рецензии Св. Соложенкиной:


Но что же это за судьба?

Вернемся к первой книге Н. Астафьевой «Девчата». Она посвящена «памяти отца, Е. Сохацкого-Братковского, польского революционера, коммуниста». Так значится на титульном листе. Но далеко не все читатели этой скромной книжечки могли представить себе размеры трагедии, стоящей за этим посвящением. Ежи Чешейко-Сохацкий — он же Братковский,— на доме которого в Варшаве установлена мемориальная доска, был не просто «польским революционером, коммунистом». Он был выдающимся деятелем международного рабочего движения, чья речь была слышна и в сейме, и у польских шахтеров, и во Львове, и на митингах в Париже… Он был «легендой тех времен», за ним охотилась полиция, но, окруженный любовью рабочих, Ежи был неуязвим. Гибель настигла его позднее — в 1933 году, в Москве, куда он переехал с семьей за три года перед тем (с 1929 года Чешейко-Сохацкий — член Политбюро польской компартии, с 1930-го — представитель польской компартии в Коминтерне…).

Ломалось время. Тридцать третий год
обрушился. Там Гитлера приход,
а здесь отца трагическая гибель.

Там — «коричневые рубашки», «тени свастик», фельдфебель, пришедший к власти. Здесь — сталинские застенки, лицо диктатора — «отца народов», лик Медузы Горгоны, превращаемый на глазах в икону…

(выделено мной - А.К.)
Это критик написала в 1989 году.
А то, что я выделил, по-моему, не столько о 30-х годах в СССР, сколько - предвосхищение того, что произойдёт в РФ двадцать с небольшим лет спустя после публикации этой статьи.
Чувствуете, как Иосиф Виссарионыч превращается?
     21:19 12.02.2018 (1)
 И превращается и , призрак бродит, это так...
     21:28 12.02.2018 (1)
Призрак эффективного менеджера...
Мда-с...
     21:30 12.02.2018
самсинг лайк зэт...
     20:51 12.02.2018 (1)
1

Потрясающе,очень впечатляют  стихи.
     20:57 12.02.2018 (1)
1
Да, дорогая, а главное, что они правдивые.

“Когда маму забрали под Первое мая…”

Когда маму забрали под Первое мая,
тут же вскоре сославши в казахские степи,
мы с братишкой, поехать к ней в ссылку желая,
в детприемнике жили, как многие дети.
Юрке — десять, мне было почти что пятнадцать,
с мамой мы не могли и представить разлуку
и просились к ней,
и потому так пристрастно
две недели разглядывали нас, как в лупу.
Были там ребятишки от года и старше,
все такие домашние теплые крохи,
а по ним убивались их матери страшно,
осужденные женщины, жертвы эпохи.
Мы, девчонки, малышек чужих одевали
и кормили из ложечки нежно, как кукол…
Позже матери их отыскали едва ли,
если вышли из тюрем и стали аукать.
Из детдома, наверно, их брали охотно,
тех фарфоровых, ангельских, сладких детишек…
Под чужими фамилиями бесповоротно

затерялись… Как мать ни аукай — не слышат.
     21:00 12.02.2018 (1)
1
До слез пронзительно
     21:01 12.02.2018
1
Да...
Гость      20:39 12.02.2018 (1)
Комментарий удален
     20:40 12.02.2018 (1)
Они оба очень сильные, и стихи, и люди.
Гость      20:42 12.02.2018 (1)
Комментарий удален
     20:51 12.02.2018
1
Да-да. И первое, конечно же.
     20:34 12.02.2018 (1)
1
Тарина до слез.
Последнее стихотворение вообще невероятно сильное. Очень.
Спасибо.
     20:35 12.02.2018
Сама все время плачу, как перечитываю.
Реклама