Прикрою веки, напротив та ж личина.
Бессмертья ню, шестой размер груди.
Зачем же так, ведь я еще мужчина,
Она щебечет: не нравится – не зри.
И эта жизнь, объятья, поцелуи.
И скрип кровати ржавой до утра.
С небес прорвались скабрезные струи,
И засмущалась за окном ветла.
Зарделась морда у свиньи, что в луже,
Нашла в приветном лете благодать.
Петух орал на плетне зоб натужив,
И клушку обозвал: паскуда, бл…дь.
Развратом заразилась вся деревня,
И кто на ком, никак не разберешь.
Нельзя же так, вы образец селенья,
А вас теперь водой не разольешь.
Стонают от любви шальной соседи,
Хотя по осени им стукнет двести лет.
Да, на двоих. А вот кобель намедни,
Трех сучек огулял, с азартом и в обед,
Свернул башку цветастому цыпленку.
На базе бык буренок огулял.
Все убегу от призрака спросонок,
Не то свернут в остатки одеял,
Заезжего в те шабаши поэта,
Отрежут в ярости последний причиндал.
Не по злобе, по бабкиным советам,
Не оправдав любовный идеал.
И оскопленного на кол воздвигнут хором,
Плакат повесят на дурной груди.
И обзовут развратником и вором.
А ты, дурак, в станицу не ходи. |
Вспомнились слова Егора из "Калины красной"!
