Тонкий аромат хрупкой ветки жасмина утопал в буйстве сирени смешавшейся с распустившимися, поутру, ландышами. Совсем прозрачная штора и тонкого тюля, запрокинутая на створку распахнутого настежь окна, свисала гамаком, приглашая поток воздуха, застывшего в безветрии, посетить дом.
— Странно. – пронеслось у меня в голове и я, удерживая уже растворяющийся сон, начала пробуждаться, пытаясь связать увиденные картинки воедино и понять их смысл. – Странно…. – подумала я вторично, уже поняв, что сновидение совершенно покинуло меня, но мне еще лень открыть глаза. Я глубоко вздохнула, потянулась, проведя рукой по кровати и, третье: — странно! – вырвалось наружу.
Уже через минуту, накинув тонкий батистовый халатик-рубашку, застегивая на ходу пуговки, я, босая, ступая по отполированному, деревянному полу, минув спальню и длинный, узкий коридор, спускалась вниз, по достаточно широкой лестнице.
— Да уж! Утро, тихо, никого!
Дом, и правда, был загадочно молчалив, что называется — совершенно. Даже элементарного шипения кофеварки. И привычного крика птиц, надрывного, голодного, какой раздражает слух по утрам, не доносится, как это бывает обычно, в распахнутые окна и двери, впускающие утреннюю свежесть.
— И как прикажите все это понимать?!
Заглянув в приоткрытые двери нижних комнат, я добралась до кухни, и только тут уловила, в цветочном аромате, наполнившем дом, подгорелый запах остывшего кофе. Скривив гримасу, покрутив головой, я все же взяла чашку, плеснула из кофейника напиток, взгромоздилась на довольно широкий подоконник, не собираясь открывать окно, уперлась в него лбом и стала рассматривать двор – никого!
— Ну, нет, так нет! – снова вздох вырвался из моей груди и я, невольно, попыталась вернуть себе сновидение, чтобы на свежую голову, полностью проснувшись, понять, не предвещало ли оно мне чего плохого. – Странно! – заявила я в очередной раз и, сделав глоток, скривившисьсь и даже передернувшись от отвратительного вкуса переваренного кофе, определила чашку рядом с собой, выпрямилась и еще раз оглянула кухню, словно тут, от меня, кто-то мог прятаться.
Мои сны. Это вторая жизнь, но не этим утром. День рождался таким манким, что сидеть в четырех стенах, в ожидании чуда-появления внезапно испарившегося мужа, было преступлением, если не сказать больше.
Решительно направилась к выходу, зачем-то прихватив зонт и забыв о мобильном, я захлопнула дверь, надев на палец кольцо от связки ключей, все так же босиком, пошла по каменной дорожке сада, к внутренней калитке, выходящей к невысокому склону, над широко раскинувшейся рекой.
— Отвори, потихоньку калитку…. – всплыли в моей голове строки из романса, и я их тут же воспроизвела, тихонечко бубня себе под нос.
Так, напевая, я замерла наверху невысокого холма, над Днепром, любуясь красотами и покоем нового дня. Захотелось крикнуть, во все горло, нечто глупое, но я сдержалась, а засмеявшись, побежала вниз, бросила свою малую ношу на скамью, одиноко стоявшую на берегу и, широко шагая, направилась к кромке воды.
— Хорошо-то как! – наконец выдала я то, что чувствовала. Запрокинула голову, закрыла глаза, разбросала руки и стояла, скорее всего, легонько покачиваясь, не задумываясь о времени. Пока руки не устали и не упали. И даже тогда открывать глаза мне не хотелось, так и стояла, совершенно счастливая, пока сильные мужские руки, не обняли меня и не заставили вздрогнуть, я не слышала шаги. Любимый запах супруга, недавно выбритого, но слегка впитавшего придорожную пыль, пробудил меня от воссоединения с природой. Его легкий поцелуй в затылок, второй, третий. Мне захотелось капризно произнести, что я в глубокой обиде, но не успела.
— Проснулась…. – констатировал он. – А мне с утра так захотелось побаловать тебя утренним молоком. Может, пойдем пить кофе?
— Тот, пригорелый?
Он весело рассмеялся, громко и по детский задорно:
— Я сварю тебе новый! С пенкой и обязательно сладкий. Пойдем…
Запах молотого кофе, смешивался с благоуханием цветов, буйно цветущих в саду и оттенял аромат "барадинского" хлеба, легко намазанного маслом, омлета, молока и любви, распустившей флюиды…
