2
(738 г. от Р.Х.)
Деян торопливо шел по узким улочкам. Он был одет как и все жители города в халат поверх длинной белой рубахи прямого покроя, в штанах длиной почти до щиколоток. Загорелый, с надетой на голову чалмой, он мало чем от них отличался. И только выбивающиеся из-под чалмы выцветшие до белизны русые волосы могли выдать в нем чужестранца.
Высокие дома, сложенные из глиняных кирпичей, смешанных с соломой и высушенных на солнце, примыкали друг к другу и образовывали приятную тень в этой невыносимой жаре.
Деян торопился. Его босые ноги быстро переступали по вымощенным камнем улочкам. Он только старался не наступить случайно в дерьмо, которое иногда попадалось. Когда на улице никого не было, он переходил на легкий бег. Спешить стоило не только потому, что им было запрещено покидать территорию, отведенную им для работы и проживания в доме Баруха, но и потому, что сегодня должен к ним прийти сам Барух, и Деян должен быть в кузне. В руках, стараясь не уронить, как драгоценную ношу, он нес узелок, в котором была мука, кусок мяса, немного овощей и крупа. Отдельно в кармане халата лежал сладкий гостинец для Станяты. Здесь его называют рахат-лукум. Все это он купил от продажи ножей, которые втайне от Баруха они сковали с Людотой. Еще у него осталось несколько серебряных монет, которые он завязал в тряпку и спрятал под чалму.
Деян спешил. Сегодня они с Людотой должны отдать Баруху двадцать восьмой меч из восьмидесяти, после изготовления которых Барух обещал отпустить их на волю. Они долго спорили с Барухом по количеству мечей, которые они должны были сковать, но под конец сошлись на восьмидесяти, а не на сотне мечей. Правда Барух выразил свое неудовольствие, когда Людота начал делать мечи гораздо быстрее, чем ожидал Барух. Это неудовольствие, а скорее жадность и жалость об упущенной выгоде, которая могла бы быть, закончилось тем, что Барух резко урезал выдачу продуктов, так что Людоте и Деяну пришлось изловчиться и втайне от Баруха ковать еще различные изделия на продажу, чтобы как-то прокормиться. А с учетом того, что им еще приходилось ковать наконечники копий по просьбе Богуша, впроголодь им было бы не прожить.
Деян подходил к задней стороне дома Баруха, огражденного со всех сторон глиняным, как и все строения, забором. В этом месте к нему примыкала с плоской крышей лачуга, которую они перегородили и приспособили одну часть под кузню, а другую – поменьше, себе под жилье. Ночью, спасаясь от жары, они часто спали на этой плоской крыше, хоть чуть-чуть обдуваемой ветерком. А Станята вообще чуть ли не целый день проводил на крыше, с которой было видно и сад у соседей, с растущими там деревьями, цветами и кустами, и вся улица, с проходящими по ней людьми, и задний вход в дом Баруха, откуда он мог прийти к ним, и снующих по своим делам слуг и рабов Баруха.
Деян издали увидел сидящего на крыше Станяту. Передав ему узелок с едой, он перемахнул через забор.
- Скорей, Деян, скоро он придет. – Станята никак по другому не называл Баруха, - только «он».
Деян молча сунул гостинец в руки Станяты, забежал в кузню и прошмыгнул в каморку, где быстро сбросил с себя халат, рубаху и на голое тело набросил кожаный фартук. Людота мехом нагнетал воздух в горн, вокруг которого были наложены камни.
- Ну что, Деян?
- Нашел покупателя, еду купил.
- А что невесел?
- Богуш сказал, что Драговист умер.
Людота нахмурился. Эта весть огорчила, - теперь зачем делать оружие, если не стало воеводы Драговиста, к которому все прислушивались.
- Еще он сказал, что пока подождите с оружием, - прятать негде.
С крыши спрыгнул Станята:
- Он идет, и еще один с ним, пузатый такой.
- Деян, а ну-ка подбрось углей в горн. – И Людота энергичнее начал качать мехами. Огонь еще ярче загорелся, и в кузнице стало еще жарче.
К кузнице подошел Барух с таким важным на вид арабом, что Людота усмехнулся, вспомнив, как его назвал Станята. Действительно, живот у араба сильно выпирал вперед, а шеи вообще не было видно: плечи и сразу голова. И казалось, голова вообще не могла поворачиваться в отсутствии шеи, если ему нужно было посмотреть в сторону, то поворачивалось все туловище, и от этого казалось, что владетель такого живота надменно смотрит на окружающий мир.
Барух, видя ярко пышащий огнем горн, и чувствуя уже на подходе к кузнице его жар, остановился, не доходя до кузницы, и крикнул:
- Людота, выноси меч! Почтенный Ясир бен Джазим Багдади желает его посмотреть и купить.
Людота перестал орудовать мехами, подмигнул Станяте, на что Станята улыбнулся, и вынес Баруху меч, выкованный им.
Барух принял меч двумя руками и повернулся к покупателю:
- Взгляни и оцени качество этого меча.
Араб с проворством, которое от него не ожидали вследствие дородности его тела, взял меч, положил себе на голову и пригнул к ушам за оба конца, а затем отпустил, - меч вернулся в прежнее состояние. Затем он взглянул на клинок, - по нему шел волнистый узор из сплошных изогнутых линий.
Людота положил на деревянный чурбан толстый гвоздь и знаком предложил арабу перерубить его. Ясир взмахнул мечом и рубанул по гвоздю. Гвоздь разлетелся на две половинки. Араб начал разглядывать меч, но нигде не заметил вмятин. Под конец он достал свой меч и с размаху ударил своим мехом по мечу Людоты. На мече Ясира бен Джазима Багдади остались зазубрины. В знак восхищения он зацокал.
Барух взял у него меч, повернул его лезвием вверх, достал шелковый платок и легким движением набросил платок на лезвие. После соприкосновения с лезвием на землю упали две половинки платка.
- Я покупаю его. Сколько за него возьмешь, Барух?
- Ну ты же знаешь, уважаемый Ясир бен Джазим Багдади, что такой меч стоит столько золота, сколько весит сам.
Ясир чуть подумал и согласился:
- Он того стоит.
Деян, услышав это, очень удивился и, чтобы Барух не узнал, что он понимает их разговор, быстро отвернулся.
- Но я хочу, - продолжил Ясир, - чтобы на мече была надпись: «Я владетель мира».
- О-о, это замечательно, - залебезил Барух, - но только что подумает халиф, если узнает, что у тебя есть меч с такой надписью. Не лучше ли будет, если написать: «Во имя Бога благого и милосердного!», или, например, «Владетель прославится».
- Да, ты опять прав, пусть будет «Владетель прославится». Когда мне можно будет забрать меч?
- Деян, за сколько дней ты на мече сделаешь надпись «Владетель прославится»?
- По-славянски или на его языке?
- Конечно на его.
- Дней за десять сделаю. Ты только напиши на пергаменте, что надо написать, а я сделаю.
- Сделай за пять, ладно за шесть дней, и не днем более. Сделаешь, - принесу баранины. – И Барух повел гостя прочь от кузницы.
- Уважаемый Ясир бен Джазим Багдади, ты можешь забрать свой меч через шесть дней. Позволь получить задаток.
Ясир молча кивнул и передал Баруху мешочек с серебряными монетами. Барух подкинул на ладони мешочек и оценил его вес. Он смотрел в спину уходящего Ясира и улыбался. У него была причина радоваться. Меч Людоты, который он подобрал при его пленении, уже окупил перстень, подаренный Саадет ибн Юсуфу, и принес ему прибыль. А все двадцать семь мечей, реализованных ранее, уже принесли Баруху значительную сумму, которая состояла из арабских серебряных дирхемов и золотых ромейских солидов.
Деян проводил взглядом ушедших Баруха и Ясира и вздохнул:
- Хороший меч. Жалко отдавать такой в руки недругов.
- Не жалей, братко. – Засмеялся Людота. – Да, меч красивый, и рубит хорошо. А я такой меч только на стену для красоты повесил бы. Сколько ты со мной работаешь, а до конца не осознал, что при таком способе ковки такой меч ничего не боится, кроме холода. А на морозе он ломаться будет. Представляешь, если опять они к нам сунуться… А так пускай между собой воюют.
Станята, услышав такое, даже взвизгнул от восторга.
Деян продолжил:
- Барух сказал, что этот меч он продаст больше чем за триста византийских солидов, а рабы на базаре продаются от двадцати до шестидесяти солидов. Да за эти деньги нас бы давно выкупили. Может доделаем тот меч, о котором не знает Барух, продадим и выкупим себе свободу?
Людота усмехнулся:
- Ты зарежешь курицу, которая несет тебе золотые яйца? То-то и оно. И нас, я думаю, никогда не продаст, да, мне кажется, он и не отпустит нас, когда мы сделаем эти проклятые восемьдесят мечей.
- Что же делать-то?
- Не знаю. - Покачал головой Людота.
- Может убежим? -Встрял в разговор Станята.
- А что? - Подхватил идею Деян. - Давай доделаем кинжалы и меч, продадим, купим коней и только нас и видели.
- Не спеши. Надо все обдумать, кинжалы и меч доделать, покупателя найти, коней достать.
- У Рашида купим. Я его иногда на базаре вижу.
- Давайте доделаем поскорей. Я вам помогать буду. - У Станяты загорелись глаза.
- Вот с утра рано вставай и помогай. - Заулыбался Людота. – А на сегодня сделаем отдых.
- А теперь, - продолжил Людота, - закрывай дверь, - мыться будем.
Дверь в кузню закрыли, все разделись, и Людота большими щипцами взял один из раскаленных докрасна камней, которые нагревались у горна, и бросил в чан с водой, затем еще, и еще… От этого поднялся такой сильный пар, что всех троих обдало жаром. Наслаждаясь этим жаром все трое завопили от удовольствия.
- Эх, сейчас бы березовый веник сюда... - Заметил Деян.
Вымыв Станяту и выпроводив его из кузницы, Людота и Деян с наслаждением еще поддали парку и попарились вдосталь.
Вымывшийся Деян вышел из кузницы и услышал шепот Станяты, как обычно сидевшего на крыше:
- Деян!
Деян глянул вверх и увидел взволнованного Станяту, одной рукой зовущего к себе Деяна, а палец другой прижался к губам, означая не шуметь.
Деян осторожно залез на крышу. Станята молча указал на соседний сад. Там, уткнувшись в согнутый локоть, лежала на траве девушка и громко рыдала. С юношеской безрассудностью Деян спрыгнул с крыши в соседский сад и бесшумно, как кошка, пригнувшись, чтобы его не заметили, двинулся к плачущей девушке. Девушка рыдала, не замечая ничего вокруг. Деян осторожно коснулся ее плеча. Девушка встрепенулась и по инерции загородила лицо накидкой из тонкой ткани, закрывающей волосы и шею, но оставила открытыми заплаканные в слезах глаза.
Перед Деяном сидела довольно миловидная девушка с огромными черными глазами. На ней было надето несколько платьев сразу, и их широкие рукава разной длины с красивой вышивкой по краям, выглядывавшие один из-под другого, смотрелись очень эффектно. Девушка была сравнительно молода, так как видно было, что ее грудь еще не оформилась. Деян понял, что девушка замужем, так как две ее косы были заплетены перед ушами и немного выступали из-под головного убора, а незамужние девушки носят косы сзади. Обычно арабские женщины украшают себя серебряными поясами, ручными и ножными браслетами, кольцами и серьгами, но, несмотря на то, что на девушке была дорогая одежда, на ней не было ничего из украшений.
Девушка немного отошла от испуга. Перед ней сидел, не предпринимая ничего угрожающего ей, молодой широкоплечий парень с милой улыбкой на лице. Волосы у него были светлые, а глаза, о чудо, - голубые. Он сидел, смотрел на нее и улыбался, и от этой улыбки веяло таким спокойствием, что девушка непроизвольно улыбнулась.
- Ты кто?
- Я? Мое имя Деян. Я живу там, - и Деян мотнул головой в сторону забора. Мой хозяин Барух. Но скоро я буду
