Окуньки

I
Анатолий, подойдя к своей уже не новой, но вполне сносной «Волге», увидел, что выезд ему заблокировал огромный «Лэнд крузер». «Ну, ты ексель-моксель! – подумал он и направился к внедорожнику.
– Ребята, – вежливо обратился Анатолий к сидящим молодым парням на первых сидениях, – освободите, пожалуйста, проезд.
Тот, что был за рулем, презрительно осмотрел Анатолия с ног до головы и процедил сквозь зубы: «Да пошел ты, папаша». Слово папаша он как-то по-особому выделил, отчего оно приобрело  оскорбительный характер. Второй неприятно засмеялся. У Анатолия внутри все вскипело от возмущения, а перед глазами появился километражный столб с цифрой девять. Он уже знал, что это такое и быстро взял себя в руки.
– Не знаем мы, как отзовется наше слово, – с металлическим оттенком в голосе произнес Анатолий.
– Да ладно, Артем, – сказал тот, что только что смеялся, – пропусти папашу, не видишь, на кладбище торопится.
Теперь смехом залился сидящий за рулем, однако он завел мотор и внедорожник  тронулся с места. Анатолий быстро сел в свою машину, и поехал вслед за грубиянами. «Лэнд крузер» направлялся в сторону загородной трассы, по которой располагался небольшой поселок, где проживал Анатолий. И хотя внедорожник ехал на небольшой скорости, Анатолий обгонять его не спешил, держась на приличном расстоянии. Навстречу внедорожнику появился автобус. Когда они уже почти поравнялись, из-за автобуса вынырнул на встречную полосу «КАМАЗ». Водитель «Лэнд крузера», чтобы избежать столкновения, резко свернул вправо. Высоко стоящий японский вездеход не был рассчитан на такие маневры и завалился на бок. «КАМАЗ» не останавливаясь, промчался дальше, оставляя за собой шлейф черного дыма. Проезжая мимо лежащего японского чуда техники, Анатолий увидел километражный столб с цифрой девять.
– Простите, ребятки, не хотел я. А вы, – погрозил  он к кому-то вверх, – не шалите.
Анатолий прибавил скорость. Перед его взором проплывал мир богатой сибирской природы, пробуждающийся от зимней спячки. Деревья светились в лучах весеннего солнца, словно модницы в предвкушении нового наряда  Стаи птиц осыпали собой ветки деревьев, прикрывая их наготу. «И вправду весна подобна женщине, – размышлял Анатолий, –  долго думает, прежде чем надеть новые одежды». Наслаждаясь всеобщим оживлением природы, он доехал до своего дома. Дом  находился на обрыве, с которого открывался завораживающий вид сибирской реки, покрытой туманной дымкой. Неподалеку пригретая солнечным теплом, одиноко стояла высоченная сосна, как маяк с обрыва сигнализирующая потерявшим надежду путникам о нахождении их счастья. Анатолий вышел из машины, подошел к сосне. «Здравствуй, родная, – сказал он, поглаживая рукой по шершавому стволу. Сосна в знак приветствия осыпала его дождем пахучих иголок. Анатолий почувствовал энергию, исходящую от дерева, которая передалась ему в приливе сил. Он отошел от сосны на несколько шагов и, повернувшись к ней, низко поклонился. «Благодарствую», – тихо прошептал он. Заслужить уважения и любви гордого, своенравного дерева, но при этом преисполненного великодушием и добротой, каким является сосна, дано не каждому. Она может простить любые человеческие недостатки, кроме злобы и агрессии. Таких людей она старается оттолкнуть от себя и даже изгнать из леса, где растет. Сосна приближает к себе немногих, но того, кого она приняла, она щедро одаривает своим теплом и делится с ним энергией.
Анатолий подошел  к воротам, открыл их, загнал машину во двор и зашел в дом. Наскоро переодевшись в рабочую одежду, взял лопату и полез на крышу. Слежавшийся снег стоило только подтолкнуть, как он катился по пологой крыше. «Последний уже в этом году», – подумал он, смотря на падающие вниз комья подтаявшего снега,  играющего в лучах солнца. Затем долго откидывал снег от дома. Разбросав его по двору, он отдыхал, облокотившись на черенок лопаты, наблюдая, как под теплыми лучами прямо на глазах образуются лужи.
– Иваныч, ты дома! – услышал он голос соседа с улицы.
– Дома, Семен, заходи!
Из открывшихся ворот появился коренастый мужик с ведром в руках.
– Иваныч, ты по случаю…, –  он осекся, уставившись на лужу, в которой весело плескался воробей, – бензином не богат?
– Богат – не богат, а найдется. Не с богатством жить, а с людьми, –  взяв ведро у соседа, Анатолий направился в сарай.  
– Спасибо, Иваныч, выручил, – сказал сосед, когда тот вернулся с полным ведром, –  что-то у тебя рано весна началась,  – он кивнул на лужу, где плескались уже три воробья. – Я когда к тебе собирался, так у меня в ограде ребятишки в снежки играли… – И он в задумчивости вышел со двора.
Анатолий только сейчас вспомнил о своем утреннем желании скорейшего наступления весны.
Взглянув на солнце, он встрепенулся. Прислонив лопату к дому, направился за ворота, к сосне. Подойдя к величавому дереву, пережившему за свою жизнь не одно поколение людей и впитавшему в себя мудрость времени, Анатолий осторожно отломил небольшую корочку со ствола: «Не взыщи, если боль причиняю, уж сильно надо». Сосна понимающе качнула верхушкой кроны от внезапного порыва ветра. «Спасибо тебе», – тихо прошептал Анатолей и направился в дом. Налив в таз колодезной воды, он положил на водную гладь сосновую корочку и стал пристально смотреть на нее, застыл в ожидании. В руках появилось приятное покалывание. Он потер ладошки друг о друга и развел их в сторону. Между ними появилось шарообразное светло-голубое облако, которое тут же нырнуло в воду, вмиг засветившуюся бирюзовым цветом. Анатолий тихонько подул на корочку и она, оставляя за собой тонкий бурлящий шлейф, как от катера, быстро достигла другого конца таза.  
– Уф, – вздохнул Анатолий, вытирая рукавом выступивший пот на лбу.
Усталость после работы на свежем воздухе дала о себе знать, и он прилег на диван, погрузившись в приятную дремоту. Из расслабленного состояния его вывел телефонный звонок.
– Толя! – возбужденно кричал в трубку давний приятель Анатолия.  – Радость то, какая! Пашка золото взял!
Приятель был тренером подводного плавания.
– Поздравляю, знаю уже.
– Смотрел прямой эфир?
– Сорока на хвосте принесла, – уклонился Анатолий, – Павла за меня обними!
– Непременно! – и связь прервалась.
«Если есть возможность, всегда помогай людям», – прозвучал в его голове голос  бабушки. Эти слова он запомнил на всю жизнь.


II

В далекие послевоенные годы, только благодаря помощи друг другу, объединяющей всех в единый живой организм, выживал народ. Люди отрывали от себя последние крохи, не деля других на «свой» или «чужой». Своими в голодные времена были все. Трудности и беды сплачивали людей, как ничто другое.
Когда Анатолию было четыре года, соседи угостили отца рыбой, которую привезли от родственников из далекой деревни. Дело было зимой, холодильники были в большой редкости и, поэтому отец привязал холщевый мешок с рыбой к внутренней стороне окна.
– Бабушка, – упрашивал маленький Толя, – хочу с рыбкой поиграть.
Игрушек тогда почти не было, и дети сами искали, чем себя развлечь. Играли гайками, подшипниками, скрученными от брошенных агрегатов. Очень ценились осколки битой посуды из фаянса и фарфора, которые дети трогательно называли «орёликами». В общем, приспосабливали все, что было под рукой.
– Подожди, Толя, буду готовить ужин, тогда и поиграешь.
Весь день Толя провел в ожидании. И вот, наконец, счастливый момент настал. Бабушка вытащила из-за окна мешок с рыбой. Она положила рыбу в кастрюлю и поставила возле плиты размораживаться. А маленькому Толе дала двух окуньков и корыто с водой. Радостный Толя, взяв в каждую руку по окуньку, водил ими по воде, что-то сам себе приговаривая. Через некоторое время, бабушка заметила, что Толи у корыта нет.
– Толик! – позвала она. – Ты что, так быстро наигрался?
– Бабушка, – прибежал на кухню Толик, – рыбки сами играют!
– Как сами?  – бабушка заглянула в корыто и ойкнула.
В корыте живо плавали окуньки, словно их только что выловили из реки.
– Чудеса, – тихо произнесла она, – даже я такого не могу.
Только став постарше, Анатолий узнал, что его бабушка всю жизнь занималась знахарством. Возможно благодаря бабушке, его отец прошел всю войну без единой царапины.
– Ты Вань как заговоренный от фрицевской пули, – говорили боевые товарищи, когда тот чуть ли не единственный возвращался из боя.
– Пуля – дура! – добродушно отшучивался Иван.
 Бойцы, идя в заведомо тяжелый бой, пытались обмануть судьбу, меняясь с Иваном часами, портсигарами, зажигалками. Негласно считалось, что при обмене вещами, можно обменяться и судьбой. Такая игра на фронте назвалась: «Махнем не глядя». Солдаты устраивали очередность между собой, кому и когда меняться с Иваном. Он никому не отказывал, но помогало это, увы, не всем…
Когда Толе исполнилось пять, бабушка сильно захворала. Три дня лежала не вставая. Отец хотел вызвать врача, но та наотрез отказалась: «Не верю я этим порошкам, мы всю жизнь травами лечились. А если бог решит забрать, так и никто не поможет». Как отец ни настаивал, бабушка была непреклонна. В народе не зря говорят, что беда одна не приходит. В эти же дни, Толя, набегавшись с соседскими ребятишками во дворе так, что пот с него градом лил, пришел домой и залпом выпил кружку ледяного кваса. На следующий день воспалилось горло, он стал задыхаться, температура резко подскочила до сорока. В то время врачей в стране не хватало, и доктор пришел только на следующий день. Одного взгляда на доктора, ставшего мрачнее тучи, после осмотра Толи, было достаточно, чтобы понять, что дело безнадежное. «Двухсторонняя пневмония, да еще и гнойная ангина, – сказал он родителям на кухне, – похоже сделать ничего нельзя, готовьтесь». И хотя доктор старался говорить тихо, Толя ясно все услышал. На пике болезни  восприятие усилилось в десятки раз так, что он слышал тиканье часов у соседей за стеной. Из всего услышанного понял одно – он должен умереть. Ему стало страшно. Умирать он не хотел. Он провалился в забытье.
Ночью сознание вернулось. В комнате было темно, но он все отчетливо видел. Видел, как рядом сидят мать с отцом. Как они прижались друг к другу. Как они тяжело дышат. Как у них на головах появились седые волоски. Как на их лицах пробились глубокие морщины. Глаза их были закрыты. Они спали. На столе одиноко высился кувшин. Застывшие занавески броней прикрывали окно. Возле ног лежало полотенце, которое родители, смочив холодной водой, клали ему на лоб. Тишина  сковала все вокруг. Время остановилось. Толя смотрел в потолок. На нем мерцали звезды. Одна из них стала расти и вскоре застелила собой все небо. Мягкий голубой свет лился с нее, наполняя  комнату до краев. Лестница, усыпанная разноцветными камнями, уходила в бесконечность. Толя взбирался вверх. С высоты видел застывших родителей, спящую  клубком кошку, себя лежащего в кровати, смотрящего, как он поднимается в небо. Он приближался к краю небосвода. Голова толкнулась во что-то мягкое, и он вынырнул. Толя глубоко вздохнул. Чистый свежий воздух наполнил легкие. Дышать стало легко. Он огляделся. Вокруг стояли необычные дома, ходили высокие люди в серебряных одеждах, по воздуху летали невиданные машины. Земля была