Теоскоп

Жил да был один то ли физик, то ли химик, в общем – естествоиспытатель. Недаром в названии этом слышится «пытатель естества», потому что природу он допрашивал с пристрастием: а как ты, природа, устроена, да отчего в тебе винтики один за другой цепляются? Известно, как они, ученые эти, над природой глумятся, спросить натуру напрямки не могут, так по косвенным признакам бьют: разгонят какую-нибудь инфузорию на ускорителе и пялятся в свои приборы, а там кроме безобразных кривулин ничего-то и нет.  Это вроде как если бы какой мужик захотел в женскую баню заглянуть, а вместо того собрал бы билетики, выброшенные контролером в урну у входа, и стал бы слюни пускать, воображая, что там, в бане, творится.  В общем, плохой человек, не наш.

Но вот дочка у него была – отрада сердцу. Бывает, что яблоко от яблони укатывается далеко: яблоко ведь круглое. И дочка у него была кругленькая, да не дура: окрутила семинариста, да и вышла замуж, а тот, понятное дело, через какое-то время попом стал.

И вот папаша с зятем вечером за рюмочкой беседуют, всяк свой метод хвалит. Да-да, поп – он тоже человек, и когда не пост, то может себе позволить, тем более с  тестем, оскоромиться. И такой этот поп ловкий да речистый оказался, что и года не прошло – стал этот физик-химик задумываться: а вдруг и в самом деле Бог-то есть? Ведь устроил же кто-то в мире все так разумно, что каждый атом свое место знает, и ни один не жалуется, что  не по правилам живет. Да и сам он подозревал давно, что все, что ученый люд законами природы кличет - это и не законы вовсе, а так – подзаконные акты, а Главный закон, Конституция, так сказать, от человека сокрыт. А раз так, то должен быть и Верховный совет, что законы эти составлял, и Председатель, и глава исполнительной власти в одном лице – ну, вроде как президент, только еще круче.

Да, забыл сказать: звали нашего героя Семен Семенычем.

Засел Семен Семеныч за расчеты, прочел множество книг, набросал кое-какие гипотезы – в чем-то убедительные, а где-то и излишне смелые, и понял, что укрылся Создатель за потенциальным барьером невиданной высоты, но не беспредельным, и что, коли умело туннельный эффект применить, то можно к нему пробиться. Тогда нашел он спонсора. Звали спонсора, скажем, Козаностров. А настоящее имя вам знать нет надобности.  Был Козаностров тертый мужик, понимающий. Что понимающий, спросите? А что скопил от трудов своих неправедных непомерную сумму, и коли придется перед Высшим судом ответ держать, то и крыть-то нечем. Конечно, посредникам он то на новый храм подкидывал, то еще как-то подмазывал, но знал, что посредник до семидесяти процентов отката берет, а есть ли у него выход на Самого – то неведомо никому. И вот решил спонсор, что если у Семен Семеныча дело выгорит, то и он с Самим напрямую за жизнь перетрет и, глядишь, сумеет на Том свете обеспечить теплое местечко с видом на Биг Бен.

В общем, денежка закапала и начал Семен Семеныч строить большой адронный теоскоп, а по простому – богогляд электрический с пятикратным оптическим зумом. Ой, сколько же туда всего ушло – одной проволоки два вагона, да микросхем полторы тонны, трансформаторных будок десяток,  два утюга и одна сковорода «Тефаль» с тефлоновым покрытием. Но зато уж и вышел теоскоп на славу: блестящий, большой, из трубок пар идет, лампочки горят и мониторы всеми цветами играют.

Но вот наступил день открытия теоскопа, сбежались журналисты с камерами, приехал олигарх – благодетель, зять в рясе окропил богогляд святой водой, а Семен Семеныч речь сказал о том, что широко простирает наука руки свои куда не след. И вслед за тем  подошел к главному рубильнику, нажал на красную кнопку, провернул штурвал, разбил бутыль шампанского о борт – и загудели трансформаторы, побежали шустрые байты по микросхемам, накалилась сковорода. И пробился потенциальный барьер, возник в нем квантовый туннель глубже и длиннее, чем под Ламаншем.
Журналисты блицами засверкали, камерами застрекотали, блокнотиками зашуршали, а один даже чуть в туннель не упал, но его вовремя подхватили. Тут и секьюрити опомнились, оттеснили лишних от входа, а Семен Семеныч, зять его с попадьей и Козаностров одели диггерское снаряжение и  в туннель отправились, к свету, о котором всякий свежий покойник может рассказать.

Вот идут наши герои по туннелю, дивятся, как ловко стенки у него прочнейшими матрицами Гейзенберга укреплены, своды дельта-функциями подперты и пол уравнениями Шредингера выстлан, и видят вдруг, что впереди тоннель натрое разделился. Поспорили они, куда идти, и решили, что всяк своим путем направится. Козаностров пошел налево, потому что смолоду был ходок. Семен Семеныч пошел прямо, ибо был душой прост и легких путей в науках не искал. А зять его с попадьей пошли направо, как к праведности склонные.

Долго ли, коротко ли шел Козаностров по туннелю, а кончился он. И видит олигарх перед собой как бы куст, а в нем сияние невыносимое. Упал Козаностров на четвереньки, заплакал от умиления и спрашивает:

- Ваше сиятельство, а будет ли мне снисхождение после того, как конкурентов по миру пускал, врагов в асфальт закатывал, дорогу на красный свет переходил? А я уж не поскуплюсь, каждому попу в нашем приходе – по золотому кресту на пузо, две купели кагора поставлю и ладана вагон прикачу…

Тут раздался в сиянии хохот, и показалась из света рука с поднятым средним пальцем. И все погасло.

Встал Козаностров с четырех мослов и побрел обратно.

А в то время Семен Семеныч до конца туннеля добрался. И увидел там первозданный хаос, в котором любая форма сама себя воплощает, и царит Полное беззаконие, и все разрешено, потому что нет запретов. Но сталкиваются беззакония друг с другом, и возникают на их границах разделения полномочий, а из них  поднимаются над хаосом первичные законы, такие простые, что и сказать нельзя. А дальше на каждый закон есть разъяснения и ограничения, и инструкции к употреблению, и принцип прецедента. И так – все дальше и выше, а в конце – Закон о всеобщей воинской обязанности и неписанные правила отстегивания и подмазывания, которые и есть венец стройной иерархии бытия. И задохнулся Семен Семеныч от восторга перед простотой и необъятной самомудростью мироустройства, а потом пошел к выходу.

Тут и зять Семенычев, и жена его до конца туннеля добрались. И вышла им навстречу улыбающаяся Дева со щекастым младенцем на руках, и попросила оглянуться. Оборотилась наша пара назад, а там самих себя углядели, с детьми, у дома с резными ставнями и садом под окнами, церковью на взгорке, речкой в низинке и дорогой над ней, и дороге той конца видно не было.

Вот вскорости встретились они все и заспорили: кто что видел? Так ни о чем и не договорились и решили, что журналистам ничего не скажут. И не сказали.

Прошло время. Козаностров продал два асфальтовых и один нефтегонный завод, деньги раздал кому ни попадя, теперь живет в простом особняке на Рублевке, курит «Приму» и подпоясывается шнуром от занавески.

Зять семенычев с женой уехал в деревню. Служит в церкви, отучает прихожан от водки и матерщины и растит двоих детей.

А Семен Семеныч разобрал теоскоп, потому что превзошел мудрость мира и больше ничего нового узнать не рассчитывает.

Не верите, что так оно и было? Ну так сходите к Семен Семенычу: у него до сих пор на кухне та самая сковорода «Тефаль» стоит. С тефлоновым покрытием.

Но вот боится автор, что сейчас читатель ножкой топнет гневливо и скажет: «А где мораль? Мораль давай!». И стыдно автору, потому что нету у него готовой морали для такого случая. Уж как-нибудь сами придумайте.