Степан пробирался на юг, избегая полей с житом, набирающим колос, и теряя счёт дням. Всё чаще леса чередовались с открытым пространством, по которому можно передвигаться только ночью. Опасность быть пойманным усилилась. Усталый, оборванный и голодный он вышел к тракту, вдоль которого тянулась дубрава. Степан сорвал жёлудь. Крепкий. Да и не свинья же он. Хотелось есть, но рано: ел он один раз, в полдень. За пазухой был узелок с краюшкой хлеба. Он время от времени прикасался рукой к этому малому бугорку, что давало ему силы идти дальше. А куда? Он и сам не знал. Лишь бы не поймали, не запороли до смерти.
Вдруг впервые за долгое время послышались, человеческие голоса, много голосов, гам – не различишь слов – и лязг желез. Он спрятался за толстое дерево и стал смотреть на дорогу. Гнали заключённых. Но, должно быть, там что-то случилось. Орали конвоиры, возмущались каторжники – у них изуродованные лица, ноги в кандалах. Конвоиры, гарцуя на конях, стреляли по деревьям. Степан убрал голову и приник спиной к стволу дуба. До него донеслись крики охранников:
– Стой! Стрелять буду!
– Держите, держите злодея!
– Стройтесь, псы поганые!
– Кажется, подстрелил, Ваше благородие!
– Если не убил, то ранил. Всё равно подохнет, вошь беспортошная!
– Поспешай! Поспешай!
Этап тронулся. Степан стоял, не шевелясь, пока не стих звон кандалов. Надо идти, и главное – незаметно пересечь тракт. Вдруг хрустнула ветка. Он настороженно замер. Показалось? Сделал несколько шагов, наступил на грибное семейство и упал, плашмя, на спину. С трудом поднялся – видимо, зашиб поясницу. И вздрогнул от неожиданности, услышав совсем близко голос. К нему подходил юркий чернявый парень его лет, похожий на цыгана. На ногах – обрывки цепей.
– Ай, медведь неуклюжий! – весело воскликнул он.
– Ты кто? – напрягся Степан.
– Кто, кто? Дед Пихто! Беглый я, – он приподнял ногу. – видишь оковы! Разбить их надо и бежать, пока не одумались. А ты кто?
Степан понял, что парень – его поля ягода:
– Тоже беглец. Ушёл от барина.
– Значит, надо вместе держаться. Пошли со мной на Дон! Там воля!
– Воля, – мечтательно повторил Степан.
– Тебя как зовут-то? – продолжил разговор парень.
– Степаном кличут. А тебя?
– А я Фрол. Ну, давай, товарищ, помогай!
Степан нагнулся и попытался руками разогнуть железо на сбитых ногах каторжника. Фрол рассмеялся:
– Что ты руками? Богатырь нашёлся. Да ты камень поищи, у дороги их много. Был бы нож, можно б звенья цепи-то разогнуть.
На удивление Фрола Степан вытащил из-за пояса кинжал с украшенной рукоятью и начал им орудовать.
– Откуда такой? – заинтересовался Фрол. Степан промолчал.
– Ой, больно! Осторожней, медведь!
Наконец, кандалы спали. Фрол довольно потёр ноги. Степан увидел на левой щиколотке ранку, глянул на Фрола.
– А как ты думаешь в железах идти, легко ли?! – бодро воскликнул тот и предложил:
– Ну что, пойдём? Только в одно местечко заглянем. Это близко.
Их путь пролегал по знакомым Фролу окрестностям. И не так далеко – Слёзки. Сидючи в каморе пересыльной тюрьмы, он перебирал все места, где Авдей мог укрыть сокровища. Представлял, куда бы он сам мог спрятать ценный мешок. «Думай, думай, Фролка, – говорил он себе, – вдруг сбегу по пути на каторгу, и тогда мне очень пригодятся денежки». И однажды, уже после оглашения приговора, перебирая в памяти разговоры с Авдеем, вспомнил одну из последних бесед о каторжниках. Тот рассказывал, что в детстве повстречал в лесу могучий дуб, вернее, три сросшихся дуба. В одном из стволов было нижнее дупло, по которому можно было забраться наверх и выйти через другое, верхнее дупло или через дупло соседнего ствола. Авдей мальчишкой часто играл в дереве. «Но однажды, – рассказывал он, – я пришёл туда и только просунул голову в дупло, как увидел в нём отвратительное страшилище, обросшее волосами, худое и грязное. Это существо было без носа и языка. Оно мычало и показывало на рот. Я подумал, что оно хочет меня сожрать, очень испугался и – стрелой домой. Об этой встрече поведал отцу».
– Беглый каторжник это, пугачёвец, не иначе. Ты, сынок, не ходи туда, – предупредил он меня, – опасно это.
– Страх, какой для дитяти, - посочувствовал товарищу Фрол.
– О тоже. Чуть со страху не помер.
– И что ж с ним стало?
– Не знаю. Я даже думать о нём боялся. А ты о Пугачёве слыхал? Я помню, малец ещё был, как ему анафему в церквушке нашей, в имении, провозглашали. Согнал барин всех крепостных. Поп из уезда приехал и прочитал царский указ, а потом он, дьячок и причетник замогильными голосами запели: «Анафема! Анафема! Анафема!». Дети заплакали, бабы тоже начали реветь. Я выскочил тогда и домой. Забился под полати, ели вытащили. Потом именем разбойника пугали непослушных ребят у нас в Слёзках. И я так был напуган, что больше в том месте не бывал. Может быть, и сейчас стоит этот дуб за старой мельницей и устрашает ребятишек.
Фрол тогда же и решил, если выпадет случай оказаться рядом со Слёзками, обязательно проверить дупло.
Шли новые знакомые не более часа. Остановившись на опушке дубравы под раскидистым деревом, Фрол кивнул на него Степану:
– Ты посиди тут, я скоро.
Степан уселся под деревом и, посмотрев в след Фролу, развязал жалкий узелок с кусочком хлеба, луковицей и щепоткой соли. Вздохнул и завязал узелок снова. Ныла ушибленная спина. Степан вытянулся на мягкой, густой траве и сразу уснул.
Удивительное дело, Фрол нашёл старую мельницу довольно скоро. Крадучись, озираясь по сторонам, перебрался через открытое пространство. Мельница стояла когда-то на речке. Но лет пятьдесят как речка та высохла, строение обветшало и рассыпалось. Страшно было подойти к нему близко: вот-вот завалится совсем. Где же дуб? Обойдя мельницу кругом, он увидел в полуверсте полоску зелени. Всё так же, с опаской, двинулся к ней. Шёл долго, прислушиваясь и пригибаясь к высоким луговым травам. «Наверное, здесь и есть русло реки, – подумал он. – А лес был на другом берегу».
Дуб он увидел сразу: огромный, десять человек не обхватят. Старый кряжистый. Так и есть – три сросшихся ствола! Сердце гулко стучало, ладони намокли от волнения. Пан или пропал! Неужели догадка зряшная? Ай, не робей, воробей! Так, дупло есть. Ба, да тут целая пещера! Но сокровищ не видать. Что, Авдей – дурак, чтобы на виду их оставить? Нет! Дупло уходит к вершине. Фрол, цепляясь за коряги, полез вверх. Никаких ответвлений, а над головой уже круг дневного света. Разочарование охватило его. Потом пришли мысли. Что сделал бы он, чтобы скрыть схорон? Забил бы ответвление чем-нибудь, сухой травой, к примеру, дёрном, мелкими ветками. Фрол спускался вниз и внимательно осматривал стенки дупла. Ткнул кулаком подозрительную труху, и сразу же открылся ход в дупло второго ствола – есть! Он пролез и увидел впадину… В ней лежал мешок. Тот самый – барина!
Выйдя на божий свет, Фрол торопливо развязал находку. Ассигнации! Золото! Серебро! И барскую табакерку Авдей, стервец, прихватил!
Фрол явился перед Степаном радостный, с заплечным мешком. Похлопал ласково по нему.
– Ну, всё, пошли, Стёпа. Теперь не пропадём. Поесть-попить будет на что.
Степан с подозрением посмотрел на него:
– Тать?
Фрол рассмеялся, озорно тряхнув кудрявым чубом:
– Да что ты, что ты? Шёл, шёл и нашёл.
– Где ж такое добро валяется? – спросил недоверчиво Степан.
– А тебе, Стёпа, лучше не знать про сие. Ты ж мне тоже не сказал, откуда у тебя кинжал. Давай лучше поменяемся. Я тебе табакерку с камешками, а ты мне кинжал.
– Не-а. Зачем мне она. Что я барин-боярин? Я не нюхаю табак. А кинжал мне самому нужен.
– И то, правда, – согласился Фрол. – Ладно, а теперь пошли на вольный Дон. Там много таких, как мы…. От несправедливости люди бегут…
– А земля там есть?
– А как же, земли много, сколько хочешь…. Не хватит на Дону, пойдём в Задонье.
– Это к черкесам?
– И там живут люди.
– Только, давай, Фрол, поедим, у меня немного хлебца есть, – Степан полез за пазуху.
– Да тут и птахе малой не хватит, – скривился Фрол, посмотрев на краюшку.
– Что есть, то и будем есть.
– Благодарствую. А погоди, скоро и я тебя угощу. Вот доберёмся только до хлебных мест, до воли.