С ней ничего не происходило. Она жила так, как жила. Ничего нового или необычного. Каждый день, похожий на предыдущий, каждая ночь, зачеркнутая днем.
И вдруг...
Тоненько-тоненько откуда-то сверху прозвенело: динь-динь-динь. Потом еще раз, настойчивее: динь-динь-дииииинь. Потянувшись, она нажала на кнопочку телефончика – «ну, уж хватит тебе! слышу, что звонишь, знаю, что нужно вставать, молчи, дурачок!» И заулыбалась, вспомнив сон... Самое главное, что сон был вещий!
В их семье существовало поверье: по материнской линии младшей девочке в семье передается дар разгадывать сны, предсказывать погоду и – об этом сообщалось зловещим шепотом, непременно в ванной комнате, под звук льющейся из крана воды – читать мысли людей.
Маша редко вспоминала о дарованной ей свыше или сниже малости – обходилась сонником, прогнозом погоды от профессора Беляева и чтением обычных, в переплете с бумажными страничками или электронных, с отсвечивающим экраном, книг.
Утро пятницы, тринадцатое. Она даже мысленно руками всплеснула. Получилось не так, как у бабМаши – та обычно звонче удивлялась, когда что-то сваливалось на семью «как снег на голову» – или новость какая, или известие, или слух, а то и сплетня.
Воспоминание о сне не давало покоя. Она видела каждую деталь отдельно и всю картинку целиком: длинные полочки вдоль стены, себя, придирчиво осматривающую выставленную обувь, секундное колебание при виде – наконец-то! – нужной пары, примерку, притопывание, ощущение удовольствия от приятного облегания мягкой кожи...
– Ну, как вам? Пройдитесь!
– Очень удобно! Моя бабушка в таких случаях всегда говорила: «Нога – спит!»
Она и без сонника знала: примерять обувь – к замужеству. И сон был вещий. Как наследница необыкновенного дара, Маша определилась на раз! Значит, в ближайшее время она будет невестой. От внезапности прозрения ей сделалось плохо: она резво вскочила с кровати и побежала в туалет. И там, уединившись от посторонних шумов и запахов, вдруг представила себя рядом с ним... Брют... Брют – ее жених?!? Разве такое возможно?
Воображение нарисовало горницу с половицами, отчищенными песком и проступавшими белесыми островками из пестрых веселеньких тканых дорожек, стол, заставленный яствами, и купленную к оговоренному дню чудну́ю мягкую лавку – софу. За столом восседали важно дядька с окладистой седой бородой и наряженная во все новое и богатое тетка. Расчерченная на клетки яркая понева цвела на ее бедрах подобно герани на подоконнике. Наряженная тетка – его мать, – сразу поняла Маша, едва выглянув из-за занавески, отделявшей горницу от кухоньки.
– Ваш товар – наш купец! – солидно произнес дядька.
– Нееет! Не бывааать этому! – вдруг заголосила тетка.
И голос профессора Беляева ласково, но строго досказал: «...среда и пятница издревле считались неблагоприятными днями для брака, поэтому на эти дни нельзя было намечать никаких мероприятий, связанных со свадьбой. Число 13 также относили к неблагоприятным, поэтому строго следили за тем, чтобы традиция сватовства и сама свадьба не выпадали на тринадцатое число».
«Динь-динь-дииииинь», – пропел колокольчик. Маша, не открывая глаз, протянула руку к телефону. Звонил Брют. Они договорились встретиться у торгового центра, в витринах которого зимняя коллекция одежды еще не полностью вытеснила осеннюю.
– Куда мы идем? – Маша немного нервничала – то ли из-за, то ли благодаря. Него и ему, Брюту.
– На примерку!
– На примерку чего?
– На примерку тобой.
– На примерку мной чего? – тут она остановилась на секунду, чтобы поправить сползшую с плеча сумку и сообразила:
– Кремовые сапоги от Valentino, украшенные кристаллами Swarovski?
Брют взглянул на нее удивленно, хмыкнул.
Даже с завязанными глазами Маша нашла бы эту пару и могла сказать без примерки: это ее размер, но Брют настоял, и она, присев на банкетку и сняв свои осенние ботиночки, ловко натянула высоченные сапоги, незаметно погладив рубиново-красные кристаллы на замшевой отделке.
– Нравится? – Брют опустился перед ней на одно колено и, взяв за руку, надел на палец перстень, блеснувший крупным камнем. – Будь моей женой!
– Ну, как вам? Пройдитесь! – молоденькая продавщица не могла скрыть заинтересованности.
– Мы уходим!
– ...но ты не расплатился!
– Расплатился.
– Заранее?
– Заранее.
– Откуда ты знал?
– Видел сон.
– Не может быть!
– Может быть!
– Что это за камень?
– Солитер.
Маша начала нервно хихикать. Он истолковал ее смех по-своему:
– «Solitaire» по-французски означает отдельный от других, одинокий, уединенный... Соответственно, и бриллиант, вставленный в оправу без других камней и других украшений, также называется «solitaire». Это перстень моей матушки. Она получила его в подарок от отца, когда он сделал ей предложение и, соответственно, моя матушка стала его невестой...
Маша заметила, что Брют дважды повторил слово «соответственно». Волнуется? Она ни в чем не была уверена, поэтому спросила:
– А отказ от предложения... ээээ... соответственно, возможен?
– На каком основании?
– На основании... что... что он очень вели́к, – и в доказательство она покрутила перстень, быстренько сняв его с пальца.
