По телевизору выступал Президент Украины Янукович. «Я призываю Вас к миру», - вещал он. Мне показалось, что он издевается:
- Кого он призывает? Я дома с миром и так. А тем, кто бушует в Киеве, призывы до лампочки.
В отличие от пылающего Киева, на Донбассе было пока ещё всё спокойно, но люди уже определились в своих предпочтениях: кто за Майдан, кто против. Многие сочувствовали «беркутовцам», однако были и такие, кто поддерживал перемены. Для меня же было очевидно, что если не остановить это безумство сразу, то ничем хорошим оно не закончится. А кто должен был остановить, как не Президент?
Я с тревогой следила за новостями. События быстро нарастали, и хотя они были похожи на раскаты грома где-то далеко, чувствовалось, что ливень неумолимо приближается. И покатилось: Президент сбежал, в Киеве праздновали «победу», у нас, в маленьком городе тогда ещё Донецкой области, собрались на первый митинг. Пока ещё малочисленный, состоящий из казаков, священника и рабочих, но уже, заявляющий о своей позиции, резко отличающейся от киевской. «Ленинопада» у нас не случилось, памятник Ленину взяли под охрану. Потом референдум на отделение от Украины, куда пришли все, кого я знала, показал, что позицию отрицания «новой» власти поддерживают многие. Позиция, за которую пришлось расплачиваться кровью. События в Славянске – первая ласточка.
Мой третий муж, гражданин России, звонил каждый день, и кричал: «Выезжайте! Что вы там сидите?», но дочь заканчивала восьмой класс, и мы решили остаться до июня. Хотелось верить, что на Славянске военные действия закончатся, но когда начали бомбить Луганск, а позже Донецк, стало понятно, что нет, не закончатся. Многие выезжали, многие оставались. Дочь уезжать не хотела, с моим мужем она была в напряжённых отношениях, поэтому мне и приходилось уже четыре года жить на две страны. Понимая, что семейные дрязги сейчас не самое главное, я пыталась её переубедить.
- Что вы решили, ехать? – спросила меня мама, живущая в соседнем городе.
- А ты? С нами?
- Куда я бабку дену? Как будет, так будет.
Мама с бабушкой осталась в Иловайске, мы уехали в Россию. Предположительно на две недели, как оказалось, многие думали, что за это время война закончится, так хотелось верить. Но прошёл месяц, два, пошёл третий, события только нарастали. Отношения в семье не складывались: муж старше меня на двадцать лет, авторитарный человек, дочь-подросток, я тоже не подарок по характеру. Трения почти каждый день. Новости с Донбасса тоже не радовали, к тому же я забыла загранпаспорт, что не давало оформить здесь РВП. Мама звонила каждый день: «Не вздумайте возвращаться», дочь канючила: «Давай вернёмся», муж спрашивал: «Когда пойдёшь работать?», я хотела обратно в ДНР. Бои были под Амвросиевкой, но отдельным автобусам ещё удавалось там проезжать. Я попросила маму передать водителем мой паспорт. Она согласилась.
Мы подъехали к автостанции Ростова. Когда приедет Донецкий автобус, знали приблизительно, все просто надеялись, что он вообще доедет. Он приехал с опозданием. Не слышала, его объявляли или нет, но увидела людей. Достаточно было взглянуть на лица, чтобы понять они «оттуда». Глаза, очень серьёзные, и с какой-то затаённой болью. Люди – другие. Мы подошли к водителю автобуса, подбежал корреспондент.
- Можно проехать обратно? – спросила я, забирая паспорт.
- Не рискуйте, там тяжёлые бои идут, - ответил водитель.
На обратном пути из Ростова в Краснодарский край я несколько раз пыталась дозвониться до мамы. На пятый раз она ответила:
- У нас начали бомбить. Я только успела договориться с водителем, как включили сирену. Домой еле добежала.
В трубке пошли гудки. Связь прервалась. С тех пор дозвониться стало тяжело. Разговор был обрывками, содержание примерно такое:
«Стреляют сильно. Где лучше спрятаться? Может под кроватью?»
«Сидела в подвале, осколок пролетел почти рядом».
«В дом попало, но не сильно, баба в другой комнате лежит. Жива».
«Бабка остаётся дома. Я сижу в подвале с соседями. Не вздумайте сюда ехать».
Потом связи не было неделю. Что думать? Живы? Убило? Ранило?
Позвонила подруга, наш город в центральном районе тоже бомбанули. Они как раз были дома, от взрывной волны вылетели стёкла. Соседний дом пострадал больше.
- Двор, как в сорок первом. Выезжаем срочно всей семьёй в Питер. Сказали, там примут, но мама остаётся, - сказала она.
Так у многих, кто с детьми – выезжают. Но мамы остаются…
- Я поеду туда, - говорила я мужу.
- Куда ты поедешь? Сиди, здесь твоя дочь. Или ребёнка туда потащишь? – злился он.
- А вдруг там ранение, и нужна помощь? И выехать ей нельзя, бабка лежачая.
- Да жива ли она? Дом уже, наверное, весь изрешетило.
- Хоть бы кому-нибудь дозвониться. Сколько дней ничего не известно!
Такие разговоры с мужем оптимизма не добавляли. Оставалось молиться и надеяться.
Через семь дней появилась связь с Иловайском.
- Бабка жива. Мы сидим в подвале, питаемся одними помидорами. Стреляют не переставая. Ты не представляешь, что творится. Страшно! – говорила мама.
Ну, слава Богу, обе живы! Уже хорошо. Хотя понимаю, что так повезло не всем.
Если на счёт мамы, я успокоилась, то в семейной жизни было всё напряженно, складывалось с трудом, да и лето уже почти прошло, надо было решать что-то со школой. Дочь хотела вернуться, но занятия отложили до октября, и было неизвестно, начнутся ли они потом. Выпускной класс, год терять не хотелось, решили идти в школу здесь. В городской администрации предложили ехать в Тюмень по программе переселения, но в станице, недалеко от города, приняли очень хорошо, люди оказались доброжелательными: и директор, и учителя вошли в наше положение, и оформили ребёнка в 9 класс. Однако, ссоры с мужем продолжались, сначала по мелочам, затем перерастая в крупные скандалы.
Через неделю начала учебного года, произошло то, чего я боялась. В гневе муж кричал: «Собирайся и уезжай!». Мы собрались и уехали. Поезда к нам уже давно не ходили. Через Ростов на автобусе можно было, но приехав с пересадками на автовокзал, узнали, что билетов нет: многие беженцы в сентябре возвращались обратно. Я прогуливалась мимо платформы, не представляя, что делать дальше.
- Куда едете? – окликнул меня водитель маленького автобуса.
- В сторону Макеевки, - ответила я.
- У меня здесь пассажиры - семья, тоже туда. С пересадкой можно добраться.
Я заглянула в открытую дверь автобуса. Молодая женщина с двумя детьми и её муж не вызвали подозрений. «Ладно, рискну», - подумала, и согласилась.
Мест в автобусе не было, я кое-как вместилась на заднем сидении, дочери дали табурет. Доехав до конечной станции, все россияне вышли, остались только мы.
- У меня знакомый – перевозчик. Перевезёт Вас через границу, только сейчас темно, уже комендантский час начинается. Переночуете у него до утра, - обратился к нам водитель.
Мы переглянулись, но узнав цену за перевоз – согласились. Из калитки частного дома вышел полноватый мужчина восточной наружности. Я напряглась: темнеет, мы не известно где, не понятно с кем.
- Не переживайте, - словно читая мои мысли, сказал мужчина. – Переночуете, поужинаете, а завтра утром доставлю Вас на ту сторону. У меня жена украинка. Познакомитесь.
Зашли в дом. На кухне хлопотала белокурая женщина. Пригласила нас за стол.
- Угощайтесь, проголодались, наверное. Чай будете? – приговаривала она, грея воду.
Дети освоились быстро. Взрослые пытались делать вид, что всё идёт, как надо.
- Светлана, - представилась мне симпатичная, круглолицая мать семейства, с которым меня свела поездка.
- Тоже Светлана, - улыбнулась я.
Мы уселись за стол, тут же выяснилось, что ночевать надо на даче, а сумки останутся здесь. Всё выглядело довольно подозрительно, и если бы я была одна с ребёнком, то не согласилась бы. Однако, то, что нас было несколько человек, придавало уверенности.
- Я уже стольких перевёз, - тем временем рассказывал хозяин дома, - что знаю дорогу, как свои пять пальцев. Не переживайте, доедем. Одного боюсь – мин. Если на мину случайно нарвёшься, то сразу без ног останешься. Но помогать надо, мы братья все.
После, плотно усевшись в старенький «жигулёнок», мы долго петляли по дороге. Я заметно нервничала, и переглядывалась со Светланой, которая пыталась успокоить плачущего сына, девочка всё время спрашивала, когда же мы доедем. Тем не менее доехали. Пугающе пустующее здание на окраине. Окна разбиты, дверь на одной петле, и маленькая лающая собачонка.
- Располагайтесь, завтра заеду, только связи здесь нет, - сказал хозяин, и укатил.
Мы осмотрели дом. В одной комнате две кровати, в другой одна, устланная старым бельём с каплями крови. И затхлый запах, не смотря на выбитые окна.
- Заехали. Что будем делать? – спросила я.
- Детей надо как-то уложить. Мы спать точно не будем, - ответила мне Светлана.
Я себя уже ругала, что согласилась на эту поездку. Мысли лезли не самые приятные: там был скандал, здесь не понятно что, дома как будет не известно, да и доедем ли. Мужа вспомнила не одним «добрым» словом. За разговорами с моими попутчиками прошла ночь, мы подтрунивали друг над другом, что попали в такую ситуацию. Собака всё время лаяла, потом на кого-то рычала, но хоть дети уснули, и то, слава Богу.
Когда на рассвете приехал хозяин, нервы были натянуты до предела. Сонные, слегка замёрзшие мы втиснулись в машину. Забрали сумки, выпили чая, и поехали на таможню.
Переехав границу, сразу натолкнулись на блокпост. Ополченцы, окинули нас взглядом, проверили документы, разрешили ехать дальше. Вдоль дороги то и дело, попадались сгоревшие машины, чёрные от копоти. Видно было, что здесь совсем недавно шли бои. Наш перевозчик, оказался нормальным мужиком, доставил, как обещал. Домой добрались целыми, хоть и с задержкой.
По дороге нас остановила незнакомая женщина, увидев, что мы тащим большие сумки:
- Что приехали обратно? Это хорошо. Многие сейчас возвращаются.
Она минут десять рассказывала, какая обстановка в городе, где брать гуманитарку, что нет газа, и не ходят троллейбусы. Мимо нас на мотоцикле проехал казак.
- Обход делают. За порядком в городе строго следят, - сказала женщина.
Я была рада и женщине, и казаку, но хотелось добраться до дивана и лечь спать. Такси были на месте. Мы плюхнулись на сидение, и назвали адрес. Таксист, выгружая сумки около подъезда, улыбнулся и пожелал нам всего хорошего.
Удивительно, но пережив здесь и обстрелы, и голодные дни, люди не озлобились!
Отдохнув пару часов, мы поехали в Иловайск, надо было увидеться с мамой. Останавливаясь на блокпостах для проверки документов, через полчаса мы были на месте. Но то, что увидели, заставило сжаться сердце от боли. Черные, разрушенные дома, обгоревшие машины, молчаливые свидетели прошедших событий. Со стороны ж\д город пострадал больше, в некоторых местах от домов остались только трубы: стен нет, а среди руин торчит печной дымоход. От автовокзала надо было идти минут двадцать, и чем дальше отходили, тем меньше становилось заметных разрушений. Но удивило другое: на пути встречались небольшие насыпи, то ли земли, то ли угля, на которых стояли собаки, и смотрели в небо, приподняв одно ухо, словно прислушиваясь, готовые в любую минуту сорваться и убегать. Ноздри
