Сижу перед раскрытым дневником...
В ту самую пятницу, когда меня вызвали в Свердловск на «подведение итогов командировки по северу», я была в замечательном настроении. Хотелось петь и потому (увы, нет никакого музыкального слуха) ходила и что-то мурлыкала себе под нос. Как самодовольная кошка, которая от только что полученного наслаждения урчит.
Коллеги заметили. Хитро поглядывали. С расспросами не приставали.
Увы, нет у меня в коллективе близких людей, перед которыми могла бы раскрыть душу. Поэтому все время настороже.
Порывалась пробраться к шефу, чтобы обменяться парой фраз, но... У него вечно кто-нибудь сидит.
Мы возвращаемся из столовой. Я - поотстала. Гляжу: Гришка также замедлил шаг. Поравнявшись со мной, очень тихо, чтобы другие, идущие впереди, не слышали, сказал:
— Есть предложения, Тамар.
— Насчет чего? – я, откровенно говоря, насторожилась. Уж больно хорошо знаю Чудинова!
— После работы задержаться...
— Зачем?
— По русскому обычаю: надо хорошо сделанное дело вспрыснуть чуть-чуть. Твой поезд во сколько?
— В половине десятого.
— Может, поменяешь билет на ночной?
— Речи об этом быть не может, - я решительно отвергла это предложение.
Чудинов спешно согласился.
— Хорошо-хорошо. Три с половиной часа – это уже неплохо, - он посмотрел мне в глаза и спросил. – Значит, да?
— Скажу «да» лишь после того, как узнаю всех участников твоего «вспрыскивания». Судя по твоему поведению (заговорщик!), будет узкий круг.
Чудинов кивнул.
— Не все будут. Володька Попов не советует приглашать даже кое-кого из вашей группы. Он считает, что не прошли испытание на прочность.
— Володька, наверное, прав.
Гришка Чудинов назвал фамилии «желательных» и «нежелательных». Я согласилась сразу. Мне, собственно, было без разницы.
Гришка Чудинов ничего не сказал о шефе. И я вынуждена была спросить:
— А шеф в курсе вашей затеи?
— Нет, но...
— С этого и надо было начинать. За спиной шефа я ни в каких ваших «мероприятиях» не участвую. Ты разве не знал, Гриш?
— Уломаем, Тамар.
— А ты самонадеян, Гриш. Откуда в тебе это? Раньше не замечала. Что-то изменилось? Ты же всегда боялся нынешнего шефа как огня.
Чудинов коротко хохотнул.
— Кое- что изменилось.
— Например?
— Удалось заманить в гости...
— Домой, что ли?
— Именно.
— И что дальше?
— Его очаровала моя жена, Танюшка... Шеф мне в этом сразу признался.
— И ты об этом так легко говоришь? – удивилась я. – Ты и не ревнуешь?!
— Наоборот, Тамар, горжусь, что у меня такая жена. Танюшке, кстати, пришелся по душе наш шеф. Она сразу мне сказала: «Наконец-то в коллективе путный руководитель, а то все были... Ни Богу свечка, ни черту кочерга».
— А если уведет?
— Ну, Тамар, ты совсем не знаешь шефа.
— Ты знаешь?
— Начал узнавать.
— И... что?
— Очень... порядочный...
— Не чета тебе, так, да?
— Ну, и язва ты, Тамар! Как тебя муж терпит?
— Без принуждения, - сострила я и, кажется, удачно. А потом еще и спросила. – И это все, чем ты сумел растопить сердце неприступного шефа?
Чудинов рассмеялся:
— Нет, не все... Шеф с первых минут нашел общий язык с Сенькой моим, - тут так и рвалось с языка похвастаться тем, что мой Санка уже давно, но сдержалась и не раскрыла рта. - Парой слов и обменялись за вечер, однако Сенька буквально влюбился в шефа и к концу вечера, когда мы уже хорошо насиделись, сын прибежал к нам и приколол шефу на грудь медаль «За отвагу» (нарисовал). Через полчаса вновь появился Сенька. Теперь он лишил шефа этой награды, но удостоил другой – ордена Ленина. Видимо, подумав, пришел к выводу, что недооценил, потому и поспешил исправить собственную ошибку. Шеф был от награды без ума.
Эгоизм во мне заговорил…
— Сенька твой – молодец. Весь в тебя. Тоже без мыла любому в задницу залезет.
Чудинов обиделся.
— Тамар, зачем ты так-то? Ребенок в порыве искренних чувств...
— Извини, Гриш, - поправилась я. – Сморозила, - и решила подкинуть ложечку меда. - То-то, смотрю, на столе перед шефом появился детский рисунок. Сеньки, значит, твоего?
— Да... Приятно, что шеф держит награду сына перед глазами. Получается, все понял правильно. Главное – стал ко мне помягче.
— Из всего извлекаешь выгоду, но… Не злоупотребляй, - предупредила я.
— Что ты, Тамар!.. Я помню великие слова Грибоедова: «Избави пуще всех печалей: и барский гнев, и барскую любовь».
— Вот-вот, Гриш.
Я не знаю, кто именно, но факт: шефа уломали и он был. Я сидела рядом. Он так захотел. Шеф много смеялся (оказывается, у него такой по-детски искренний и заразительный смех), пил вместе со всеми, с удовольствием слушал анекдоты и байки коллег.
И в этот раз я поразилась его самоконтролю: шеф умерен во всем, в том числе и в количестве выпитого. А о тактичности и мягкости и говорить не приходится.
Я разомлела. Мне показалось, что другие также.
Хорошо посидели. Но мне надо было на поезд. Черт, как мгновенно проскочили три часа! Как одна минута.
Я сумку на плечо и...
Григорий Ильич, как самый галантный из всех, решил проводить. Я слабо поупиралась. Никто из присутствующих даже не помыслил, а он... Легко встал и пошел следом. Ну, тех я понимаю. Им не хотелось срываться с насиженного места (например, тому же Володьке Попову), потому что еще не всё выпито и не все закуски съедены.
Легок шеф на подъем, ах, до чего легок! Были бы одни и поближе знакомы, то, м-м-м, расцеловала бы! Галантность современного мужчины стоит многого. Галантные мужчины нынче на улице не валяются и не встречаются, увы, на каждом шагу.
Удивил шеф, да, удивил.
Но, оказалось, моему удивлению не пришел конец.
Впрочем… На сегодня будет. Достаточно… Надо что-то оставить и на следующий десерт.
ЕКАТЕРИНБУРГ – ПЕНЗА, ДЕКАБРЬ 2014.
