В старорежимные советские времена для получения очередного воинского звания сорокалетний капитан-лейтенант советского военно-морского флота учится в Севастопольском ВВМУ имени Нахимова, адмирала. Для этого он даже вступил в коммунистическую партию.
Почему учится именно в Севастопольском училище, а не во Владивостоке или Калининграде? Да потому что Севастополь находится на ЮБК - южном берегу Крыма, где каждый житель знает ответ на вопрос: Для чего человек рождается на Земле? Чтобы жить на ЮБК!
Служит капитан на берегу начальником специальной лаборатории по проверке крылатых ракет в одной из воинских частей Тихоокеанского флота. Имеет жену, троих детей, домоправительницу тещу, пьяницу тестя и изнуряющую связь на стороне. Зовут его Африкан Александрович. Когда его спрашивали, почему у него такое экзотическое имя, он отвечал просто:
- Матушка, видимо, батюшке в деревенской церкви при моих крестинах дала мало яичек, поэтому тот в отместку по святцам нашел только это имя.
Капитан-лейтенант учится заочно в военной бурсе шестой год, поэтому имеет прозвище «Студент». Добавлю - Вечный.
В очередной раз Африкан Александрович на месяц убывает сдавать летнюю сессию. После сдачи хреновых знаний на «хорошо» и «отлично», с натягом в ширинке решает «лечь на крыло». С либидо наперевес, в алкогольно-сексуальной шизофрении капитан летит в приморский кабачок откушать свежего крымского портвейшка с женщинами удивительного поведения.
Крымский ресторанный оркестр щедро дарил сладкую тоску по любви. Женщин было море. Они летели к морякам как бабочки на огонь. Скороспелые связи завязывались без принуждения, с видимостью перевернутого листа и свободного выбора. Иногда половые инстинкты даже перерастали в сердечные привязанности со стороны девиц. На женщин всех возрастов производили ошеломляющее действие красота флотской формы, широта и добродушие моряков.
Мужики врали – женщины верили. Почему надо обманывать человека, чтобы сделать ему лучше?
«Вечный студент», положив глаз на соседний столик, и мысленно раздев, сидящих там дам, начинает подъезжать к ним на нужной козе. Предлагает одной из них сигарету. Это обязывает. Быстро пересев к женщинам и перейдя к тонким вибрациям души, знакомится. Начинает чирикать новой знакомой по имени Тамаре, как несчастлив в семейной жизни. Жена - мегера, дети - малолетние преступники, тёща - фельдфебель, тесть - пьяница.
Молодая женщина с чертовской изюминкой в глазах похожа на румяное крымское яблочко. От напора плоти страсть к этому запретному плоду начинает эрективно биться в брюках Вечного Студента. Он ищет предлог «попить чайку» и посмотреть быт простой крымчанки. Новой знакомой бы сказать Африкану как в Одессе: «Молодой человек, заберите, таки, назад свои мысли от моего тела и не смотрите на меня женатыми глазами», но она садится в такси. Вечный Студент берет Тамару за попку и пытается расстегнуть пуговицы на блузке.
- Не надо, потерпи!
Парочка летит по серпантину на окраину приморского города. Трепеща, как фазан перед фазанихой, мужик женщине начинает лечить мозги, то есть «петь» о том, что ему не хватает простой ласки, что он готов обнять и полюбить весь мир. На одном из крутых виражей Студента выбрасывает из такси в семиметровое гнездовье южной горлицы.
В квартире подруга, поглаживая ухажера по рыжей плеши, подталкивает в спальню:
- Милый! Ты пока раздевайся, я только приму душ…
На флоте команду «Раздеться!» дважды не повторяют. Тем более, когда ее дает молодая симпатичная женщина, за «кормой» выпита не одна бутылка, а впереди - бескрайняя южная ночь, как небо - одно на двоих.
Капитан быстро ориентируется на «местности». Выставляет на тумбочку прихваченные из кабака коньяк и коробку шоколадных конфет. Выключает верхний свет, включает торшер в дешевеньком бумажном абажуре. Мягкие тени предшественников быстро прячутся по углам спальни. Начинается Вальпургиева ночь. Мужик согревает душу дешевым коньячком, полирует кончиком шторы и заедает все конфеткой. Чтобы не быть смешным в нижнем белье, Африкан за сорок пять секунд, как его учили в «шмоньке», раздевается до состояния Адама. Он готов к «скрещению рук, скрещенью ног, судьбе скрещенью».
Одежду по-флотски педантично вешает на спинку стульчика. Ядовито-желтую майку, какие выдают стройбатовцам, прячет под рубашку на стуле. Поправляет «стрелки» на брюках. Причесывает лысину. У ботиночек выравнивает шнурки, волглые носки прячет под кровать. На всякий случай проверяет, не прячется ли там муж. Сняв семейные трусы, вешает их на батарею. Пузатенький и гладенький приводит «женилку» в боевое положение и с наслаждением бросается на простыни удовольствия. Вытягивается на спине как покойник.
- Ау-у! Иди сюда, страсть моя! – Африканыч с подушки начинает любовно стонать.
Глаза каплея, изнывающего под бременем гормонов, теплеют лукавством старого сатира. По голому животу изморозью пробегают мурашки. Пузатенькое тело, прикрытое накрахмаленной простынкой, начинает истекать истомой. В голове пульсирует только одна мысль - как бы в экстазе не назвать новую подругу именем жены.
- Иду, чертёнок! - женщина, сладострастно мяукнув, посылает воздушный поцелуй из дверей ванны. - Ты готов? - с набухшими от страсти губами спрашивает крымчанка.
- А то! Мой «готовец» уже устал ждать! - трепетно отвечает Африкан.
Он грезит о шторме, сменяющемся штилем, о качке, бросающей до небес, отделяя душу от тела, а тело - от влажных простыней. Луч маяка с берега находит спальню «влюбленных» и оставляет красный автограф на обоях. Из старенького проигрывателя «Аккорд» льется обольстительный голос Джо Дассена: Амур, лямур… Па-па-па, Па-па-па-па-па-па, Па-па-па-па…
Обольстительная наяда Тамара, вся такая теплая и доступная, королевой входит в спальню в шелковом полупрозрачном халатике-разлетайке с забавными китайскими дракончиками, которые замирают в проеме двери. Изящно вертя попкой, подходит к нашему «мальчику без штанов» и целует. Раздается неожиданный звонок в дверь.
- Не волнуйся, солнышко, - успокаивает мужика сирена. - Это, наверное, соседка - за солью. Лежи-лежи, я открою... - и грациозно, как бригантина под парусами, плывет к двери.
Поправляя прическу, еще не растрепанную в пылу страсти, возвращается в спальню с двумя молодыми амбалами марки «Вован и Толян». У резких ребят кулаки, что кувалды центрального боя. Бугры одеты в малиновые пиджаки и зелёные шаровары. Золотые якорные цепи на груди горят огнём, как панагии на одеяниях церковных батюшек.
Оп-паньки! Африкан начинает понимать слова Писания: «Дух Господень явился пред лицом яго». Мужику хочется спрятаться в тумбочку, которую, выбрасывают с балкона, но он не может даже мяукнуть. Капитан примерзает к постели, доказывая народную мудрость «Не уверен - не доставай!» В горле застревает клубок нервов, а желудок начинает выделывать соловьиные пуки. Проигрыватель затихает сам по себе. Становится тихо, словно кто-то помер. Маяк выключается. Тамара, мелькнув пеньюаром, растворяется стиральным порошком в недрах квартиры.
- Этот, что ли? - ухмыляется один из «святых апостолов» и вразвалочку проходит в спальню, вертя в руках что-то непонятное.
- Ребята! - вспотев в паху и покрывшись нервными пятнами, начинает мямлить Африкан, - я тут случайно…
Под взглядом визитёров Вечный студент понимает, что сейчас ему из фаберже сделают омлет. С выпученными как у карася на сковородке глазами он пытается глубже спрятать свой «келдыш».
- Вот, мимо проходил, - дрожащим дизелем голосом говорит застывший капитан, как бы почувствовав чужие пальцы на своем мужском достоинстве.
- В кровать нашей «сестренки»? - гогочет простой, как лом, второй «бобик».
Харя морды лица злодея напоминает утюг. Парень чешет грудь, на которой коряво выколото «Нет в жизне щастя». Наливает стакан коньяка. Одним глотком бросает в глотку и закусывает конфетой.
- Да нет, вы не о том подумали! - Африкан Александрович вжимается в пухуевую постельку, держась за «женилку» как за спасательный круг.
Второй «братец» сгребает одежонку Вечного студента в охапку. В тужурке всё: спрятанное от любовницы в «пистон» обручальное кольцо, деньги на такси, удостоверение личности, командировочное предписание. А, главное, покрасневший от стыда за хозяина партбилет - «Ум, Честь и Совесть нашей Эпохи»!
Африкану надлежало бы в эти минуты помолиться. Подумать о детях, младший из которых еще ходит в первый класс, средний - курит самокрутки из чая, а старший, уже гуляет с девчонками. В голове мужика в микросекунды проносятся кошмары из будущей жизни. Исключение из училища. Приход в часть «телеги», разбор персонального дела на суде чести офицеров. Писание объяснительных, лишение тринадцатой зарплаты. Снятие с должности, изгнание с военной службы. Это - один конец «палки», а другой - семья.
Где обручальное кольцо? Откуда триппер? Что ты делал в Крыму? Учился? Это теперь так называется? Потом - суд, нудный развод, алименты...
А чего стоит вопрос о партийном билете? Потерять партбилет в те времена было хуже, чем попасть в плен или иммигрировать. Это считалось политической диверсией, что граничило с изменой Родине. Хочется застрелиться! Ржавая пружина подъездной двери начинает стонать, издавая звуки реквиема. Африкан Александрович продолжает мычать, судорожно пытаясь придумать аргументы в защиту.
- Мужики! Берите всё, только партийный билет… Партбилет оставьте! Не губите, родные! - пересохшим ртом сипит будто кастрированный Африканыч. - Хотите, свечку за ваше здравие поставлю? - партийная совесть мужика тоскливо начинает выть голодной собакой Баскервилей.
Политически подкованные ребята, повертев красно-алую книжицу, ухмыляются. Симпатичный дедушка Ленин в кепке на обложке партбилета осуждающе смотрит на это и думает: «Вот влип флотский, так влип!»
Произведя Африканыча в евнухи, бандюган бросает на постель партбилет «Вечному студенту» и хохотнув, говорит:
- Запомни! Нет любви и это - не любовь!
Через час по ночному приморскому городу, бежал мужичонка в белесо-голубых трусах до колен, поспешно одетых задом наперед и в хромовых ботинках на босу ногу.
Он летел, прикрываясь лотком для яиц. Но... от любви в Крыму не убежишь!
