ГОЛУБАЯ ЕЛЬ.

                   

Проснулся Борис сегодня рано. Не спалось что- то. Он сел, накинул на плечи тёплый махровый халат, зевнул. Искоса посмотрел на закутавшуюся в пуховое одеяло жену. В горле запершило. Борис встал, подошёл к сифону. Лёгкие пузырьки заплясали в стакане. Выпил, от удовольствия крякнул, распахнул форточку. Свежий ветер ворвался в комнату. Прозрачные снежинки оседали на лице и тотчас превращались в капельки.
-Чего не спится?- раздался ворчливый голос  жены.
- Праздник, говорю,- Борис в нос запел:- « Устал я греться у чужого огня…»,- дел по горло, вставай давай.
-Чего бунтишь? В праздник и то отдохнуть нельзя.
- Так люди же придут. Готовить надо и всё такое.
- А что люди, впервой что ли? Ты вот ёлку достань, ведь давно говорила.
- А, заладила,- проворчал Борис,- сказал же куплю. Всё!
-- Да где ты её сейчас купишь, нормальную? Люди уже нарядить успели. Вечно в последний день.
- Сказал,  достану, хоть сегодня настроение не порть.
-« никто не знает, как мой путь одинок…»,- выводил он уже из- за двери уборной. Затем неторопливо отправился на кухню.
-Чайник поставь,- донёсся из комнаты голос жены.
-Сам знаю,- огрызнулся  Борис, но поставил чайник на камфорку.
Через  пол часа он уже натягивал пальто. –« Ты, это…гуся не забудь с чесноком.»
-Учи, учи. Ты своё дело сделай.
Борис усмехнулся:- « Оревидерчи, мадам. »
-Иди, иди, ирод.
Щёлкнул английский замок. Уже на лестничной клетке он услышал голос жены: - Майонез купи, слышь?!  Борис зашагал быстрее.
Тонкий слой снега покрывал тротуары. В  голубой дымке мчались автомобили, звенели трамваи. Прохожие непрерывным потоком растекались по улицам города. Хлопали мощные двери супермаркетов и различных бутиков. Из динамиков звучали бодрые песни. Пробиваясь через людские массы Борис направлялся к ёлочному базару, об искусственной он и думать не смел вспоминая жену, хотя те продавались на каждом углу. Лицо раскраснелось от быстрой ходьбы, шарф,  выглядывая коричневым флажком из- за борта дублёнки плясал на морозном ветерке. Так, ещё поворот и…на утоптанной площадке никого не было.  Только пушистый, ещё белый, без примеси  выхлопных газов снег прикрывал стыдливо брошенные окурки, иголки хвои, обрывки старых газет.
Борис достал пачку сигарет, закурил. Куда бы ещё пойти, куда? Эх, зря к старикам забежал. Столько времени зря потратил. Рядом находился небольшой сквер. –« Удивительно, что там никого нет, « - подумал он, а ноги уже сами несли  в его сторону. Борис выбрал  самую отдалённую скамейку, под большим старым дубом, напротив несуразной стены из порыжелых местами валунов. Сеткой смахнул снег, сел. Выудил из пачки новую сигарету. Вспыхнула спичка, обжигая кончики пальцев. Лёгкие заволокло тёплым дымком.
- Могилка чья-то. Надо же ей тут примоститься. Ох, люди…Живёшь и не знаешь, где тебя судьба накроет. Тьфу, пакость всякая в голову лезет. А плита- то мраморная чай? Ну да, точно… «аристократы».  А в земле,  как и мы грешные лежите. Непонятная злость закипела в нём. – И ёлку посадили, голубую «аристократы…» Стоп, а если? Нет, глупо. А почему? Он оглянулся, кроме взъерошенного воробья никого в сквере не было. Заиндевелые ветви деревьев надёжно прикрывали этот отдалённый, заброшенный уголок. « Могила, всё таки..»,-  говорило ему что- то из нутрии. « Им то теперь всё равно. А дома скоро гости будут…». Он вдруг ощутил приятный ему с детства вкус гуся с чесноком и черносливом. Всегда так, звенел в ушах голос жены,- не могу больше, сил моих на тебя не хватает. Злости тоже…Борис отшвырнул окурок, подошёл к могильной плите. НЕЛЬЗЯ. А жена? Ну, что же ты? Нет ведь никого.- Да, не могу я, не могу, уже слабее сопротивлялся он своему настырному внутреннему голосу. Ещё раз осмотрелся. Прошла старушка. За поворотом скрылись девушки, громко смеясь. Борис резко развернулся и направился к выходу. Нет, к чёрту всё. Не могу я. А Клавка? Чтоб её, достань ей, видишь ли. А я вот ей назло…  И тут,  он почувствовал, что боится. Что холодок страха шарит под тёплым свитером, останавливаясь  где-то там, у самого сердца. В отчаянии передёрнул  плечами ,пытаясь сбросить с себя это чувство, но оно не проходило. – У, проклятая баба, всю жизнь измотала. А мне, в общем- то, наплевать, да, всем докажу. Не ей, себе докажу. Заглушая ноющее чувство страха, он как мог решительно вернулся к ёлке. Ещё раз оглянулся по сторонам. Никого. – Эх!-  он взялся за ствол, но ель не поддавалась. Борис поднажал. Двумя руками он гнул ель, помогая ногой. Всё. Держа ель,  он быстро зашагал к выходу.
Кругом играла музыка, люди приветливо смотрели ему в лицо. – Весело им. Борису стало нестерпимо страшно. Кто-то,  тронул его за плечо. Вздрогнув, Борис обернулся. На него смотрел молодой парень в яркой вязаной шапке. – Ёлку, говорю, мужик, продаёшь?
Борис с испугом смотрел в его глаза с весёлой морозной искоркой.- Ишь ты, голубая.
-Я сам купил,- Борис заставил себя улыбнуться. - Сюрприз домашним.
-Ну, счастливо. Парень скрылся в толпе, а Борис ещё с минуту смотрел ему в след.
-Бежать. Брошу на место и… Что же теперь делать то, что? Выкинуть? Э, нет. Кто то подберёт. Уж лучше домой. Хоть с женой спокойней. Опять же- праздник. А если, мелькнула мысль- уйти. Бросить всё к чёрту и уйти. Раб, проклятая душонка! Сколько раз он упрекал себя за это. Сначала всё было хорошо, вроде бы… Потом…Бабки, шмотки, чтоб не хуже , чем у других. Да при чём тут другие? У каждого должно быть своё. Своё, а его то и нет. Стандарт престижности. Тьфу. Хоть в петлю лезь и не подсластят ни коржики, ни поржики. Да век бы мне их не видать. Жизнь то, зазнобушка бежит, не догонишь. Душно мне дома, Господи, душно. Так размышляя шёл он к своему дому. – А что мне там делать? Давно уже , как предмет мебели. Статуй. Вот. Статуй и есть. А компашка? Опять Толя со своей плешью и столетними Анекдотами. Нужный ведь человек. Терпи. Как сказано то- нужный. Нужник, вот. Компашка,  нечего сказать, пыль выбивай и то ценная, так как-  нужная. А душа то где? Где?!  А я что же им , червь, букашка? Ублажать их должен?  Ну, нет, баста! Ухожу. Вот как есть, так и ухожу. Ноги моей там больше не будет. Клавке потом  эсэмэску сброшу, чтобы значит по полициям не звонила, да больничкам…
Так он долго бродил по улицам своего района. Ноги начали замерзать. Пошёл мокрый, тяжёлый снег. Загорался неон .Борис проголодался. Пыл, вскипевший в нём начал остывать на декабрьском морозце.  – А Клавка чай ждёт, да и гусик по всему готов. Она то в  принципе ничего, но…Он и не заметил, как подошёл к своему дому, зашёл в подъезд..- Может ещё вернуться? В гостинице заночую, места должны быть. Кому сейчас захочется в гостинице сидеть?  Но, внутренний голос упорно молчал. –Эх, куда мне идти? Хоть бы не шумела, что долго.
Голос звонка прозвучал жалобно срываясь. Дверь открыла жена в новом фартуке. От неё вкусно пахло чем- то печёным.
-Вот, достал,- он обречённо протянул вперёд ёлку.
-Боря, Боренька , прелесть то какая, защебетала жена,- голубая. Она чмокнула его жирными губами в щеку.
-Я же говорил, что достану,- прислонив ёлку к стене стал молча стаскивать одежду.
-Борик.  
-Чего?
-А гусик уже готов.
-Угу.
-Что с тобой? Головка бо-бо?
-Бо-бо,- сказал он.
Вскоре пришли гости. Жена ещё суетилась на кухне. Борис встречал, раздевал, приглашал в комнату. Толик как всегда рассказывал « бородатый « анекдот, наконец демонстрация нарядов и аксессуаров подошла к концу и все уселись за празднично накрытый новогодний стол. Ели, пили. За хозяев, за Новый год, за гостей. Пили… А рядом с праздничным столом нелепо увешанная стояла ёлка.
-Пейте, сволочи, улыбайтесь, думал изрядно захмелевший Борис и вынужденно улыбался. –Глотайте. А я вас потом в шею, в шею !   Вон Васька мою Клавку на кухню потащил. Хихикают, гады,- безразлично подумал он. Всё заполнялось каким-то липким дымом. Лица гостей то растягивались, то расплывались.  Борис улыбался. Он уже не мог согнать эту дурацкую улыбку. Но по щекам потекли слёзы бессилия и давно накопленной обиды.
И когда стрелки часов подошли к нужной черте, когда взлетели бокалы и радостно выскочили из горлышек пробки, шум застолья прервал полный страха и боли сдавленный ,отчаянный крик: - « Уберите её! Слышите, уберите! «.