Выпускной бал закончился, и вчерашние школяры с криками: «Гулять! Идём гулять!» высыпали во двор.
- ТРиО, вы с нами? – крикнула бывшая староста класса.
- С вами, с вами! – откликнулись они и побежали вслед за одноклассниками.
В пятом классе поэт и острослов Славка Черемных написал на доске стишок: «Танька, Рудик и Олег ТРиО дружное навек». Стишок разошёлся по школе и прозвище «ТРиО» намертво приклеилось к их троице на все последующие годы. Общее прозвище не отменяло прозвищ индивидуальных, и Танька Серёгина оставалась «Серьгой», Рудик Бронштейн «Броником», а Олег Гавриш «Гаврошем».
Броник с Гаврошем учились вместе с первого класса и с тех же пор сидели за одной партой, Серьга присоединилась к ним в третьем, когда в Союзе ввели смешанное обучение мальчиков и девочек.
В седьмом вся троица засверкала звёздами на школьном небосводе. Серьга как лидер самодеятельности, Броник как несомненный кандидат на золотую медаль, первую, между прочим, за всю историю школы, а Гаврош как выдающийся спортсмен, отстаивающий честь родной школы на всех возможных соревнованиях. К десятому классу школьные коридоры были увешаны грамотами и дипломами с их именами.
Особенно много грамот приносил школе Гаврош. Высокий, стройный, с тонкой талией и широкими плечами, от природы сильный и очень спортивный, с мужественным волевым лицом, он был вожделенной мечтой всех девчонок школы, и все они люто завидовали Серьге за её дружбу с Гаврошем. Между тем, ему было не до глупостей. Постоянно занятый то во всевозможных секциях, то на различных соревнованиях, он относился ко всем ровно, а точнее никак.
Учился Гаврош плохо, честно говоря, не учился совсем. По-русски писал с чудовищнымиошибками, не знал ни слова по-английски, не отличал кислоту от щёлочи и закона Ома от первого закона Ньютона. Контрольные открыто списывал у Броника, получал свои «трояки» и был вполне доволен жизнью. Несколько раз на педсовете ставился вопрос об его отчислении, но за Гавриша горой вставали директор и физкультурник и вопрос снимался с повестки дня.
Теперь бывший десятый «А» с новенькими Аттестатами собственной зрелости в карманах весёлой гурьбой бродил по спящим улицам своего района, теряя время от времени какую-нибудь парочку, внезапно исчезавшую в темноте. ТРиО тоже «потерялось». Они шли знакомыми переулками, обсуждая перспективы своей будущей зрелой жизни.
- Ты куда поступать будешь, Броник, на мехмат? – спросила Серьга.
- Нет, на физфак, там образование фундаментальней.
- А я в армию пойду, в морскую пехоту, мне военком обещал помочь именно туда попасть.
- Почему именно в морскую?
- Там форма красивая, не как у всех, а потом там таким приёмам рукопашного боя обучают, что закачаешься. С одного удара любого свалить можно. У меня парень знакомый там служил, я знаю. А ты, Серьга, в артистки подашься?
- Не, там конкурс такой, что не пробьёшься и блатных полно. Не знаю, чем займусь, и то хочется попробовать, и это.
Сзади раздался свист и улюлюканье и послышался топот десятка ног.
- Кажется, нас сейчас бить будут, - испуганно произнёс Броник, и потянул Серьгу за спину Гавроша.
Человек восемь пацанов лет по пятнадцать подскочили к ним и остановились, вглядываясь в темноту.
- И что дальше? – насмешливо спросил Гаврош.
- Гаврош, ты что ли? Не узнал в темноте. Погнали, пацаны, - атаман развернул свою шайку, и они побежали назад.
Серьга с восторгом смотрела на Гавроша, а Броник констатировал:
- Уважают тебя, Гаврош.
- Конечно, уважают. Тебя вот только в школе уважали, а меня и в школе и на улице. Тебе ради уважения сколько задачек пришлось решить? Сто? Тысячу? А мне десятка разбитых носов хватило. Вот и посчитай КПД, физик, у тебя это здорово получается.
- Ты, Гаврош, исповедуешь культ силы, а в современном обществе должен превалировать культ разума.
- Ой, ой, ой, какие мы слова знаем. Я дам тебе по кумполу и твой разум мигом улетучится. Ты мне когда-то втюхивал, что есть законы физики, которые верны для любой точки земли, а я тебе скажу, что есть закон жизни, который тоже в любой точке правилен: слабый подчиняется сильному. Не можешь за себя постоять, сдайся сильному, подчинись, сиди и не вякай. А станет невтерпёж, так мышцу качай. Вот когда станешь сильнее сильного, тогда и вякай, а пока не стал, засунь язык сам знаешь куда, и помалкивай в тряпочку.
Где-то вдалеке послышались свист, улюлюканье и девичий визг.
- Кого-то поймали, - сказал Гаврош и удовлетворённо ухмыльнулся.
- А вдруг это наши, - ахнула Серьга.
- Наши? Какие такие «наши»? Наши вместе со школой закончились. Теперь все половозрелые, с документом об этом в кармане. Не можешь сдачи дать, когда тебе по левой скуле съездили, подставь правую, утрись и терпи.
Они вышли к школьному стадиону и сели на лавочку.
- Хвати сопли жевать, давайте обмоем окончание школы, - Гаврош пошарил под лавочкой и достал бутылку водки, - Хотел в школу пронести, да там такие патрули выставили, что не пройти.
Он содрал пробку и протянул бутылку Серьге:
- Давай, Серьга, глушани за будущую жизнь светлую.
- Я не буду, а ты как хочешь.
- А ты, физик, будешь?
- Нет, нет, пей сам, - поспешно отозвался Броник.
- Ну, как хотите, мне больше достанется, - Гаврош раскрутил бутылку и, демонстрируя молодецкую удаль, вылил в себя не меньше трети и долго сидел, пытаясь отдышаться.
- Ты чем собираешься в физике заниматься?
- Наверное, биофизикой. Везде написано, что пчёлы, бабочки, жучки всякие цвета не различают и видят всё в чёрном и белом цвете. А у меня вопрос: зачем тогда цветы по-разному окрашены, чтобы человек ими любовался? Но когда они стали разноцветными, человека и в помине не было. И таких вопросов полно. В школе на них ответов не дают.
- А в школе вообще неправильно учат, - пьяненько хихикая, подал голос Гаврош, - Вот анатомия должна содержать только два раздела: как мышцу качать и как детей делать. Как мышцу качать я знаю, а расскажи мне, Серьга, как детей делают? – он захохотал и чуть не упал со скамейки.
- Пьяный дурак, - возмутилась Серьга, - водка тебе мозги разжижает.
- Может быть, может быть, - Гаврош посмотрел на Серьгу мутным взглядом, сделал глоток и спросил: - Броник, а ты домой пойти не хочешь?
- Не хочу. Скоро рассветать будет, посмотрю и пойду.
- Ты, по-моему, не понял меня, Броник, ты очень хочешь спать и идёшь домой.
- Я же сказал, что рассвет посмо … , - Броник не успел договорить, как короткий удар в лицо сбросил его со скамейки.
- Ты что, совсем одурел? – закричала Серьга и бросилась к Бронику.
- Когда человек не понимает слов, ему объясняют кулаком, - Гаврош снова отхлебнул из бутылки, - Если бы только знала, Серьга, как он мне надоел за десять лет. «Бронштейн, возьми Гавриша на буксир по математике», «Бронштейн, подтяни Гавриша по физике». Этот мозгляк, который ни раза на турнике подтянуться не может, будет подтягивать Гавриша по физике. Гавриш сам на турнике двадцать пять раз подтягивается и не нуждается, чтобы его Бронштейн подтягивал.
- Тварь ты неблагодарная, - сквозь слёзы шептала Серьга, пытаясь косынкой остановить
кровь, - если бы не Броник, ты бы школу никогда не закончил.
- Ясен пень, куда же нам, гавришам, без бронштейнов? Мы без них пропадём, вся страна без них пропадёт. У нас же куда не плюнь, обязательно в Бронштейна попадёшь, - он снова приложился к бутылке, - Только ещё вопрос, кто бы без кого школу не закончил. Спрятался, дохляк, за моей спиной и расплачивался контрольными.
- Да как ты можешь так говорить, как у тебя, скотины, язык поворачивается? Он же от чистого сердца тебе помогал.
- Ты, Серьга, язык укороти, а то тоже схлопочешь, не посмотрю, что баба. А от чистого сердца только мамка титькой кормит, остальные всё делают от дрожи в коленках. Он правильно сообразил, что добровольно или силой, а делать всё равно придётся. Он выбрал «добровольно», и правильно сделал, иначе бы через не хочу, всё делал, - Гаврош встал, сделал ещё глоток и сунул бутылку в карман, - Ты ему, Серьга, кровавые сопельки языком слижи, у мальчика всё сразу пройдёт. Потом возьми его на буксир и подтяни к себе. Вы наплодите много бронштейников и они, умненькие, будут «добровольно» моих гавришек подтягивать. А вообще, пошли вы оба.
Он пошёл через футбольное поле, голося на весь двор свою любимую переделку Есенина:
- Сильным даётся радость, слабым даётся печаль. Мне ничего не надо, мне никого не жаль.
Гаврош дошёл почти до самого края, остановился, крикнул: «Языком, языком, Серьга!» и исчез в темноте.
- Очень больно, Рудик?
- Мне говорить больно, Таня. Прости. Я домой пойду.
- Я провожу тебя.
- Нет, нет, я сам, не надо, пожалуйста.
Рудик поднялся и побрёл в противоположную от Гавроша сторону.
Таня Серёгина плакала до самого утра, уткнувшись в подушку.
Детство закончилось, ТРиО развалилось и во взрослую жизнь теперь каждому придётся идти своей дорогой.