Отпор Некрасову Ольги Крюковой. Разбор

Много раз замечал я, как любят некоторые авторы, не известные никому за пределами интернет-порталов, где они публикуют свои «шедевры», поспорить с классиками русской литературы. То один скажет, что уже и Пушкин ему не ровня, то другой панибратски Есенина по плечу хлопает, то третий на Льва Толстого снисходительно посматривает.  И непременно каждый из них себя, любимого, великим талантом объявляет.  Я, конечно, их логику понимаю. Сам себя не похвалишь, другие могут и не заметить. И чем громче о своем величии крикнешь, тем больше вероятность, что кто-то и согласится. Разумеется, кто-то из тех, кто сам не очень понимает, чем литература от макулатуры отличается.


Но иногда среди этой макулатуры попадаются такие «бриллианты», что сначала тихо охнешь, а потом долго смеешься. Особенно, если автор в своем произведении дерзко и залихватски вступает в спор с кем-нибудь из классиков. Вот и намедни попался мне на глаза такой (как бы его помягче назвать?) стих, сотворенный автором Ольгой Крюковой.  Называется он «А русской бабе предназначил... Лицемерие поэтов» (http://www.proza.ru/2016/02/23/661) и адресован, ни много, ни мало, Николаю Алексеевичу Некрасову…  Помните?
«Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц»
…
«В игре ее конный не словит,
В беде — не сробеет,— спасет;
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!»

Да-да, именно с этими словами Некрасова и решила поспорить Ольга Крюкова, попутно обвинив поэта-классика в лицемерии.  Кто из нас не читал или не слышал эти строки тысячи раз?  Скажите честно, вам приходилось задуматься о лицемерии Некрасова? Мне - нет. Поэтому я решил разобраться, ну а попутно и оценить качество самого произведения Ольги Крюковой, явно противопоставленного вошедшей в анналы (обратите внимание на правописание этого слова) русской литературы поэмы Н.А. Некрасова «Мороз, Красный нос». Ну что ж, начнем, перекрестясь…
Читаем первый катрен Ольги Крюковой:
«Раскинулся удобно в кресле.
И кофе с коньком пивал.
А русской бабе предназначил:
Коня, огонь и сеновал»

Сначала мне показалось, что О. Крюкова задумала свой, так сказать, стих в жанре пародии. Но пародия, среди прочего, подразумевает точное следование размеру, метру и ритму оригинала. Об этом, видимо, автор Крюкова забыла. Или не знала…  Смотрим Некрасовский размер: 9-8-9-8. Рифмы точные, размер и ритм выверены и выдержаны по всей поэме.
А что мы видим у Крюковой? 9-7-9-8. Попутно возникает вопрос – с каким таким «коньком» пил кофе Некрасов? С Горбунком, что ли? Но даже если допустить, что имеет место банальная опечатка, и поэт наслаждался кофе с коньЯком, то возникает другой вопрос – откуда такая информация у автора Крюковой? Напомню, что речь идет о Н.А. Некрасове, который в конце 1846 года- январе 1847 года, вместе с писателем и журналистом Иваном Панаевым, приобрёл в аренду у П. А. Плетнёва журнал «Современник», основанный ещё Александром Пушкиным и очень долго был его главным редактором и издателем. О пристрастии поэта и писателя к коньяку мне лично ничего не известно.  Ну да ладно, оставим содержание на совести Крюковой и посмотрим на форму. Рифма «кресле-предназначил» является чем угодно, но не точной. Недюжинную фантазию нужно иметь, чтобы срифмовать эти два слова. Ну а рифма «пивал-сеновал» , хоть и является точной, но вызывает совсем другие вопросы. Начнем с того, что слово «пивал» в словарях русск!
ого языка отсутствует. Кроме того, изобретенный О. Крюковой неологизм предполагает, что действие совершалось неоднократно, с некоторой периодичностью. А «предназначил» - действие однократное. Пивал-попивал и… в конце концов предназначил. Я так понял. Улыбнулся и пошел дальше, ко второму катрену:

«Так нет, сказать: Постой. Куда ты?
Ведь есть же Я. Иди домой.
Так нет. Поэт – любовник лести.
Чужим геройством ты герой»

Первая строка впечатлила меня косноязычием, как будто не по-русски написано. Наверное, автор имел в виду «Нет, чтоб сказать – постой, куда ты?», но это только моя догадка. А я, не будучи таким талантливым, как О. Крюкова, могу и ошибаться.  Рифма «ты - лести» тоже как-то не по-некрасовски. Зато по-крюковски. Причем тут «поэт – любовник лести» вообще осталось за рамками моего понимания. Наверное, автор очень долго искал, с чем же срифмовать слово «ты». И нашел. Аллегория, однако, прости меня, Господи.
Постепенно проникаясь осознанием собственной и некрасовской ничтожности рядом с образностью мышления автора О. Крюковой, я перешел к третьему катрену:

«Так нет сказать: Мужчины, где вы?
И устыдить сей сильный пол.
Считай, считай свои ты древы.
Душою ставлю тебе кол»

Ну это ваще… автор с упорством, достойным лучшего применения, повторяет свое косноязычное «так нет сказать» и дерзко стыдит классика, что тот считает какие-то «древы»… Какие древы???  Причем тут древы??? Ах, ну да… Как я мог не понять? Нужно же было с чем-то срифмовать вопрос «где вы?», а лучшего в инструментарии автора не нашлось. Вот и получил Николай Алексеевич кол по арифметике от автора О. Крюковой, от всей, понимаете ли, широкой её души.

Но на этом Ольга Валентиновна в своей критике лицемерного Некрасова не остановилась. Дальше – больше:

«И баб вперёд – в передовую.
Я понимаю – жаль себя.
Составь ты рифму хоть любую,
Я не скажу, что нас любя»

То, что у автора Крюковой своеобразные отношения с русским языком, я понял еще во втором катрене. Но чтобы так лихо ломать устои… Думал ли когда-нибудь Н.А. Некрасов, что он посылает баб «в передовую»? Боюсь, что эта озорная мысль ему и в голову не приходила, так же как и замена предлога «на» на предлог «в». Впрочем, послать можно и на, и в… Особенно, если сам себя жалеешь. Справедливости ради, должен отметить, что «составлять рифмы» у Некрасова все же получалось лучше, чем у Крюковой. Этот фразеологический оборот, как я думаю, тоже нужно отметить особо. Не каждый до такого додумается.

Ну а дальше, просто перлодром. Над пятым катреном я рыдал, проникаясь восторгом перед величием О.Крюковой и начиная тихо презирать Н. Некрасова:

«Ты пишешь, пишешь эти строки
О нас – в мужицким медалях.
Да жаль детей – им ведь уроки
Преподаёшь в тромбозе блях.»

«Мужицкие медалИ» это бесспорная находка. Тромбоз, насколько мне известно, это закупорка сосудов, затрудняющая ток крови. А вот «тромбоз блях» звучит свежо, оригинально…  Воображение живо рисует седовласого Н.А. Некрасова, угрюмо сидящего в тромбозе блях и что-то там преподающего детям:

«Рядком шестилетнего сына
Нарядная матка ведет…
И по сердцу эта картина
Всем любящим русский народ!»

Да, Некрасов явно слаб в сравнении с образностью и метафоричностью «стихов» Ольги Крюковой. Если бы он вдруг воскрес, то ему бы нужно было многому у неё поучиться. Отринуть свой женоненавистнический подход и вместе с Ольгой Валентиновной восхищаться русскими женщинами:

«Я тоже восхищаюсь бабой,
Которая в огонь войдёт.
Потом побудет курой-рябой.
Ребёнка на покос снесёт»
Вы видите, как лихо и элегантно жонглирует Ольга Валентиновна русскими глаголами? В данном случае  я имею в виду не глагольную рифму, а восхищение автора перед женщиной-несушкой, которая несется прямо на покосе. Классик нервно курит в сторонке, попивая свой кофе с коньком-Горбунком.  Но Крюкова видит его насквозь. Крупными мазками автор рисует нам картину пошлого некрасовского быта:

«Усадьба. Кабинет удобный.
Скажи, что сам – в огонь за нас,
За русских баб, детей и внуков…
Да нет в геройстве том прикрас,»

Последняя глубокомысленная строка заставила меня призадуматься и зачесать затылок. Дело в том, что Большой толковы словарь русского языка определяет слово «прикрасы» следующим образом:
«ПРИКРАСЫ, -крас; мн. (ед. прикраса, -ы; ж.). Разг. Преувеличение, вымысел, прибавления в рассказе, повествовании. Рассказывать без прикрас. Описывать без всяких прикрас. Не скупиться на прикрасы»
Но Ольга Валентиновна явно понимает его как-то иначе. Мол, нифига хорошего и красивого в этом геройстве нет. А может, не понимает? Почему-то я склоняюсь к последней версии. Но из-за этого непонимания катрен выглядит неуклюжим и глуповатым.

В следующем катрене О. Крюкова ставит вопрос ребром, сомневаясь в способности классика гордиться слабой женщиной:

«Которые мне предназначил.
Слаба я, знаешь ли, в руках.
Так значит слабою гордиться
Слабо, слабо в твоих устах?»

Что ж, вынужден с ней согласиться. В своей поэме Некрасов совершенно очевидно гордится красотой и силой духа, физической силой русских женщин, а не субтильностью тургеневских барышень. Позор ему!
В следующем катрене мое внимание ничего особенного не привлекло, если не считать, разумеется, что слово «сдуру» пишется слитно:

«А я вот – умная такая,
Что б с дуру прыгнуть на коня.
А я вот – смелая такая,
Да не спасу своё дитя?»

А вот над десятым четверостишием я долго смеялся:

«А ты подсматривал сам, что ли,
Когда в огонь и под узцы.
Чтобы войти в анал историй –
Все средства, знаю, хороши.»

Сначала смеялся над рифмами «что ли – историй», «узцы – хороши». «Узцы» вместо «уздцы» это тоже хорошо, но гомерический хохот у меня вызвал «анал историй» и входящий в него автор. Наверное, Ольга Валентиновна слышала в далеком детстве выражение «анналы истории», но перед написанием своего шедевра не дала себе труда освежить в памяти его правописание и значение. Ну и попала… в «анал»…
В следующем катрене я уже и не знал, что делать. Плакать или смеяться? Поэтому, смеялся сквозь слезы:

«Скажи-ка: Будьте оберегом
Для жён своих и матерей,
Мужчины, не гнушайтесь мигом:
На амбразуре веселей…»

Рифмы опять новаторские: «оберегом-мигом». Некрасов так не умел. Да и веселиться на амбразуре не каждый сможет. О садо-мазохизме в некрасовскую эпоху еще и слыхом не слыхивали.  Впрочем, и нынешние мужчины далеко не все бы не погнушались такой «минутой славы» ради сомнительной чести быть отмеченными Ольгой Валентиновной, которая о мужских подвигах явно не наслышана. Зато, Ольга Валентиновна отлично осведомлена о нюансах барского быта второй половины XIX века:

«За бабой издали глазея,
Ты не пытался ей помочь.
Хоромы барские имея,
Ласкал собаку, словно дочь.

Собаку рядышком сажает.
Тарелку-фарфор подаёт
Лакей, который не читает
Его стихов, лишь спину гнёт…»

Вот читаю и вижу наяву, как Некрасов сидит у себя в усадьбе, чешет за ухом собаку (или как там баре дочь ласкают?) и наблюдает, кушая из рук лакея на фАрфоре, как русские бабы ловят коней, прыгают в горящие избы и несутся на покосе… Читал и плакал. Да, разнесла, Ольга Валентиновна лицемерного поэта Некрасова. Поспорила, так сказать, от всей души. Только стихами я бы ее произведение назвать не рискнул. Тем более, поэмой.

А я вот так думаю: прежде чем обвинять классика в лицемерии, нужно научиться писать хотя бы так, как он. Нужно в совершенстве владеть орфографией, грамматикой и синтаксисом русского языка. Нужно понимать, что такое поэзия и поэтика, что такое аллегории и метафоры. Нужно уметь создавать образы, не вызывающие у читателя порывы смеха над автором. Не говоря уже о таких понятиях, как метр и ритм, на которых я в этом разборе не остановился, дабы не утруждать читателя