Как-то вечером в XVII веке, на Дону, в станице Защекская собралось казачье вече.
Времена в ту пору в Российской империи стояли, как всегда, нелегкие. Басурмане западные творили козни подлые Императору, а значит и всему народу русскому. Поэтому были казаки в кручине великой, а атаман Волыня так и вовсе накручивал свои седые длинные усы на толстые, как сучья, пальцы загорелой обветренной пятерни. Он волновался, никак не решаясь начать собрание своей сотни. Наконец, он снял шапку, встал и начал речь:
- Боевые вы мои товарищи, братцы. Времена нынче нелегкие. С одной стороны турки подличают, с другой царь хочет нас поголовно в армию свою заграбастать. И то и другое для нас никак не допустимо. Потому что мы вольные казаки, родились вольными, вольными и головы сложим. Ежели не в поле, в бою, так с чужой жинкой на печи.
Толпа собравшихся дружно загоготала, многие казаки одобрительно закивали головами.
- Через это, - продолжал Волыня, - не можно мне больше у вас быть атаманом, стар я и дела руководящего не волоку уже. Нам нужен новый батька.
Толпа взволнованно затихла.
- А вы сами знаете наши суровые казачьи требования. Помимо джигитовки да доброго коня. Надобно нам здесь и сейчас выяснить, кто из нас больший гей.
Собравшиеся громко зашептались. Никто не решался хвалиться первым: так у казаков было не принято.
Внезапно начал старый Босюк:
- А у меня, господа хорошие, все 106 медалей, которые я ношу постоянно, розового цвета и с блестящими стразами.
Его перебил молодой Григорий:
- Погоди хвалиться старый! У меня, например, серьга в ухе тоже со стразами а также пирсинг в носу. А ещё у меня треугольник розовый на груди вытатуирован.
Тут уж не сдержался служивый Антипа:
- Что твой нос! Я свой уд срамной во все цвета радуги выкрасил и крутить им умею аки веером.
Начался шум и гам, все старались перекричать друг друга.
- А у моего коня вороного кубики на прессе есть и мышцы рельефные почище многих добрых казаков! - кричал Прокопий.
- А я афедроном могу на саблю сесть и ничегошеньки мне не будет! - восклицал Филарет.
- А я когда в стольном Петербурге был, три дня и три ночи с гусарами в бане кутил! - хвастался удалой старик Михаил.
- А ежели меня атаманом выберете, я завтра же всю станицу на гей-парад подниму, вот увидите! - срываясь на визг, орал Викентий Палочник.
Наконец, не выдержал Волыня:
- Хватит, горлопаны! Ишь, разошлись! Решил я.
Притихли казаки.
- Больно вы горячи и несдержанны ещё. Болтовни пустой много, а дельных среди вас пока не вижу. Остаюсь я на посту своём., - сказал Волыня и, помолчав, добавил:
- Все равно, так царю-батюшке Императору угодить, как я, десять лет назад, при купаниях нагишом в царской купели, никто из вас не сдюжит.
Казаки присмирели и разошлись по своим куреням.
Из книги историка И. Промбздецкого.
