Аннушка сегодня опять не пришла, сославшись нынче на болезнь матери. Когда его привезли из госпиталя, девушка прибегала каждый день и даже оставалась ночевать на диванчике в гостиной, но потом стала приходить через день, через два. А когда врачи поставили окончательный диагноз, что Антон Щепкин навсегда прикован к инвалидной коляске, и его тряпичным ногам больше не судьба шевелиться, Анечка долго плакала, сидя на подоконнике, потом поцеловала Тона в щёку и ушла. Больше он её не видел, но ждал, звонил. Аня находила тысячи причин: надо готовиться к экзаменам, повезла младшего брата на конкурс, заболела мама, просто устала. Тон ещё надеялся, что любимая вернётся, но всё чаще во сне кто-то шептал ему: «Зачем ты ей такой нужен? Ты – инвалид! Она – красавица! Ты никому не нужен Антон Щепкин! Ты – жалкая щепка с орденом на груди!» «С двумя орденами и тремя медалями…» – вяло спорил Тон сам с собой. «Да-да, – ехидно отвечало второе я, – Медальки-то ты за убийство людей невинных получил. Гореть тебе вместе с этими медальками в геенне огненной!» «Был приказ, – шептал Антон, – Мы не знали, что там дети были…» «Не знали?! – визжал кто-то в голове, – Зато догадывались! – этот кто-то начинал то ли рычать, то ли реветь, – Ищут призраки невинных душ, тобой убиенных, дорогу к дому твоему. Скоро! Скоро найдут!» Тон вздрагивал, тряс разболевшейся головой и просыпался в холодном поту.
Всё чаще он засыпал в своей коляске, не видя смысла перебираться в кровать. Сейчас Тон опять проснулся от кошмара, сидя в инвалидной коляске напротив окна. Сквозь прозрачный тюль в комнату, зло лыбясь, глядела полная довольная Луна. Вернувшись после госпиталя, Тон попросил соседа, деда Архипа, вырубить перед окном все кусты, чтобы видно было дорожку до ворот. Сейчас главным развлечением и основным занятием Антона было ожидание кого-нибудь, кто скрасит его больное одиночество.
Луна медленно падала вниз. Вот она уже светит над самыми воротами, серебря асфальтовую дорожку и площадку перед домом, где раньше Тон оставлял свой «Ниссан». Сейчас металлический друг сиротливо стоял в гараже. Деньги на переоборудование машины на ручное управление были, но Антону жалко было кромсать единственного друга, ему казалось, что после переделки его красавец тоже станет инвалидом. А ещё Тон где-то глубоко внутри верил в чудо, что когда-нибудь его ноги смогут двигаться. Так что «Ниссан» так и оставался в гараже, ожидая своей участи. Гараж находился прямо за стенкой комнаты, где проводил большую часть времени Тон. По ночам Антону казалось, что машина то ли гудит, то ли плачет и зовёт хозяина покататься. В такие минуты Тон выезжал из комнаты и катил по коридору к гаражу. В темноте он приближался к машине, насколько позволяла коляска, дотягивался до капота, гладил, говорил какие-то ласковые слова и уезжал обратно. Машина успокаивалась, и Тон спокойно спал остаток ночи.
Обезножев после ранения и частично оглохнув на одно ухо в результате контузии, Антон ещё в госпитале начал замечать, что всё лучше и лучше видит в темноте. Вернувшись домой, он почти не пользовался светом, а после смерти матери, совсем перестал включать свет. Даже в кромешной тьме Тон мог читать.
Луна раздражала капитана ВДВ. С некоторых пор он не любил луну. В такую же лунную ночь здание блокпоста обстреляли из гранатомётов. Некоторых мелко покрошило, от некоторых покрупнее куски получились, а Тону повезло, отбросило взрывной волной на стол, перевернуло и столом прикрыло от осколков – весь целый остался, даже царапин нет, только слух пропал и ноги не двигались. Антон на руках дополз до рации, доложил, что на них напали и попросил помощи для раненых. Помощь появилась только через трое суток. Вот эти трое суток и оставили Тона инвалидом. Если бы сразу, всё можно было исправить.
Капитану выползти через завалы не хватало сил, голова гудела и раскалывалась от боли после контузии, он вытащил гранату, ждал, что придут добивать, чтобы не даться живым, но никто не появился. На следующий день, сквозь тюканье тяжёлых молотов боли, начал возвращаться слух. Сначала, как будто через ватную завесу, откуда-то издали Тон услышал стоны и мат, а потом эти звуки врезались в голову с силой и как-то все сразу. За стеной кто-то стонал, нет, двое. Антон звал, но они не отвечали. К вечеру стоны прекратились. Кругом выли, просили помощи, хрипели. Крики со временем замолкали. На улице громко кричал Борька-хохол, он орал и матерился, потом уже Тон узнал, что Борису раздробило ноги вырванной бетонной стеной, и он так и не смог освободиться. На третий день хохол уже не матерился, он с подвыванием хрипел, молился сквозь слёзы и звал маму. Умер Борька часа за два до прилёта «спасителей», дико вскрикнув, захрипев последний раз и затихнув навсегда.
Долго, слишком долго шла помощь. Семьдесят два часа унесли жизни пятидесяти двух раненых, которых можно было спасти. Но так распорядился «вертолётный хозяин», который в это время отправлял беременную жену, нагрянувшую нежданно к муженьку в гости. Все боевые вертолёты были в сопровождении «высокой вертолётной леди». А на дальнем блокпосту в муках умирали совсем ещё зелёные мальчишки. А Тон – единственный выживший, остался калекой. Неизвестно, сколько потребовалось заплатить «высокому начальнику», но суд его действия оправдал.
Щепкин зло стукнул по подлокотнику и прорычал: «Мог бы, придушил гниду, вместе с его женой-сучкой и выблядком!» Из подсознания выползла совесть: «Конечно, тебе не привыкать с детьми воевать!» «Пошла вон! – заорал вслух Тон, – Я схожу с ума! Точно схожу! – Антон трясущимися руками вытянул сигарету, нервно затянулся и пробормотал, – Пусть лучше психушка. Там хоть люди рядом какие-то есть. А здесь уже второй месяц никого…»
Налетевший ветер задёргал кусты по краю дорожки, и муаровые тени заплясали по лунному ручейку. Вдруг Тон увидел, как размытый силуэт медленно идёт от ворот к дому. Капитана ВДВ Щепкина трудно было чем-нибудь испугать, но сейчас он с неудовольствием заметил, что ледяной холод страха пробежал по спине. Силуэт был странно-знакомым. «Это невозможно! – прошептал Тон – Ты умерла…» Он подъехал к окну, приник к стеклу. Силуэт уже подошёл к дому и стоял напротив окна, в упор смотря на Антона.
– Мама! – выдохнул Тон, – Зачем ты пришла?
Женщина направилась к калитке гаража, которая отворилась, чуть скрипнув. Антон ясно услышал, как тревожно прогудел «Ниссан».
– Чертовщина какая-то! – Антон резко развернулся и покатил к выходу, но не успел, проехать и метра, дверь отворилась и вошла его мать.
– Мама! – тихонько позвал Тон, – Зачем ты пришла?
– Мальчик мой, – вполголоса проворковала мама, – Я видела, что тебе плохо, вот и пришла.
– Это невозможно! – потряс головой Антон, – Ты же умерла!
– Ну, и что, – ласково произнесла мама и наклонилась над Тоном.
Он взглянул в её тёмные провалы бездонных костяных глазниц и, вскрикнув, отшатнулся. Призрак тянул к нему костлявые пальцы. Антон пытался отмахнуться, но пальцы удлинились, и одна рука призрака обхватила кисти Тона, а другая вцепилась в горло. Антон изо всех сил сопротивлялся, коляска развернулась к окну. Выпученными от удушья глазами Тон успел увидеть, как по лунной дорожке к дому двигаются призраки. Первых он узнал сразу – брат с сестрёнкой из чеченского аула, из дома, куда он для зачистки бросил гранату, но там были только дети. Теряя сознание Антон понял – пришли все, кого он убил. И маму он тоже убил! Когда она узнала, что сын тяжело ранен, её парализовало, и больше ей не суждено было встать. Три месяца назад её не стало.
Твёрдые холодные пальцы отпустили горло. Судорожно хватая воздух, Антон постарался восстановить дыхание. В комнату заходили призраки и толпились вокруг Тона, кошмарили пустыми глазницами черепов, тянули костяные руки, щерились зубастыми безмясыми челюстями и выли. Мама, его мама, стояла рядом с Антоном, положив страшную костяную ладонь ему на плечо.
– Виновен ли мой сын? – спросила мама толпу призраков.
– Виновен! Виновен! – завыло и зарычало со всех сторон нечто нереальное.
– Тогда его нужно казнить!
– Казнить! Казнить! – взвыло мутно-туманное месиво из скопившихся призрачных тел и бросилось к Тону.
– Стойте! – заорал он, – А как же последнее слово или последнее желание?
– Да! Да! – зароптало туманное море и откинулось от Антона.
– Говори! Проси! – строго произнесла мама-судья.
– Я хочу отомстить!
Толпа загудела, зарычала:
– Это наше желание! Мы хотим ему отомстить! Но он тоже имеет право мстить. Пусть мстит! Мы подождём!
– У тебя три часа! – вынесла вердикт мама.
– Я успею! – воскликнул Тон.
Он впервые за последний год почувствовал свои ноги, вскочил и бросился в гараж. Мотор «Ниссана» завёлся сразу. Машина взревела нетерпеливо и громко, резво ринулась на волю сквозь открытые ворота. Тон летел по трассе. Эйфория охватила всю его сущность. Сколько бессонных ночей он мечтал вот так нестись по шоссе, задыхаясь влетающим в окно холодным воздухом, хотя бы на час стать нормальным. Антон понял, что за эти три часа свободы от болезни он с радостью отдаст своё полуподвижное существование, всю свою оставшуюся жизнь.
Через пятнадцать минут показались огни города. Белый трёхэтажный дом «главного вертолётчика» выглянул из-за высокого забора резными башенками. «Сколько же гад вертолётов продал, чтобы себе этот дворец построить? – гневно подумал Тон, – А сколько пацанов совсем зелёных предал?» Ворота были закрыты, но Антон толкнул створку, и вдруг рука прошла сквозь неё. Капитан не удивился, только зло усмехнулся и прошёл сквозь ворота.
В спальне «главный вертолётчик» активно занимался с супругой изготовлением ещё одного наследника. Увидев Тона, хозяин побелел, но не желая терять лицо, смачно сматерился:
– Что, узнаёшь гнида? – прорычал капитан.
– Зачем припёрся? Меня суд невиновным признал. Ты же сам всё слышал, был там. Вон, ходишь уже. Пошёл вон отсюда!
Тон засмеялся. Непонятная радость охватила его с головы до ног. Сначала он протянул руки к хозяйке. Громко взвизгнув, голова, быстро отделённая от тела, заразевала рот в безмолвном вопле. От крика проснулся ребёнок в стоящей в углу комнаты детской кроватке и завопил. Тон оскалился и повернулся на крик.
– Только не сына! Убей меня! – вопил «вертолётный высокий чин», – Я тебе нужен! Я!
Тон, бросив в руки хозяина голову его жены, подошёл к кроватке, достал за ногу младенца и подкинул к потолку. С хрустом шмякнувшись в потолок и оставив на голубой потолочной лепнине тёмное пятно, тельце ребёнка мягким кулем шлёпнулось на руки отцу, который завизжал и от ужаса обделался прямо в кровать.
– Фу! – Тон поморщился и чихнул, – Об тебя я не буду марать руки. Ты будешь жить, гнида! Вот с этим будешь жить! Смерть для тебя слишком лёгкое наказание. Живи! Только ноги я у тебя тоже заберу.
Антон из-за пояса выдернул мачете, сам не понимая, откуда у него диковинный нож, но совсем не удивившись его появлению, рубанул поверх одеяла по ногам хозяину дома чуть повыше колен. Дикий крик пронзил ночную тишь, расплываясь тёмным пятном по атласному расшитому одеялу.
Антон
Однако... Ты и накрутила в одном рассказе столько ужаса! Наташа, чуток посиди над рассказов, подправь, вставь недостающие мелкие детальки, поясняющие то или иное событие, а то у тебя как-то все скомкано получилось Притормози текст. Больше раскрой его, дай вздохнуть своим героям А то они у тебя прям бегут от жизни к смерти. Сюжет захватывает, только раскрыть надо поподробнее.
А нету мелких деталек, если бы были, дело бы не пылилось в архиве 10 лет. Парня реально мучили глюки, их он описывал прямо на обоях в доме, рисовал. Через три года все три дела всё же объединили в одно и вручили мне, но время было упущено. У меня примерно таких дел более 600, на грани реальности, а может за гранью. То их в архив отправляем, то достаём. Такая уж специфика. У меня раскрываемости чуть меньше 1%, но даже такой результат считают очень высоким.
