Прасковье Васильевне Жиляковой из д. Круглая Травнинского сельского совета 88. Корень этого рода был на зауральской земле крепок: по линии матери и отца все жили не менее 85 лет, хотя лиха на белом свете хватили немало. Моя собеседница хрупкая на вид, как сказочная Дюймовочка, глаза, искрящиеся синевой озер, с годами не выцвели. И если бы не морщинки, избороздившие лицо, то ни за что бы не подумала, что через два года ей исполнится 90.
- Так – то я еще ничего, бойка, - улыбаясь, делится своими мыслями с соседями по палате больницы, куда попала «по недоразумению», Прасковья Васильевна. – Суставы не шибко болят, ноги ишшо ходят, руки делают всю необходимую домашнюю работу. Вот только «сердца пламенный мотор» сбои в последнее время дает да одышка мучает. А так ничо, ишшо повоюем…
В конце 19 века род Жиляковых закрепился в селе Могильное. Отец Прасковьи был железных дел мастер. Вся округа его знала как умелого кузнеца, даже из Лебяжьевской волости приезжали с просьбами – не отказывал. Работал Василий Алексеевич в Могилевской сельхозартели. Там же, на пекарне, трудилась и мама – Неонила Сидоровна.
- Жили бедно всегда, - вспоминает свое детство старушка. – Лакомством считались картошка да краюшка хлеба с молоком. К обуви детвора деревенская не была приучена. До зимы босиком бегали. По осени не в каждой семье резина на ногах. Сапоги тоже редкость.
Училась Прасковья в Могилевской школе. Даже пять классов закончила. Летом с сестрами помогала в сельхозартели, да и домашнюю работу не забывали: прополка грядок, поливка огорода – их первая обязанность. Зимой пряли пряжу, обноски на ремки рвали, закручивали их в огромные клубки для половиков, ткали холсты.
- У меня по сей день кросна живы, - лукаво улыбается собеседница. – Такие стены половиков ткала, да еще трехцветные, узорчатые. Мама научила вышивке подзором, в ришелье для кровати украшение. Подушки одевали в наволочку с прошвой. Были в семействе и мастерицы филейного шитья. Девочки умели и это.
Детство враз закончилось, когда в 1934 году уговорил председатель Маломостовской сельхозартели «Звезда Сибири» главу семьи переехать к ним. Посулил хороший заработок. Жиляковы и перебрались на новое место жительства в Травное.
- То была как бы моя вторая жизнь, - продолжает свой рассказ Прасковья Васильевна. – Документов из школы родители не забрали, и я пошла робить в артель. Кем только не была: и воспитателем в детском саду (ростом невеличка, хрупкая), меня ребятишки на пол ватагой свалят, и дурим вместе да хохочем, - вспоминает с улыбкой те годы. – И поваром на бригаде, и счетоводом. Затем за телятами ухаживала на ферме, на ноги их ставила…
В 1938 году встретила Прасковья Васильевна свою первую любовь. Да короткой она оказалась, звездочкой по небосклону ночному прокатилась и упала за горизонт.
- Был он из соседнего, Лебяжьевского района. В нашу деревню с родителями переехал до войны. Робил полеводом. Слюбились в Прокопием Назаровым, стали жить вместе. В сельсовете не расписывались, некогда все было. В тридцать девятом народилась доченька, а в сорок первом, в первый месяц войны, забрали мово Прокопия Лаврентьевича на фронт. Только – только жить веселее стали, как накатилась война проклятущая. Мужиков почти всех забрали. Я тогда заведующей фермы робила. А председатель наш, Иван Галактионович Шипицын, слепой, инвалид, нами, бабами, командовал. Ох и доставалось же тогда. Трехгодовалая дочурка с мамой, а я на ферме и дневала, и ночевала. Все вручную: и навоз вилами вытаскивали, потом дойка, корм также вручную разносили, потом поили, ведра с улицы в лотки коровам… В военные годы за падеж скота, новорожденных телят, очень строго спрашивали. Можно было и срок схлопотать. На нашей ферме почти не случалось падежа молодняка – всех выхаживали, выкармливали. Летом – покос и заготовка сена, силоса. Утром чуть свет доярочки подоят коров, домой заглянут, чтобы бутылку молока с собой взять, картофелину – и айда на луга да пустошки. На зародах верховой стояла, стога уметывали, была в руках сила.
1941 г. самый тяжелый оказался. Пришла похоронка на Прокопия. Во время эпидемии дизентерии умерла дочь, захворала мать.
Слушаю бесхитростный рассказ старушки, и в который раз удивляюсь мужеству и стойкости русской женщины, всех тружениц тыла. Получив мощную житейскую закалку в тридцатые годы, они сумели выстоять, выдержать и военное лихолетье. Тут уж было не до половиков и филейной вышивки. «Фронту – хлеб, молоко, мясо!», - таков девиз зауральской глубинки. И они его выполняли беззаветно, свято верили в победу советского народа над захватчиком.
В книге «Солдаты победы» есть скромная запись, что П.В. Жилякова награждена в 1946 году медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».
- На свиноферме заболел бешенством огромный хряк, - вспоминает, глядя на покалеченную руку, Прасковья Васильевна. – Управляющий Клышников дал задание – увезти его на Марайский заготпункт. Еле с бабами мы его завалили и затащили в клетке на телегу, я повезла. До «Заготскота» далеко, к ночи еле добралась. Там не принимают хряка, требуют справку из ветстанции. От голодухи кабан совсем озверел, да делать нечего, поехала на ночлег на квартиру, а ему хотела пук овсяной мякины кинуть. Лишь сквозь прутья руку просунула, он ее клыками и пропорол так, что мясо клоками повисло. Женщины, что рядом были, визг подняли пуще хряка. В больнице рану зашили, а сухожилия стянуло. Посоветовал мне тогда местный фельдшер руку распаривать каждый день в ванночке и массаж делать. Я три месяца это каждодневно делала, рука снова стала чувствительной.
- Бабушка Прасковья, а вы еще раз замуж выходили? – спрашиваю долгожительницу. Она в ответ улыбается.
- Так молода же была! Посватался ко мне Егор Неупокоев. У нас на отделении с бригадой фермы ремонтировал. А жил в деревни Круглое Маломостовского сельсовета. Но я с ним недолго прожила. После войны мужиков на деревне мало оставалось, нарасхват. Увели его у меня. Я тогда переехала в Круглое Травнинского сельсовета. Робила телятницей. Сестра рядом жила, мама, брат. Там и встретила свою судьбу. В начале пятидесятых расписались в совете с Анатолием Трофимовичем Храмцовым. Работал он в столярке. Телеги правил, дровни. Стружкой от него так ласково пахло. Прожили с ним 48 годков. Свекровь с нами сорок лет прожила, доходила и ее, похоронила. Бывало, мою ее в бане, а она плачет: «Матушка ты моя, ты за мной вот дохаживашь, а кто за тобой так ходить будет? Детей – то нет.» Действительно, кончила я здоровье свое женское в войну, не дал Господь больше мне детей. Но у сестры Нади их было много, а жили напротив друг дружку. Взяли у нее на воспитание племянника. Он нам как сын был родной. Вырос, обженился. Шестеро детей народили. Я помогала их поднимать на ноги, хотя они мне считаются внучатными племянниками. Вот со Светочкой теперь и живу. Очень роднимся друг с другом. Поддерживаем, когда трудно. И хотя остальные Жиляковы разъехались по району и области, никогда не забываем на праздники собираться вместе… Относятся ко мне уважительно, да и я их всех тоже люблю. Думаю, что похоронят меня по всем правилам. Ведь три жизни уже живу: за мужа, что в войну погинул, за доченьку, что в 1941-ом померла, теперь вот свою, третью доживаю…
Прошли годы, давно нет на этом свете Прасковьи Васильевны Жиляковой, лежит на старом кругловском деревенском кладбище. Пыталась я пробить по ОБД ее Прокопия Назарова – да напрасно. Нет никаких документов на солдата из деревни Круглое. Вот и подумалось, пусть этот материал станет о нем хоть маленькой памятью «в венке» пропавших без вести и погибших в годы Великой Отечественной войны.
А ваша Прасковья - душа, сила и мощь нашего народа.
С уважением, Алиса.