Эта история произошла в 2002-м году в конце апреля. Перед майскими праздниками я отправился в Москву по делам и надеялся, что встречусь в дороге с интересными попутчиками. И мне повезло: в купе со мной ехали мужчина в преклонном возрасте, его жена и внук.
Все благополучно разместились в купе, разложили багаж, и состав тихо тронулся. Ребёнок занял верхнюю полку и с детским любопытством смотрел в окно на пролетающие мимо пейзажи, а мы сели знакомиться друг с другом на нижнем ярусе. Мужчину звали Александр Владимирович, они с женой везли внука в Москву, чтобы девятого мая он увидел парад победы на Красной площади своими глазами, а не по телевизору. Мой новый знакомый ехал туда ещё и чтобы встретить друзей-ветеранов, которых, к сожалению, с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Мы разговорились, и Александр Владимирович рассказал историю из своего прошлого, которую трудно забыть.
***
Двадцатого июня 1941-го года он, в звании младшего лейтенанта, прибыл в расположение отдельного истребительного авиаполка на предписанный ему аэродром Киевского особого военного округа. В те дни, по его словам, в воздухе витал дух неотвратимо надвигающейся войны. Все понимали: она вот-вот начнётся, но никто не знал точно – когда. За малейшие разговоры о ней наказывали жёстко и сурово.
Слушая его рассказ, я знал, что это были трудные времена не только для советской авиации, но и для всей нашей страны. Перед лицом новой угрозы шло перевооружение Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В части поступало новое оружие и машины. У молодых лётчиков не было опыта пилотирования новейших, ещё только-только поступающих самолётов, не хватало часов налёта на старых моделях, порой их число не превышало двух-трёх десятков. Мой рассказчик также встретил войну молодым и не имеющим боевого опыта лётчиком на истребителе конструкции Поликарпова – И-16. По его словам, этот самолёт доверяли не каждому новичку. Эта машина была непростого «нрава» и имела свои особенности в пилотировании, за что и получила прозвище «ишачок» – она не прощала пилоту ошибок в управлении. Его не часто доверяли «птенцам» – выпускникам лётных училищ. Большинство молодых пилотов летали на истребителях-бипланах И-15 и на поздних модификациях И-153 – «чайках». Но Александра Владимировича, как отличника лётного училища, посадили на И-16 – в умелых руках он по-прежнему был грозной силой. По многим параметрам эта машина уже сильно уступала немецким самолётам, которые по нескольку раз в день вторгались в советское воздушное пространство и в открытую вели авиаразведку. В такие моменты у лётчиков-истребителей от бессилия сводило скулы, но сбивать нарушителей границы запрещалось. Командование боялось спровоцировать начало войны, но избежать его так и не удалось…Утром 22-го июня в три часа утра авиаполк подняли по тревоге. Пилотам приказали занять кабины машин и держать самолёты готовыми к взлёту.
– Как вы к этому отнеслись? Было же приказано не поддаваться на провокации, – я с интересом слушал его рассказ.
– Нормально, в тот момент никто уже не сомневался, что это не провокация – это начало войны. Мы восприняли этот приказ не то чтобы с радостью, но с удовлетворением, что тревожное ожидание наконец-то закончилось. Мы любой день ждали команду «занять боевые места». Вас, молодой человек, там не было, иначе бы вы сами почувствовали запах приближающейся войны. Те, кто имел семьи, и у кого была возможность, ещё до того рокового дня отправили их к родственникам, что жили подальше от границы.
Позже я узнал, что Киевский особый военный округ и в самом деле по личному приказу командования и в нарушение установок из Москвы был приведён в боевую готовность ещё за несколько часов до первых атак фашистов. То же самое было и на Черноморском военно-морском флоте. Наши силы на этом направлении сразу дали такой мощный отпор противнику, что стало ясно – стремительное продвижение немецких войск, как это происходило в Белоруссии и Прибалтике, здесь не получится.
Но вернёмся в тот страшный день… После взмывшей в небо сигнальной ракеты наши лётчики, в составе двух звеньев из шести И-16, вылетели на перехват самолётов противника, которые уже глубоко вторглись в советское воздушное пространство. Из рассказа Александра Владимировича я узнал, что рации стояли только на машинах командиров звеньев, и те передавали знаки своим ведомым лишь покачиванием крыльев. Набрав высоту тысячу метров, пилоты увидели большое тёмное пятно из множества чёрных точек, которое со стороны запада двигалось вглубь территории их округа. Сомнений в том, что это были немецкие самолёты ни у кого не возникло. Спустя несколько минут небольшое пятно отделилось от основного и направилось в сторону военного аэродрома, очевидно, он и был целью вражеских пилотов. Передав эту информацию на командный пункт, наши истребители пошли на перехват противника.
Завязался неравный воздушный бой: двенадцать Bf-109 – «мессершмиттов», имевших превосходство над нашими истребителями в скорости и в вооружении, против шести наших И-16. Немецкие истребители, имея перевес в числе, не подпускали наших «ишачков» к «юнкерсам» – штурмовикам-пикировщикам Ю-87, которые медленно, но верно «ползли» в небе к аэродрому. Ведущие наших «троек», будучи опытными лётчиками, уводили своих ведомых на виражи, где «ишаки» были устойчивее, чем истребители противника. Но и с той стороны тоже воевали опытные асы, избороздившие небо Европы, и наши, пробиваясь к вражеским штурмовикам, уже потеряли два самолёта. Но, не оставаясь в долгу, советские пилоты также отправили в землю двух представителей «исключительной нации».
– Как у вас это получилось? Ведь 109-й быстрее и вооружён лучше, чем И-16, – в моей голове возникали картины этого воздушного боя.
– Дело не в самолёте, а в том, кто его пилотирует. Они не ожидали от нас такой прыти и, очевидно, уже привыкли к нашему бездействию и бессилию. Расслабились, вот мы им наши зубы и показали, – задумавшись, пояснил Александр Владимирович.
Произнеся эти слова, он замолчал и долго смотрел в окно купе на пролетающие мимо пейзажи. Было видно, что вспоминать прошлое ему нелегко.
– Простите, не хотел вас обидеть, просто слышу про такое в первый раз, – попытался я извиниться за свой скепсис.
– Понимаю вас, молодёжь, сам таким же был. Позже жизнь научила чужой опыт брать на стороне, и не испытывать свою шкуру на прочность, – поделился он мудростью и продолжил рассказ.
Когда советские лётчики, ведя бой с немецкими истребителями, всё-таки догнали пикировщиков, те уже атаковали наш аэродром. Но и тут врага тоже ожидал неприятный сюрприз: атакам «юнкерсов» мешали поднятые в воздух другие наши истребители. В небе была «свалка» из нескольких десятков машин, советских и вражеских, расстояние между которыми порой измерялось лишь десятками метров. В эти минуты мой рассказчик и открыл свой личный боевой счёт. Несколько минут он преследовал и пытался сбить «лаптёжника» – немецкого пикирующего бомбардировщика Ю-87. «Лаптёжниками» их прозвали из-за не убирающихся шасси, которые издалека и в самом деле напоминали лапти или другую обувь. Во время атаки наземных целей пилоты этих машин включали сирену, и её вой вызывал у людей на земле чувство паники и страха. «Юнкерс», которого в качестве цели выбрал мой рассказчик, шёл медленнее его истребителя, успешно маневрировал и жёстко «огрызался» огнём пулемёта заднего стрелка. Однако, атаковав противника с «мёртвой зоны», Александр Владимирович отправил фашиста в землю. Упомянув об атаке на ещё один фашистский штурмовик, он внезапно замолчал. На глазах ветерана блеснули слёзы. Чувствуя, как ему нелегко заново переживать былое, я терпеливо молчал и ждал, когда он продолжит свой рассказ.
Моё вежливое ожидание оправдалось: через пару минут Александр Владимирович вернулся к своим воспоминаниям. По его словам, они уже почти отбили атаку на аэродром. Но несколько пар «юнкерсов» всё ещё продолжали своё дело. Зайдя в хвост одному из них, мой рассказчик с удивлением отметил, что задний стрелок фашистского штурмовика молчит. Скорее всего, он был или убит, или у него закончились патроны. Взяв упреждение, Александр Владимирович нажал на гашетку и, к ужасу, не услышал привычной пулемётной дроби выстрелов и дрожи самолёта от работающих пулемётов. Кончились боеприпасы! До «юнкерса» было «рукой подать», не больше двадцати метров. Тогда мой герой решил пойти на таран. Он прибрал тягу двигателя и медленно пошёл на сближение с противником.
– Вам не страшно было в те секунды? Ведь не известно, чем это могло закончиться, – спросил я, подумав о том, как бы сам действовал в подобной ситуации.
– Почему не известно? Всё было ясно, но в горячке боя злость на фашистов взяла верх, и чувство самосохранения исчезло. Я не мог упустить возможность отправить в землю и этого гада тоже.
Зная, что этот «юнкерс» беззащитен, Александр Владимирович «подошёл» к нему с задней полусферы. Потянув ручку управления на себя, он винтом своей машины «превратил в кашу» хвостовое «оперение» противника, и тот, пролетев метров двадцать, с диким креном устремился к земле. После тарана «ишак» Александра Владимировича на секунду замер в воздухе и словно взбрыкнул: его винт был повреждён, и двигатель заглох. Самолёт летел уже только по инерции. Тогда мой рассказчик выпрыгнул из кабины истребителя и дёрнул за кольцо парашюта. Медленно спускаясь, он с интересом наблюдал с высоты, что творилось внизу. Несмотря на усилия пилотов и расчётов орудий противовоздушной обороны, немцам всё-таки удалось уничтожить половину стоящих на земле самолётов и почти всю видимую с воздуха инфраструктуру советского аэродрома. Однако взлётная полоса уцелела, она ещё могла выполнять свои функции. Наблюдая горящие здания и дым от уничтоженных на аэродроме машин, Александр Владимирович понял – несмотря на потери, они дали достойный отпор противнику. Вокруг взлётного поля к небу поднималось не менее десятка столбов дыма от сбитых немецких самолётов.
***
Из шести лётчиков, поднявшихся в небо вместе с ним в четыре утра, на землю вернулся только ведущий их звена. Он также таранил немца, когда у его «ишачка» закончились боеприпасы, и тоже приземлился на парашюте. В страшное утро 22-го июня 1941-го года их отдельный истребительный авиаполк потерял только в воздушном бою двенадцать самолётов. Среди тех, кто поднял их в небо, были не только молодые лётчики, такие, как Александр Владимирович, но и более опытные пилоты, прошедшие небо Испании, Халхин-Гола и Финляндии. Помимо потерь в первом воздушном бою, этим налётом немцы уничтожили и повредили на земле ещё около десятка советских машин. Однако самолёты – это всего лишь железо. Печальнее оказались потери личного состава, потери тех, кто своим мастерством и умением превращал его в грозную силу!
Когда с последствиями утреннего налёта разобрались, в течение двух часов уцелевшие самолёты и обслуживающий персонал перевели на ближайшее запасное лётное поле. И вовремя! Едва они успели это сделать, как над уже пустым
