Спрашиваешь, случалось ли мне предавать?.. А, не знаю. Но если поможешь понять… (Остановилась у скамейки, присела.) Ведь ты же у нас инженер человеческих душ, вот и помоги… протяни руку помощи, чтобы проникнуть в суть того или иного моего поступка. (С лёгким вызовом взглянула, улыбнулась.) Ты же копаешься в своём прошлом, вот и меня зарази тем же… ворошить прожитое. (Сказать ей, что такое занятие иногда бывает весьма мучительным? Нет, пожалуй, не скажу.) Знаешь… (Опустила глаза, помолчала.) А знаешь, когда ныряешь в прошлое, то зачастую высвечивается оно совсем другими красками. (Снова смолкла. Смотрит на молодую березку, что как раз - напротив.) И занятие это о-очень интересное, ты права. Иной раз такое откопаешь, что диву даешься: и как могла тогда вот так?.. (Спросить о «так»? Нет, пусть - сама…)
Подружка у меня была… журналистка, с которой было интересно… (Проводила глазами двух девушек.) Легко с ней говорилось… А иногда вместе ездили за материалом для газеты, чтобы потом друг другу что-либо подсказать… Была, была она замужем, но муж её… (Усмехнулась.) Не интересовала его ни литература, ни искусство, хоть и умный был… технарик. Всё я удивлялась: и как Машка – с ним?.. о чем говорят, о чем молчат? (Наклонилась, сорвала отцветший одуванчик.) Ведь молчать легко только с близким человеком, не так ли?.. Ну да, может, и им хорошо молчалось. Но не о нём я хочу тебе... а о Машке. (Замолчала. Дунула на одуванчик. Белые зонтики закружились над травой. И где сейчас сама витает?) Так вот… Нам с Машкой хорошо говорилось, хорошо молчалось, а еще она как-то удивительно заботилась обо мне, иногда принося дефицитные продукты, которые на работе выдавали её мужу, ведь, поди, и ты помнишь как в девяностые было с продуктами. Так вот... А когда у меня родился сын, устроила сбор меж сослуживцев и преподнесла мне набор детской одежды, в то время тоже дефицитной. (Какая теплота в глазах засветилась!) Да и вообще, были от нее и другие знаки внимания… цветочки, конфетки. Ты знаешь, такие подарки я даже от поклонников не получала, а вот от неё… (Снова смотрит на березку, но знаю, видит не её, а Машку.) И эту её заботу осознала я только теперь, из «дали времён»… Вот уж прав Есенин*: «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье…» (Встала, жестом пригласила идти к роще.) Да нет, не таким уж и дорогими были её подарки… «в денежном эквиваленте», как сейчас принято говорить, но ведь… То-то ж… И вот как-то идём мы с ней домой… недалеко жила, на одной остановке выходили. Идем, разговариваем о своей молодости, а я возьми да скажи: «Знаешь, в юности меня предала подруга и с тех пор... Да и теперь у меня их нет.» (Остановилась. Обернулась ко мне. Смотрит-то как!) Представляешь, так и ляпнула. Ну кто за язык тянул? А Машка... (Отвернулась. Прячет лицо?) А Машка вроде бы даже вздрогнула, сжалась. Но уже расставаться надо было… (Заспешила по тропке.) А что дальше… Дальше вроде бы всё между нами оставалось по-прежнему, но вскоре я почувствовала, что отдаляется она от меня. (Подошла к липе, прижала ладони к стволу.) Реже стали разговаривать о том, о сём, а потом не стало и наших совместных поездок за материалами. (Погладила ствол.) Да и в гости перестала забегать, а через полгода переехали они в другой город и… (Припала щекой к липе.) Нет, больше ничего о ней не знаю, но вот… (Снова пошла впереди меня по тропке.) Но вот теперь, вспомнив всё это, носится в душе и не дает покоя чувство, что совершила я тогда… (Обернулась. В глазах – вопрос.) А как ты думаешь, были ли те слова мои предательством?.. Да ладно, не щади меня, режь правду-матку. (Остановилась, нарочито засмеялась.) Ну, хорошо, не предательство, но ведь… коварство, вероломство и даже… (Сейчас заплачет?) И даже, как нож - в спину…Говоришь, что нож - слишком сильно? (Махнула рукой, опять так же улыбнулась.) Хорошо, хорошо, больше не буду об этом. (Зашагала дальше.) Давай выйдем из тени лип вон к той поляне под соснами, видишь, как они тоже радуются весне… хотя им и зимой неплохо живется… ага, пора обновления, любви и на них, как и на нас… (Остановилась у сосны, прислонилась и к ней. Молчит. Еще что-то вспоминает?) Ну, уж коль речь зашла о… назовём это коварством, то хочу тебе еще… Нет, не о таком же… а о первой своей влюблённости… Какая связь? А вот послушай. (Снова замолчала, глядя через тяжелую ветвь сосны на белые облака.) Знаешь, какая же то была возвышенная… нет, возвышающая влюблённость!.. Да меня, меня возвышающая!.. и конечно, его. (И – длинная пауза.) Ведь и не сказать, что Тимка был красив, но глаза! Какие же у него были глаза! Голубые-голубые, окаймленные тёмными ресницами и... (Говорит-то уже не мне.) И, наверное, влюбленность бросает нас в этот прекрасный океан, не давая душевных глаз, чтобы всматриваться, выискивать пороки возлюбленного, но зато одаряет воображением, подогревающим эту самую влюбленность, вот и я тогда… Как же была счастлива на нашей скамейке, с которой вечерами перед нами расстилался луг, покрытый туманом, подсвеченный желтой луной. (Лицо-то как вспыхнуло!) Да, конечно, всё бывают счастливы в пору влюбленности… особенно вначале, а потом… (Открыла сумочку. Ищет в ней это самое «потом»?) А потом случается что-то вроде того, о чем я… когда о Машке… Да-да, тоже предательство.
«Слишком»? Интересно, а как ты назовешь то, что… как я потом – к Тимке? (Отошла от сосны на несколько шагов, но возвратилась.) А вот как. Моя влюблённость длилась… Нет, «длилась» не то слово. В общем, моя пылкая влюблённость вскоре… ну, не вскоре, но начала таять... А потому, что… как сказал какой-то поэт, «открылись глаза души моей» и начала видеть то, чего раньше не замечала. Словно прекрасные одежды спали. Словно вдруг Тимка для меня… (Усмехнулась). Вдруг он стал для меня понятным и… простым что ли? (Бедняжка. Нет, не надо ей копаться в прошлом, уж слишком погружается в него, слишком.) Всё больше стало меня отпугивать его безразличие к своей профессии, к книгам, а когда я начинала щебетать о каком-либо фильме, то он или хмыкал на мои восторги, или уводил разговор на что-либо повседневное, банальное… Просто случилось то, что и со всеми бывает? (Торопливо зашагала назад, к скверу, но остановилась, обернулась.) А, может, за этим «просто» как раз и кроется то самое предательство, о котором я… и мне надо было как-то… чем-то приобщить его к тому, что было во мне?.. Думаешь, ничего не получилось бы? (Снова пошла. Остановилась.) А вот у Машки получилось. И живут уже столько лет вместе, а я… (Взглянула.) А я всё ищу и ищу очередной влюблённости… ага, которую снова могу предать. Ведь не раз встречала… и снова… (Махнула рукой и решительно зашагала по тропке. Но опять остановилась, обернулась.) Ладно, не утешай. Пусть не предательство, а просто разочарование, но понятия эти так переплетаются и помогают друг другу! Что, разве не так? (Смотрит-то как… словно я непременно должна дать ответ. А что сказать?) Молчишь… То-то ж. Но, чтобы это ни было, а покопавшись в прошлом, всегда остается чувство, что не так поступила когда-то, надо было - по-другому. (Из рощицы вошли в сквер, ступили с тропки на тротуар.) И чувство это будоражит, не даёт спокойно жить, поэтому уж лучше... Не согласна? А я думаю… (Остановилась напротив детской площадки со снующими туда-сюда детишками.) Посмотри на детишек. Сколько в них радости, какое азартное восприятие настоящей минуты! Даже завидно… Ну да, потому что у них еще нет осознанного прошлого, но… (Усмехнулась грустно.). Но оно непременно, непременно и их настигнет! И начнёт ставить вопросы вроде моих. (Взглянула, вроде как извиняясь.) Так что, ты как хочешь, а я постараюсь поменьше оглядываться... реже проигрывать в себе эти (Усмехнулась.) блюзы памяти, чтобы минувшее не затягивало и не мешало жить настоящей минутой. (Пошла к выходу из сквера.)
*Сергей Есенин (1895-1925) - Русский поэт, представитель крестьянской поэзии и лирик
Фото автора.