— Шевелись, каторжник! — старый возница хлестнул по обвислому крупу верного коняги, по возрасту, годящемуся ему в ровесники.
Хоть широкая поверхность дороги накатана до каменного состояния множеством колес, и легко ложится ровной поверхностью лошаденке под копыта, а все ж таки страшновато ехать одному. Нынче кто только не шастает по лесу, не ровен час нарвешься на лесных людишек-разбойников, кому такая вот чащоба — дом родной, или столкнешься с серыми плащами магов — теперь они не ходят поодиночке, а все больше отрядами. Война, что ли у них там?
Они воюют, а у простого люда головы летят да пустеют амбары!
Старик торопился догнать другие повозки, укатившие на городской рынок чуть свет, и подгонял лошадку, заодно озираясь по сторонам.
Движение в кустах густого терновника дедок заметить не захотел: обернешься на свою голову, а после не расхлебаешь. Сколько уж, таких вот случаев-то! Да и бабка, как чувствовала, сто раз предупредила, мол, не встревай ни во что, никуда не ввязывайся, поспешай, да по сторонам-то не смотри, рот не разевай, да ворон-то не лови, никаких попутчиков не сажай — останешься без урожая, без денег, да хорошо, если так, а то и в канаве окажешься с пробитой башкой!
Она у него умная, бабка-то, он за ней, как за каменной стеной прожил без малого сорок лет.
Дедок торопливо отвернулся в сторону от движения в кустах и хлестнул лошаденку, придавая скорости ленивой животине. Не выйдет у вас ничего, господа разбойнички! Ишь, удумали чего — выскакивать посреди дороги, как демоны из-за печки!
Гнедой, не особо довольный таким к себе отношением, резво помчался было вперед, но прямо под копыта ему внезапно рухнуло сухое дерево, которое сто лет стояло себе на этом самом месте и падать не собиралось. Конь резко затормозил, дед чуть-чуть не вылетел из своей повозки аккурат под задние копыта — а это почитай, что верная смерть.
Повезло!
Старик вытер ладонью выступивший пот на лбу. Вот недаром покойница-мать все время твердила, что ему на жену молиться надо, хоть она и пилит его, как ржавая пила с утра до ночи, потому как кругом он находит себе на задницу приключения, даже, если с нее не встает целый день — они, приключения то есть, сами его находят.
— Нету денег у меня, господа хорошие, — буркнул дед в бороду, стараясь не смотреть на две оборванные и окровавленные фигуры. — Не успел я пока что ничего продать, а весь урожай — одна картошка, — врал он на голубом глазу. В корзинах лежала крупная морковь, румяная репа, золотистые головки отборного лука, ну и картошка, конечно, куда же без нее. — А ежли лошадь хотите забрать, так она старая, того и гляди на ходу свалится (и снова это была неправда, коняка, еще, как пить дать, годика два продержится).
— Едешь в Грифлион? — высокий страшный разбойник, прихрамывая, подковылял к гнедому и схватился за поводья.
Дурак-конь тут же потянулся к нему мордой.
— Едем помаленьку, — согласно закивал хитрый дед, сразу не напали, может, и обойдется. — А как же… нам без города нельзя… опять же, рынок там… — забормотал он неопределенно.
— Довезешь до площади получишь серебряный драхим, — пообещал высокий.
Как будто был выбор.
— Не бойся, весь твой урожай у тебя и останется, а вот на твоего скакуна у нас вся надежда.
Парень согнал деда с возничьего места и несколько раз от всей души огрел кнутом бока гужевого транспортного средства.
— Йоохуу!
Повозка понеслась между высоких сосен, старый конь рванул со всех ног, словно только и мечтал об этом — снова превратиться в необузданного трехлетка. Старик обреченно провожал глазами крепкие клубни картошки, летевшие на дорогу из перевернутой корзины. Права была бабка, сто раз права!
Маленького роста паренек завернулся в дедову старую рогожку и сразу же заснул. Его лихорадило — на лбу выступили мелкие бисеринки пота, щеки раскраснелись — мальчишка трясся и цеплялся за дерюжку, хотя на дворе было тепло.
Дед оторвался от парнишки посмотрел вперед: сослепу ему показалось, что деревья по обе стороны дороги наклонились верхушками, создавая коридор, собственно так оно и было — парень-маг пустил впереди лошади воздушный поток, устраняя все возможные препятствия на дороге и повозка неслась, подгоняемая ветром.
Маг спешил: у его девочки-проводника распухла и посинела рука, поднялся жар, ее срочно нужно было показать лекарю, к тому же, третий день подходил к самой середине, а до Грифлиона еще ехать и ехать. Нарушены все предписания, все приказы и данные самому себе благоразумные обещания не расходовать ману.
Валент металась под рогожкой.
— Я не виновата!.. Это не я! Не я!.. — бормотала девушка, но тут же переходила на гневное рычание. — Ублюдок Панталик! Чтоб ты сдох! Дай мне воды!
Старик опасливо покосился на мальчишку и покачал головой: так это девка! Чудная какая. Одета в штаны и стрижена, разве так должны бабы одеваться? И тут деда прошиб холодный пот — это же каторжники! Ну конечно, как же он сразу не догадался, старый дурак! Беглые каторжники, поэтому все в грязи, да в кровище, а у той стриженой покалечена рука — явно от колодок избавлялись! Да что же у него за судьбинушка? Снова вляпался по самые помидоры: появиться с ними на главной площади — это верный путь на плаху вместе с ними, уж лучше бы его ограбили!
— Возьми мои сережки, я хочу тебе их подарить… ты такая красивая… — бормотала девчонка.
Поддавшись какому-то неопределенному чувству, старик дотронулся до ее лба — кожа полыхала огнем — он отдернул руку. А вдруг она заразная? Что же делать-то? Вот влюбилась его старуха в неудачника, так и мучается с ним всю жизнь!
— Вода у тебя есть?! — обернулся высокий разбойник. — дай ей, не жмись, заплатим тебе.
— Я не могу! — жалобно крикнула девушка и вдруг заплакала под рогожкой. — Не надо, мне больно, больно!.. Отпусти меня… Валар, братик любимый, забери меня домой... — бредила она. — Воды... Воды... Без воды я не смогу выступать!.. — она снова заметалась.
— Попей, дочка, — старик приподнял голову девчонки, и она с жадностью принялась глотать воду из бутылки, хватая деда за руки.
— Панталик, отпусти меня… Я хочу домой, к маме… — стриженная голова упала на тряпки.
Девочка заснула, а дед с ужасом разглядывал у нее на висках седину, безжалостно проступившую через краску.
— Да кто так правит?! — вдруг рассвирепел старик и отнял поводья у парня. — А ну иди отсюда! Не умеешь править — не садись! Моя старуха и то лучше погоняет! Иди, вон, девчушку укрой получше!
Восстановив без особого труда свое, чуть было не утраченное главенство в этой повозке, дедок принялся нахлестывать коня, который и так мчался во все копыта. Зачерствевшее сердце старика переполнилось жалостью к больной девчонке-каторжанке...
* * *
Красив был Грифлион!
Румер и в подметки ему не годился.
Разве может промышленный город, где кашляет каждый четвертый житель, вдыхая жирный черный дым от плавильных печей, где от загрязненного воздуха чахнут и засыхают на корню вековые деревья, сравниться с красавцем, привольно раскинувшемся рядом с побережьем океана?
Своей красотой Грифлион напоминал огормный букет, в яркое разноцветье которого были щедро добавлены зеленые хвойные ветки — высокие голубые кипарисы наполняли улицы города чудесным ароматом, успокаивая измученные нервы и прогоняя простуду, помогая своим целительным запахом всякому страждущему.
Жители Грифлиона любили свой город бесконечно и преданно, ему посвящали стихи и песни, им гордились, им любовались, как драгоценной жемчужиной, добытой со дна океана.
Да, очень красив был Грифлион!
Полюбоваться высокими статуями бронзовых грифонов, раскинувших сверкающие на солнце крылья, спешили все без исключения, кто приезжал сюда по делам или развлекаться. Собственно, из-за статуй город и получил свое название, с названием обязательно связана древняя легенда, которую передавали из уст в уста, но некоторым путникам не было дела ни до нарядных, словно игрушечных, домиков, обмазанных белой и розовой глиной, ни до пышных кустарников, цветущих крупными соцветиями, ни до грифонов.
— Возьми! — в раскрытую ладонь старика упали две серебряные монетки, и он почувствовал себя предателем.
Он же не из-за денег, не ради корысти загнал своего старого коня, а просто… жалко стало девчонку. Настоящая жизнь коснулась его, погладила по лысой макушке, погрозила пальцем, и снова отправила к надоевшей бабке.
«Одни деньги на уме! — гневно подумал дед, скинувший с плеч лет пять, а то и десять, за эту дорогу. — Ведьма старая! Провалилась бы ее картошка!» — и… накинув обратно все сброшенные года на согнутые плечи, старик потрусил к рынку продавать остатки урожая.
Парень-маг ногой распахнул дверь первого подвернувшегося кабака.
— Комнату, живо!
Гул над столами замер на минутку. Толстый хозяин в грязном фартуке, не донес до столов целых восемь пивных кружек, служанки в кокетливых свободных рубахах оглянулись на нового посетителя. Вместе с ними на парня уставился разнокалиберный сброд, только недавно сошедший с палубы галеона-трехмачтовика и теперь законно пропивающий кровные денежки.
— О-о-о! А-а-а!
— Ишь ты, как не терпится!
— Ты где подобрал ее, в какой канаве?
— Ну и грязна!
— Да это девка ли? Смотрите братцы, в штанах и стрижена!
— Эй! А ты не из
Немного проясняется, что за охота была за ним.