Они сидели, как обычно, на ящиках возле помойки и выпивали.
– Портвейнчика хочешь? – спросил Сашка.
Я отказался.
– Ты же раньше пил, – сказал он удивленно.
– Ну, то раньше…
– И не куришь? – спросил он.
– А ты что, по нему не видишь? – сказал Вовка. – Бережет себя – хи-и-трый змей.
– Кончай! – оборвал его Сашка.
– Да причем тут хитрость?! – сказал Костя, который всегда недолюбливал меня. – Обычный бздила, всего на свете боялся. Не помните, что ли? – никогда ни с кем не дрался, всегда в сторонке, даже по винтовой лестнице ни разу с нами не лазил…
– Столько лет не виделись, – пробурчал я, – а вы тут…
– Ладно, не обижайся, – сказал весело Вовка – Ты лучше скажи, сколько тебе уже стукнуло?
Я сказал.
– Ни хрена себе! – воскликнул он. – И все еще живой?! – Они захохотали. – Выходит, нам теперь еще больше было бы, ты же младше нас был… А чем занимаешься? На пенсии?
– Наверное, пишет, – сказал Сашка. – Писатель. – Из всех дворовых ребят он был мне наиболее близок. И о своих первых писаниях я рассказывал только ему.
– Про нас что-то написал, – спросил Вовка, – какие мы удалые были?
– Да чего он может!? – бросил Костя. – Писатель! – от слова ссать. Думает, если с портфелем ходит, то писатель...
Я, усмехнувшись, открыл портфель и вытащил бутылку французского коньяка.
– Ну, это совсем другое дело! – воскликнул он.
Мы выпили.
С непривычки я слегка захмелел и начал говорить им всякие нежности: как я часто думаю о них, как рвался их увидеть… – Вот интересно, – удивлялся я, – про школу, университет совсем мало вспоминаю, никакого желания, хотя там я был в числе лучших, а про двор чуть ли не каждый день. А ведь вы обходились со мной порой не слишком ласково…
Они глядели на меня и снисходительно улыбались.
Хотя чему тут удивляться?!
Они для меня и были во многом первыми учителями. От них я узнал про таинства женщин, про половые сношения, в 11 лет увидел, как они в подвале трахали какую-то малахольную уборщицу. С ними я впервые познал вкус вина, курева, от них услышал много блатных песен. Их меткие словечки, шуточки, приколы до сих пор во мне бродят…
И все же полноправным членом их кодлы я никогда не был.
Они были и старше меня, и сильнее. Задирались с чужаками, заходившими во двор, ни за что били их. А меня это коробило, брала верх жалость.
Они были из простых, бедных семей, едва дотянули до шестого – седьмого классов, а я был сынок начальника главка, способный ученик, студент... Однажды, заглянув ко мне домой, Костя, впечатленный румынским мебельным гарнитуром, хрусталем и прочими тогдашними признаками достатка, сказал: «Живете, как короли!» Такие, как они, наверное, и крушили, грабили в 17 году усадьбы, дворцы... И при всех наших приятельских отношениях я понимал: случись какая-нибудь заваруха – они тоже ворвались бы к нам и начали всё тащить...
А с годами социальный разрыв между нами и вовсе зашкалил. Смешливый и языкастый Вовка три раза отсиживал срок, и было странно услышать от него через годы горькую фразу: «Жизнь не удалась». Сашку, самого сильного во дворе, покалечили в пьяной разборке. Костя, потеряв из-за козней родни жилплощадь, где-то мыкался, спился… А я, сделав довольно успешную карьеру, уехал на долгие годы за рубеж пиарить страну Советов и рассказывать о мерзостях Запада.
Но теперь нас разделяло еще большее, чем положение, образование, материальные блага… Наверное, самое непреодолимое, что только может разобщать людей, когда все остальное уже не имеет никакого значения.
Они были давно уже мертвые, а я исхитрился до сих пор жить и даже строить какие-то планы, бегать по врачам, спортзалам... И все больше почему-то тосковал по ним. Это превратилось прямо в какую-то манию, словно они были для меня самые дорогие люди.
– Ну как вы это объясните? – допытывался я, зная, что всегда получу от них верный, жизненный ответ.
Я думал, они благодарны мне будут, растрогаются – кто еще их столько вспоминать будет? И вдруг слышу: – Да глупость это – так часто мертвых поминать, – сказал хмуро Сашка. – Ну, вспомнил разок-другой в какую-нибудь дату, и хорош! Чего ты без конца и себя изводишь, и нас баламутишь?! Только хуже нам делаешь.
– А он и тогда к нам со своей дружбой лез, я же помню, – вставил свою едкую копеечку Костя. – Деликатесы всякие с барского стола приносил, портсигары из Германии дарил, подлизывался… А теперь с воспоминаниями липнет…
– Отстань ты от нас, – поддержал их Вовка. – Нашел себе героев… Идеалист ху...в!
– Вы были… настоящие, – тихо произнес я, не сразу подыскав нужное слово. Это, пожалуй, единственное, что я мог поставить им в заслугу. Но по нынешним временам это было уже немало.
– Мы мертвые, пойми, наконец! – заорал Сашка, – нас нет, а ты еще живой, – ну и живи, пока можешь, радуйся! – И он протянул мне на прощание руку.
