Дело было в конце 30-ых годов. Мне исполнилось 11 лет, когда последовало приглашение от маминой подруги провести с ней и её близкими летний месяц в глухой горной армянской деревушке. Сами мы из Тбилиси, от нас до Армении рукой подать. Кроме того мать посчитала такой отдых крайне полезным и для здоровья, и для исхудавшего семейного кошелька и охотно согласилась.
Те времена механизированным транспортом не изобиловали. Для простого люда пассажирские самолёты существовали лишь в теории, обычно ездили поездами, в кузовах грузовиков, на телегах. Не буду описывать наше путешествие, но в деревню нас доставил степенный вол, впряжённый в арбу, которую в дороге ужасно качало и трясло, а её колёса так жалобно скрипели, что казалось: ещё один крупный булыжник по пути, и они просто отвалятся.
Август месяц в Армении по обыкновению сухой, знойный; в горах значительно прохладнее, а наличие живительного воздуха, леса вокруг деревни и близость стремительной полноводной речки делали наш отдых довольно привлекательным занятием.
На даче среди нас было несколько человек взрослых и пятеро детей. Почти все дети оказались моими сверстниками. Мы быстро подружились и проводили вместе всё возможное время отводимое под детские шалости.
Для того, чтобы дети лишний раз не докучали, родители купили нам цыплят, а чтобы никому не было обидно, то каждому - пару: петушка и курочку. Мне достались цыплята одной породы. По человеческим меркам это были уже подростки, то есть вполне развиты, их "младенческий" пушок давно сменило белоснежное оперение и можно было свободно отличить, кто из них петушок, а кто - курочка. Но главное их отличие было в поведении: если курочка ещё вела себя, как полагается девушке из приличной семьи, то её братец вёл себя, как простой уличный озорник и драчун. Частенько, когда дождь не позволял идти в лес или за земляникой и становились невозможны шумные игры под открытым небом, мы залезали в довольно просторный курятник, где проводили петушиные бои. Петушков специально никто не стравливал, чтобы ринуться в бой, им достаточно было друг друга просто увидеть. В курятниках, где есть хотя бы несколько молодых петушков, подобные драки – вещь обыденная и отражает естественное стремление к лидерству и становление характера будущего главы семейства. Схватки не были ожесточёнными, и победитель выявлялся задолго до первой крови. А потому всё обходилось без членовредительства. Быстро выяснилось, что мой белый петушок вне конкуренции. Среди цыплят он ростом не выделялся. Более того, он был меньше всех своих соперников, но превосходил своими боевыми качествами.
Быстро пробежал месяц и наступила пора возвращаться в Тбилиси. Встал вопрос: как быть с цыплятами? Мы дети так привыкли к своим, ставшим ручными, питомцам, что возвращение без них себе не представляли. После недолгих уговоров родители позволили нам увезти с собой своих цыплят в небольших корзиночках. По прибытии домой возникла очередная проблема: где их держать. Держать их было точно негде, и через день-два отец отвёз их на радиостанцию, к месту работы, где у него был участок под огород и землянка для хранения инвентаря и содержания всякой мелкой живности.
Прошло время. Мои цыплята превратились во взрослых петушка курочку. Почему не "петуха" и "курицу"? Да потому, что ни "петухом", ни "курицей" назвать их язык не поворачивался. Их порода оказалась низкорослой. С момента переезда в Тбилиси они прибавили столь незначительно, что на фоне других кур казались карликами. Хотя с другой стороны в изяществе им было не отказать, особенно курочке, которая казалась маленькой "куриной леди". Было впечатление, словно она создана по эскизу искусного художника. Петушок тоже был хорош, он отрастил яркий гребешок и хвост, и у него появились первые шпоры, какие можно наблюдать у некоторых пород голубей.
Вскоре у отца на участке стали происходить чудеса.
Многие сотрудники радиостанции, как и мой отец, имели землянки, а некоторые из них также содержали и кур. Таких куриных "гаремов" набралось не менее пяти-шести. Во главе каждого стояли, как и полагается, предводители куриного "дворянства" (от слова "двор") - знатные петухи. Петухи, как на подбор, были рослыми красавцами. Их перья играли всеми цветами радуги, а гордый, заносчивый вид служил неопровержимым доказательством многочисленных воинских доблестей, неукротимого духа и наличия высоких полководческих данных.
С некоторого времени отец периодически становился очевидцем свирепых петушиных боёв за обладание куриным гаремом. Живейшее участие в них, как ни странно, принимал и наш карликовый петушок. Небольшой по численности гарем, был и у него. Но, видимо, самолюбие петушка было много выше собственного роста. Он не мог смириться со своим положением, и стал зачинщиком многочисленных сражений с весьма грозными соперниками.
Об этих битвах отец рассказывал с восторгом!… И не безосновательно, так как каждая их них заканчивалась полным посрамлением "противника": наш малыш одерживал одну победу за другой.
- Это не петух, - сказал однажды отец, - это же Чингиз-Хан!
А между тем Чингиз-Хан, оправдывая новую кличку, объединил все гаремы в одну гигантскую "орду" - "золотую орду", как любил говарить отец. Приехав однажды к отцу на работу, я увидел следующую картину: пасущееся огромное количество кур, голов в 50, и поодаль поверженных и поникших духом петухов. Нашего петушка было бы трудно заметить, если бы не его белоснежное оперение, мелькающее то там, то тут. Изредка какой-либо петух, заметив, что Чингиз-Хан подался на противоположный край "орды", пытался приблизится к курам. Но не тут-то было. Чингиз-Хан следил зорко. Молнией он налетал на нарушителя, и тот, позабыв о всякой чести, мчался в поле, как угорелый. Комедия! Впереди здоровый петух-великан, а позади преследующий его петушок-пигмей.
Высоко в небе над территорией радиостанции время от времени барражировали ястребки в поисках какой-либо добычи. Такой большой куриный гарем не мог не стать объектом пристального внимания со стороны этих хищников. Что-то их обычно смущало: то ли присутствие по соседству людей, то ли размер "орды" и её сплочённость, - но ястребы редко тревожили птиц. Бывало, когда ястреб нападал и уносил одиноких отбившихся цыплят, но то были редкие единичные случаи. А тут так случилось, что ястреб нахально спикировал прямо в центр гарема и запустил свои смертоносные когти в молодую курицу. Куры с воплями бросились врассыпную - все, кроме несчастной слабо трепыхающейся жертвы. Была бы ей судьба оказаться в желудке у ястреба, если бы рядом не очутился вездесущий Чингиз-Хан. Отваги у Чингиз-Хана хватало и на несколько ястребов. Что ему всего один какой-то ястреб, когда и он сам "сокол". С яростным кудахтаньем он кинулся на врага, клюя и пытаясь поразить его своими шпорами. На куриный переполох прибежал сосед с лопатой. Разумеется ястреб сильней и лучше вооружён, чем любой петух. Но то ли попался ещё неопытный молодой ястребок, а, может, он просто не ожидал отпора и, наконец, он мог заметить приближающегося соседа - словом: жертва была брошена, а ястребок унёсся прочь, прихватив с собой в клюве разве что пару прилипших перьев.
Ура, Чингиз-Хану – доблестному рыцарю своих многочисленных дам сердца! Однако, истерзанная варваром, его возлюбленная не перенесла столь грубого надругательства над своим нежным женственным телом и скончалась на месте. Чингиз-Хан ещё долго не мог успокоиться, взволнованно кудахтая и кружась вокруг бездыханного тела своей супруги. Бросая гневные взгляды в сторону, в которой исчез злополучный враг, он горько плакал, но никто так и не увидел его мужских слёз. "Почему?" – спросите вы. А разве настоящие мужчины плачут? Оплакивая эту безвременную потерю, справил панихиду и хозяин жертвы, отправив потерпевшую в суп.
Прошли дни, и ранее восхищавшиеся Чингиз-Ханом владельцы кур стали предъявлять отцу свои претензии. Куры стали плохо нестись, да и бОльшая часть яиц была "жировыми" (без зародыша). Чингиз-Хан, собрав огромный гарем, несколько переоценил свои возможности.
Жалобы стали учащаться, а отец решиться на то, чтобы зарезать Чингиз-Хана не мог. Петушок в его глазах был необыкновенным героем. И вот однажды петушок пропал, а через несколько дней его нашли утонувшим в глубоком бассейне у старой градирни - далеко от тех мест, которые обычно предпочитали куры. Скорее всего жалобщики свои проблемы разрешили просто: убили Чингиз-Хана и потом для отвода глаз бросили его в бассейн.
Судьба большинства кур и петухов – окончить жизнь в кастрюле или на сковородке. Как правило, о них не помнят, запоминая разве что лишь вкус и нежность мяса и воздавая должное искусному повару. И лишь немногим из них, подобно нашему Чингиз-Хану, уготована судьба героев, чьё имя с почтением заносится в "золотые анналы" семейных хроник.
Слава Чингиз-Хану – карликовому петушку и великану духа!
