Произведение «Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 36 - ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА)» (страница 1 из 3)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Роман
Автор:
Читатели: 1015 +1
Дата:
Предисловие:
36. — Только мы, ставшие свободными умы, имеем подготовку, чтобы понять то, чего не понимали девятнадцать веков, — мы имеем правдивость, обратившуюся в инстинкт и страсть и объявляющую войну «святой лжи» еще более, чем всякой иной лжи... Люди были несказанно далеки от нашего нейтралитета, полного любви и предусмотрительности, от той дисциплины духа, при помощи которой единственно стало возможным угадывание столь чуждых, столь тонких вещей: во все иные времена люди с бесстыдным эгоизмом желали только своей выгоды; воздвигли церковь в противоположность Евангелию...
Кто искал бы знамений того, что позади великой игры миров скрыт перст какого-то насмешливого божества, тот нашел бы немалое доказательство в том чудовищном вопросительном знаке, который зовется христианством. Что человечество преклоняется перед противоположностью того, что было происхождением, смыслом, правом Евангелия, что оно в понятии «церковь» признало за святое как раз то, что «благовестник» чувствовал стоящим ниже себя, позади себя, — напрасно искать большего проявления всемирно-исторической иронии...
Фридрих Ницще. «Антихристианин. Проклятие христианству»

Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 36 - ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА)

Глава 36
ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
 ...И мне ли спрашивать, кто ей оставил
нечистое белье неправоты. 
Сесар Вальехо
С тех пор, как Атира была возведена в ранг языческого божества, она редко встречалась с людьми. Единственным, кто имел к ней доступ в любое время суток, был Анахарсис. Она шутливо называла его своим жрецом, ангелом-хранителем, проводником. Теперь же к кругу ее общения приобщились герои «Петухов», чему она была несказанно рада. Живое человеческое общение — это тот драгоценный дар, который важнее всех сокровищ мира. Атира с грустью вспоминала то время, когда была просто Маргаритой, и свою первую встречу с писателем. Ей часто снился один и тот же сон: она взбегает по длинной мраморной лестнице, которая внезапно обрывается, и перед ней разливается озеро, подернутое утренней дымкой. По озеру к ней навстречу плывут два прекрасных лебедя, она протягивает к ним руки, но... тут сон обычно обрывался, и она почему-то оказывалась выброшенной на берег, полностью нагая, усыпанная кроваво-красными розами...
— А, Анахарсис! — обрадовалась Атира, с его появлением назойливое видение исчезло. — Раздели со мной утренний кофе. Расскажи, что нового делается в мире. Хочу избавиться от грез.
— Снова видения? — спросил Анахарсис, покачав головой. — Ты уже не спрашиваешь меня, откуда они?
— Нет, я смирилась с тем, что это обрывки того, что произошло или, скорей, не произошло в моей жизни. Какой-то рок, какая-то сила помешала сбыться этим прекрасным грезам. Я часто думаю, а насколько волен человек влиять на свою судьбу, изменять ее? А может, это совсем невозможно, рок, судьба, довлеют над ним? 
Анахарсис скривился в мучительной усмешке. Ему не хотелось признаваться в том, что он, именно он был тем злым гением, который вмешался в судьбу Маргариты, навсегда превратив ее в Атиру из Грама. А что ему оставалось, если тем лебедем был вовсе не он, а... Он мучился от того, что в ее памяти так и не стерлась эта картина.
— Дорогая Атира. Я сделал из тебя богиню! Ты звезда, которая сияет на небе! Неужели это не лучшее, о чем можно мечтать? Теперь ты сама в силах вмешиваться в судьбы смертных и изменять их. 
Атира посмотрела на него своими прекрасными глазами и только загадочно улыбнулась. Да, он понял ее! Ей хотелось влиять не на чужие, а на свою собственную судьбу. Она помнила о любви, которую он не в силах был ей заменить при всем своем обожании.
Стараясь отвлечь ее от назойливых мыслей, Анахарсис начал говорить о новых проделках Вольтера. 
— Что на этот раз выдал гений всех времен и народов? 
— Не поверишь. Написал сатирический сонет на Жанну д’Арк. Он так и называется — «Орлеанская девственница». 
— Вот как? — Атира с интересом взяла в руки протянутую им книгу. — Чем она не угодила господину Аруэ?
— Он использовал трагический период в истории Франции для нападок на религию.
— Вольтер атеист?
— Конечно нет! Деист. Он признает роль Бога в сотворении мира и с уважением относится к личности Христа, но это не мешает ему со скепсисом спрашивать: «...где находится вечный геометр? В одном месте или повсюду, не занимая пространства? Я ничего не знаю об этом. Устроил ли он мир из своей субстанции? Я ничего не знаю об этом. Является ли неопределенным, не характеризуемым ни количеством, ни качеством? Я ничего не знаю об этом».
— Значит, он верил в Бога?
— Скорей всего — не отрицал. Когда Вольтера прямо спросили, есть ли Бог, он попросил сперва плотно закрыть дверь и затем сказал: «Бога нет, но этого не должны знать мои лакей и жена, так как я не хочу, чтобы мой лакей меня зарезал, а жена вышла из послушания».
— Но к кому тогда относился его лозунг «раздавить гадину»?
— К церкви и клирикам, неутомимым и беспощадным врагом коих он был. Именно с целью антицерковной пропаганды Вольтер издал «Завещание Жана Мелье», священника-социалиста XVII века.
— Так он союзник Ницше, который, как и он, христианское мифотворчество считал обманом? Вот интересно свести бы их для дискуссии!
— Не совсем. Дело в том, что Ницше ратует за общество Homo sapiens, людей разумных и равных, а Вольтер не признает равенства. Ему нужны те, кто будет оставаться в темноте для того, чтобы обслуживать аристократов. А для этого нужна вера. Вот послушай, как он об этом говорит: «Давайте... посмотрим, насколько полезна такая вера и сколь мы заинтересованы в том, чтобы она была запечатлена во всех сердцах». Он считает, что: «Принципы эти необходимы для сохранения людского рода. Лишите людей представления о карающем и вознаграждающем Боге — и вот 
Сулла и Марий с наслажденьем купаются в крови своих сограждан; Август, Антоний и Лепид превосходят в жестокости Суллу, Нерон хладнокровно отдает приказ об убийстве собственной матери».
В его философских взглядах неоднократно встречается и аргумент «полезности», то есть такое представление о Боге, при котором он выступает в качестве социального и нравственного регулирующего принципа. В этом смысле, вера в него оказывается необходимой, поскольку только она, 
по мысли Вольтера, способна удержать человеческий род от саморазру­шения и взаимного истребления.
— Но вернемся к «Орлеанской девственнице». Осмеяв Жанну д’Арк, Вольтер обошелся с ней более жестоко, чем епископ епархии Бове, который сжег ее когда-то на костре. 
— Вольтер, конечно, смеялся безжалостно. Он с сарказмом повествует, как Лотарингия подарила Франции Иоанну: «...здесь родилась она, жива, ловка, сильна; в одежде чистой, рукою полною и мускулистой мешки таскает... смеется, трудится до огонька».
Он показал Жанну обольщаемую, изобразил ее в самых двусмысленных и неприличных сценах. 
Ключ от города она якобы носит под юбкой. Но смеялся он не над Жанной д’Арк, не над той девушкой из народа, которая, искренне веря в свою патриотическую миссию, ниспосланную ей Богом, повела французов на бой с врагом и бесстрашно взошла на костер, оставив истории свое благородное имя и свой человечески прекрасный облик. Снижая героическую поэму до героического фарса, едко и скабрезно высмеивая весь средневековый мир феодально-клерикальной Франции, он отрицает средневековый церковно-монашеский аскетизм во имя права человека на счастье.
— То есть героический фон Столетней войны послужил декорацией для сатиры — жесткой и беспощадной.
— Выходит, что так. Тут я вернусь к мысли о личности в истории, которую ты затронула. Как тебе кажется, личность Жанны была знаковой для истории Франции? Не будь ее, этой простой деревенской девушки, которая явилась миру как пророчица и мессия, Франция просто-напросто не состоялась бы? Ведь вопрос стоял именно так — быть ей государством или не быть. Давай пофантазируем на тему, что было бы, если б Жанна не появилась в роли спасительницы?
— Давай! — Атира явно увлеклась этой темой, что немало порадовал Анахарсиса. — Сперва оценим ситуацию, в какой находилась Франция до ее появления.
Столетняя война началась в 1337 году с нападения на Францию английского короля Эдуарда III, заявившего о своих правах на французский престол. Вплоть до 1415 года война шла с переменным успехом: французы терпели жестокие поражения, но все же им удавалось держать под контролем значительную часть страны, и даже временами отвоевывать некоторые территории. Но в 1415 году ситуация для французов резко ухудшилась: в Англии прекратилась междоусобица, и король Генрих V из новой династии Ланкастеров начал решительное вторжение на материк. В самой Франции внутренняя ситуация была катастрофическая, страной формально правил безумный король Карл VI, за реальную власть в стране боролись группировки арманьяков и бургундцев. 
В 1415 года французские войска были разбиты в сражении при Азенкуре. В 1416 году бургундский герцог Иоанн Бесстрашный заключил союз с англичанами, вскоре он стал хозяином Парижа и стал править от имени безумного короля совместно с женой последнего — Изабеллой Баварской. Дофин Карл, наследник Карла VI, лишь чудом сумел бежать на юг страны.
В 1420 году был подписан договор в Труа, согласно которому дофин Карл объявлялся лишенным прав на корону. Королем после смерти 
Карла VI должен был стать Генрих V Английский, обрученный с французской принцессой Екатериной, а за ним — его сын, рожденный от этого брака. Это был смертный приговор независимости Франции. В 1422 году Генрих V внезапно умер и королем обоих государств стал его девятимесячный сын Генрих VI. Регентом при малолетнем короле стал английский герцог Бедфорд.
Чтобы полностью подчинить Францию, англичанам достаточно было соединить оккупированную северную Францию с давно контролируемыми ими Гиенью и Аквитанией на юге. Ключевым пунктом, мешавшим им это сделать, был город Орлеан, операция по взятию которого началась в 1428 году. Защитники оборонялись храбро, но исход осады казался предрешенным. 
 — Да, положение Карла VII и его сторонников в ту пору представлялось безвыходным и безнадежным. Англичане с их союзниками-бургундцами захватили почти всю Францию. В их руках был даже Париж, их поддерживало большинство церковных сановников. Казалось, дело Карла могло спасти только чудо. В минуты отчаяния, упование на чудо — последнее, что приходит в голову. Хотя тот же Вольтер в своем сонете пишет, что в этот трагический период Карл влюбился в красавицу Агнессу Сорель. У его советника Бонно в укромной глуши есть замок, туда-то, подальше от любопытных глаз, и отправляются любовники. В течение трех месяцев король утопает в неге любви. Тем временем британский принц, герцог Бедфорд, вторгается во Францию. Гонимый бесом честолюбия, он «всегда верхом, всегда вооружен... кровь проливает, присуждает к платам, мать с дочерью шлет на позор солдатам». Но вот и чудо: в осажденном врагами Орлеане на совете воинов и мудрецов появляется таинственный пришелец с небес, святой Денис, мечтающий о спасении Франции. Он говорит: «И если Карл для девки захотел утратить честь и с нею королевство, я изменить хочу его удел рукой юницы, сохранившей девство». Воины поднимают его на смех: «...спасать посредством девственности крепость — да это вздор, полнейшая нелепость», и угодник в одиночку отправляется на поиски невинной девы.
— Почему именно невинной?
— В средневековье это был сам по себе исключительный факт, так как крестьянские девушки рано выходили замуж или дарили какому-либо первому счастливому любовнику то, что с помощью поэтического оборота речи именуется бутоном юности, поэтому девственность — немаловажный факт, который перекрывал все остальные самые поразительные качества ее обладательницы. Девственность Жанны представляла собой нечто большее, чем социальную редкость. Тесно связанная с сознанием высокой миссии, которой Жанна преданно служила, эта девственность сближала ее в воображении народа со святой, а возможно, даже с образом Девы Марии.
— Поистине, каждая эпоха преподносит свои сюрпризы. То, что теперь не имеет ровно никакого значения, тогда приобретало сакральный смысл. Итак, Жанна стала символом освобождения Франции?
— Да. Это не могло понравиться англичанам, которые с появлением Девы связывают свои неудачи. В хрониках венецианца Морозини прямо сказано: «Англичане сожгли Жанну по причине ее успехов, ибо французы преуспевали и, казалось, будут


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Реклама