Произведение «Повесть о нашем человеке. Гл. 21-25» (страница 1 из 14)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Роман
Автор:
Читатели: 1838 +1
Дата:

Повесть о нашем человеке. Гл. 21-25

 
-21-                                                   
 Не заметил, как лето набрало силу. Уверенный в себе чиновный народ повалил на дачи и в забугорье, а он ещё ни разу не побывал даже за городом, не увидел цветущих полянок, не побродил по зеленеющей траве, не насладился бельканто лягв, не увидел настоящего солнца в свободном голубом небе, запятнанном лениво застывшими белыми облаками, не ощутил дыхания свежего лугового ветерка и не полюбовался разноцветьем многочисленных свалок. И про смену времён года узнавал по меню в мэровском кафе: весну – по глянцевым, твёрдым и неестественно ярким огурцам и помидорам с кучей зелени, сбрызнутой водопроводной водой, лето – по тем же овощам, но в мягких тонах и с сочным содержанием, да ещё по утомлённому, агрессивному виду и без того худосочных, полураздетых девиц и расхристанных парней в широких цветастых шортах, из-под которых торчали не сгибающиеся остроугольные колени. И у каждого в потных пальцах непременная пластиковая полуторалитровая соска с пузырящимся от жары лимонадом или забродившим пивом. К пыльным цветам нынешнего лета добавились многочисленные расцветистые агитпортреты претендентов на мэровский трон с краткими и невразумительными заклинаниями в свою пользу – на столбах, заборах, стенах, автобусных остановках, стендах. Они красовались напыщенными, гладкими, самодовольными рожами Шулебожского и Осинского. Кто-то, то ли в насмешку, то ли впопыхах, торопясь выполнить оплаченную норму, наклеил парочку-тройку вверх тормашками, а в одном месте и вообще получился разномастный валет. В общем, лето было окончательно испорчено, испоганено.
Общее собрание правящей партии не поддержало исполком и с перевесом в 1% предательских голосов оставило Осинского в председателях ячейки, выдвинув заодно и в официальные кандидаты на пост главы города. Как ни странно, но Малышкин принял поражение спокойно, не дёргался и не старался переубедить заблудших в экстазе сопротивления действующей власти, зная, очевидно, что так бывает, что скоро они сами пожалеют о спонтанном решении, вызванном свербящим желанием выставиться «против».
- Ну что, можно сворачивать знамёна? – произнёс с облегчением неустойчивый слабак, войдя в кабинет шефа, выхоложенный жужжащим кондиционером.
Тимур Эдуардович поднялся, подошёл к помощнику, вгляделся в понурое, усталое от жары и неудач лицо.
- Вид у тебя, однако, какой-то угнетённый, словно перестал верить в то, что делаешь, а напрасно: основная драка ещё впереди, и знамёна ещё понадобятся. И вообще, сворачивать их не в моих правилах. Сдаваться не будем, а поражение признаем под знамёнами и только с последним подсчитанным бюллетенем. Так что, крепись, помощник, наше дело правое, победа будет за нами. А тебе надо на денёк отвлечься. Женщина есть, друзья?  - Виктор Сергеевич отрицательно помотал головой. Он и сам чувствовал себя предельно усталым и измождённым, словно безнадёжно обглоданный потерянным временем старик. – Слышал, что та, которую ты когда-то называл женой, вернулась?
- Чужой, - пробормотал, покраснев, бывший супруг по приглашениям.
- Ясно. Тогда едем.
- Куда? – Виктору Сергеевичу никуда не хотелось, кроме как на диван.
- К нам, - прозвучало твёрдо, как приказ. – Пошли, нас уже ждут.
Их и впрямь ждали: у подъезда стоял знакомый восстановленный «Мерседес», за рулём по-прежнему сидела Нина, а рядом… рядом, широко и приветливо улыбаясь, Алексей. Упитанный Букин живчиком вывалился из машины, сердечно двумя руками затряс руку Виктора Сергеевича.
- К нам?
- К нам, к нам, - подтвердил хозяин, с трудом заталкивая крупное мосластое тело на заднее сиденье. – Садись, - позвал помощника, и тот уселся рядом.
- Привет,  - негромко поздоровался с водителем. Та, не оборачиваясь, молча подняла правую руку, включила двигатель, рванула с места так, что пассажиров отбросило на спинки, и они замерли в ожидании неминуемого ДТП. Игнорируя все мыслимые и немыслимее правила дорожного движения, пренебрегая всеми выставленными знаками дорожного препинания, не обращая внимания на светофоры, зебры и тоскливо-ненавидящие взгляды полицейских ДПС, знакомая всем горожанам светлая красавица вырвалась из города и покатила с предельно возможной скоростью по разбитому загородному шоссе, обгоняя тихоходных и осторожных товарок. А тот, кто должен бы был приструнить не в меру рисковавшего водителя, сидел, закрыв глаза, то ли от утомления, то ли в ожидании неизбежного, и Виктор Сергеевич вдруг сообразил, что характеры отца и дочери схожи, тот и сам бы не прочь посидеть так за рулём. Ещё помыслилось помощнику, что именно  такие побеждают, в конце концов, надо бы и ему почаще вспоминать, что риск – святое дело в подлом предприятии, которым занимается.
Доехали молча, с облегчением подумав, что судьба на  этот раз хранила. Может быть, не всех, а кого-то одного, избранного из них, и Виктору Сергеевичу хотелось, чтобы избранником был он. Встречала гопу, приветливо лыбясь, хозяйка, а когда увидела новенького-старенького, то совсем растаяла, ясно было, что рада неподдельно. Да и он не  подкачал, расцеловав  обе её руки, а она его – в лоб.
- Вот радость-то нечаянная! – продолжала улыбаться осчастливленная Мария Васильевна. – Прямо и не знаю, как вас встретить, чем порадовать! – Попристальнее вгляделась в нежданного гостя, убрала улыбку и озабоченно посетовала: - Вид-то у вас не очень, уж не приболели ли? – Гость поспешил успокоить:
- Нет, нет, вполне здоров. Может быть, слегка переутомился в городской жаре. – Надо же: и она заметила, что он изменился и изменился не в лучшую сторону. А сам, вглядываясь по утрам в зеркало, видел всё того же неизменного неприятного типа.
- Наконец-то, у нас появился нормальный человек, - обрадовалась Мария Васильевна здоровому состоянию гостя, - который может в полной мере оценить мои огороднические и садоводческие труды. Пойдёмте, я покажу вам, пока Анна готовит стол, моих красавцев, - и пошла за дом в полной уверенности, что он последует за ней.
Пришлось подчиниться, чтобы впервые увидеть растущие и зреющие помидоры и огурцы, кабачки и баклажаны, тыквы и капусты и всякое другое, о чём имел только магазинное и телевизионное представление. Понукаемый взбудораженной агрономшей, авторитетно похвалил всё, что показывали, профессионально упирая на необычные размеры и яркие краски, со значительным видом понюхал красно-жёлтые и бледно-зелёные яблоки, покрутил осевшие книзу мини-боксёрские жёлто-зелёные груши, нечаянно открутил одну и незаметно бросил в траву у ствола, попробовал всякие ягоды, одинаково не морщась и от кислоты, и от сладости, и так страшно захотелось съесть чего-нибудь сочного, но мясного, что заныла в тоске какая-то нетерпеливая кишка. Пришлось усмирять её силой голодной воли, потому что демонстрация агрономических достижений совсем некстати сменилась напряжённым душевным разговором.
- А я, признаться, думала, что у вас сладится с Ниной, - в голосе матери, как будто забывшей или не желающей знать, что дочь – почти законченная алкоголичка, прозвучали печальные нотки.
- Исключено! – поспешил успокоить несостоявшийся зять, а память тут же услужливо подсказала оправдывающую причину нескладушки: - Она считает меня слабаком.
Мария Васильевна понятливо улыбнулась.
- Не верьте – это в ней говорит месть женщины с отвергнутой любовью. Немного ласки, и вы станете сильным.
- Нет и нет, - ещё категоричнее отказался Виктор Сергеевич от жёсткого хомута. – Ничего не вышло и не выйдет, мы совсем разные, будем постоянно ссориться и, в конце концов, разбежимся, ненавидя друг друга.
Родственная сваха недовольно поджала губы.
- Хотите рецепт счастливой семейной жизни? – и, не ожидая согласия, обогатила зачерствевшего холостяка брачной истиной: - Всегда соглашайтесь с женой, но делайте по-своему, и тогда обоим будет приятно.
Виктор Сергеевич облегчённо рассмеялся, обрадовавшись то ли шутке, то ли вымученной правде, то ли тому, что удачно выпутался из неприятного разговора. Помогла и Анна, появившаяся со спасительным призывом к готовому столу, где ждали равнодушные к земным плодам расцивилизованные приверженцы всего искусственного и промышленного. Последней нарисовалась Нина, облачившаяся в потёртые джинсовые шорты и мятую цветастую ковбойку, что, очевидно, обозначало приближенность к природе. Заметно похудевшее бледное лицо можно было бы теперь назвать  даже привлекательным, если бы не отстранённо-заторможенный взгляд светло-серых, как будто выцветших от какой-то внутренней боли, глаз.
Обед, или, скорее, пабедье, самое обжорное время у старых консервативных и новых демократических помещиков, проходил молча, если не считать редких похвальных реплик по поводу поданных Анной блюд да недовольных замечаний об испортившейся погоде. Даже весельчак Букин, поддавшись общему настрою, не тормошил сотрапезников, а прилюдно уединился с пузатым гранёным тёмно-бордовым графинчиком, из которого, ухватив за длинную шейку, часто наливал в пузатую рюмку на короткой ножке с широкой устойчивой лапкой. Да и обед, сам по себе, был не из весёлых: из мясного подали одну какую-то разжёванную, запаренную котлетку, с ней всякие овощные витамины и минералы и никаких полезных холестеринов типа привычных пельменей. После обеда хозяева разбрелись по своим кельям переваривать бурчащую бурду, а Мария Васильевна поволокла полуголодного гостя на второй этаж и всунула в небольшую комнатуху со спартанским узким ложем, маленьким декоративным столиком, детским пластиковым стулом, открытой рогатой стоячей вешалкой и широко распахнутым окном, в котором хорошо были видны сгустившиеся серо-свинцовые облака, убегавшие от города и дачного стойбища.
- Ваша комната, - обрадовала хозяйка.
- А разве…
- Да, - пресекла сопротивление на корню, - вы ночуете у нас.
Спорить было бесполезно. Вот так, едва начавшаяся дачная жизнь уже разонравилась: ни жратвы, ни дивана, ни свободы, ни погоды, и дышится с затруднениями – ни одной выхлопной молекулы, задохнёшься от чистого воздуха. Где-то внизу явственно проурчал сливной бачок, небось, и в сортир придётся записываться в очередь. Сбежать? Неудобно. Придумать что-нибудь, чтобы сбежать? Не поверят. Придётся терпеть. К завтрашнему вечеру обязательно надо смыться. Покачался на твёрдой койке, вздохнул с безнадёгой, захлопнул окно и подался недокормленный и недоустроенный в сад-огород. Не торопясь, огляделся – пусто, как в джунглях, подошёл к знакомой груше, нашёл брошенный в траву плод, обтёр о рукав, схамал ещё недозрелую, но и такая показалась вкуснее котлетки, добавил красное яблоко, глуша голодный спазм, с отвращением поглядел на помидоры и огурцы, поёжился в брезгливости от вида тёмно-глянцевитых сверхполезных кабачков и баклажанов, забыв кто из них кто, наклевался чёрной смородины, малины, крыжовника, постеснялся украсть малость крупной клубники, и ещё больше захотелось чего-нибудь по-настоящему съестного. Не сбегать ли к остановке электрички, там наверняка есть какой-нибудь захудалый павильончик, а в нём – какое-нибудь ГМО с мясом. Блажному намеренно помешал Букин: высунувшись из окна на первом этаже, он


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Реклама