Философское кафе

Матвей Сазонов, молодой человек 53 лет, зашёл в кафе "Лакомка", что на Московской. В этот час (а было немногим более трёх пополудни) кафе ещё было пустым. Только у стены против входа сидела в одиночестве Даша Васильева — выпускающий редактор из газеты "Новочеркасские ведомости". Перед ней стоял бокал с недопитым морковным соком. Сам Матвей предпочитал томатный. Он заказал у стойки сразу два и, картинно покачиваясь, будто он был не простой внештатный журналист провинциальной газеты, а бывалый искатель приключений, направился к Даше. Даше уже улыбалась ему навстречу, предвкушая развитие событий.
         — Ну, как дела? — поинтересовался Матвей, усаживаясь за стол.
         — Да вот, — сказала Даша. — Интересуюсь в последнее время теплородом.
         — Ого! Расскажешь?
         — Обязательно. Только сначала здравствуй!
         — Ой, прости. Здравствуй, конечно!
         Они, привстав друг другу навстречу, церемонно коснулись друг друга щеками. Потом, чокнувшись бокалами, сделали по глотку.
         — Ни фига, по моему глубокому размышлению, законы термодинамики не вписываются в броуновское движение. Вот, например, возьми сковородку, нагрей её докрасна, а потом попробуй сунуть под струю холодной воды...
         Даша замолчала, ожидая реакции Матвея.
         Тот пожал плечами, сделал ещё один глубокомысленный глоток и признался:
         — Пока что ход вашей мысли мне не очень понятен.
         — Объясняю. Согласно нынешним научным представлениям, тепло передаётся от менее холодного тела к более холодному. Понятно?
         — Да.
         — Но только не в случае с моей сковородкой. По факту, сковородка под струёй холодной воды должна в той или иной степени охлаждаться в зависимости от количества пролитой на неё воды. Но этого почему-то не происходит.
         — В самом деле?
         — В момент, когда сковородка оказывается под струёй холодной воды, ей ручка нагревается настолько, что её становится невозможно держать. И сковородку невольно бросаешь в раковину, вопя от боли и дуя на обожжённые пальцы.
         Матвей внимательно вгляделся в лицо своей приятельницы — белокурая, симпатичная, вполне уверенная в себе и вполне себе серьёзная. В прошлом году она получила Пулитцеровскую премию за ряд репортажей о тувинском неандертальце. Похоже, и в данный момент она не особенно расположена шутить.
         — И? — сказал Матвей заинтригованно, предчувствуя сенсационность Дашиных рассуждений.
         — Это же так очевидно. Если сама сковородка становится холодной, то почему её ручка становится горячей? Ведь по логике вещей, ручка должна отдавать тепло остальной части и тоже постепенно охлаждаться. Складывается впечатление, будто тепло — это не просто какое-то там хаотическое движение элементов внутри вещества, а некое мистическое существо, бегущее от холода в подходящую для спасения зону.
         Они помолчали.
         — Хм, — сказал наконец Матвей. — Как много в твоих репликах сказано: существо, бегущее для спасения... Что думаешь делать?
         — Уже зарезервировала полосу в ирц нейчур.
         — Поздравляю. Могу рекомендовать приличного фотографа.
         — Обойдусь. А как там у тебя с антиподами?
         — С переменным успехом. Ещё по глотку?
         Они с удовольствием чокнулись бокалами. Кафе между тем заполнялось посетителями. Большей частью это были журналисты из близлежащих газет, фотографы, несколько писателей и поэтов. Попадались и люди случайные — вроде бодибилдингиста Гоши Крючко, обладателя роскошной атлетической фигуры и любимчика женской половины всего Новочеркасска. Стало шумнее. Столы украсились красивыми фигурными бокалами с разнообразными напитками. Двое из вновь прибывших подсели и к Матвею с Дашей. Это были Филипп Нечитайло — репортёр местного телеканала "Какаду", и Стэнли Филимонов, субтильный, постоянно подмаргивающий в тему и не в тему молодящийся старичок, лауреат, кстати, нобелевской премии по литературе за прошлый год. Кажется, за роман "Неуживчивый лапсердак". Матвей уже не первый месяц порывался засесть за чтение сего опуса да так и не сподобился — его отпугивало претенциозное название, явно рассчитанное на не слишком взыскательную публику.
         Разговор пошёл оживлённее.
         — Но Дашенька, — говорил Филимонов укоризненно, подмаргивая то левым, то правым глазом. — Разве вы не согласны с учебниками? Ведь даже школьная программа...
         — Фррр, — небрежно отмахнулась Даша, всплеснув руками. — То же мне — авторитет...
         — Гм... Но... Как бы сказать... Есть ли научное для того обоснование?
         — Разумеется, профессор! Речь идёт о пространственных зонах, не доступных нашей нынешней функциональности.
         Последняя реплика Даши заставила всех задуматься — даже нобелевского лауреата.
         — Против этого трудно что-либо возразить, — сказал наконец он и подморгнул сразу двумя глазами одновременно.
         Между тем появился Каспарян. Он извлёк из-под прилавка, где она хранилась по договорённости с барменом, шахматную доску. Матвей с некоторым сладостным возбуждением понял, что общение нынче будет особенно глубоким — может быть, даже затрагивающим метафизические сферы. И причиной тому — шахматы, каким-то странным непостижимым образом воздействовавшие на умы присутствующих, как некий таинственный волшебный катализатор.
         Быстро расставили фигурки. Сегодня играть белыми была очередь Матвея, и он с удовольствием начал разыгрывать испанскую партию. А разговор развивался, как ветвящееся дерево во влажный год. Речь пошла о функциональности мыслящих существ. Все были согласны, что нынешнее состояние сознания человечества — как в целом, так и отдельных его индивидуумов в частности — не соответствует тому уровню, чтобы хотя бы в общих чертах обмыслить фундаментальные основы мироздания. Но вот чтобы осознать отдельные элементы мировой конструкции — возможность была, и с этим были согласны все, хотя и отдавали отчёт, что для этого требуются воистину титанические усилия. Даже бодибилдингист Гоша Крючко не нашёл, что бы он мог против этого возразить — он лишь качал в согласии своей красивой головой, эффектно выделяясь на фоне прозрачной витрины.
         — Итак, что мы имеем на данным момент, — сказал Алик Алфёров, подытоживая жаркие полуторачасовые обсуждения. — В известном нам трёхмерном пространстве имеются некие недоступные нам пространственные зоны с иной жизнью. Причём, во первых, они значительно превосходят известную нам физическую вселенную, а во-вторых, недоступны потому, что такова наша нынешняя энергетическая функциональность. Правильно, Даша?
         Даша закивала.
         — Но, — продолжал Алфёров, — у нас есть хорошая отправная точка на этом пути, а именно — то, что мы знаем, что эти пространственные зоны (назовём их параллельными мирами, хотя точнее было бы назвать их превосходящими мирами, ну да ладно) реально существуют...
         Алик Алфёров был директором овощебазы. В свободное от работы время он писал разнообразные фантастические рассказы, за один из которых — "День динозавра" — был даже удостоен премией "Бронзовая улитка". Рассказы он писал, конечно, не из писательского зуда, как можно было бы предположить, глядя на его типично писательскую внешность: худые нервные пальцы, острые карие глаза, вооружённые очками в тонкой оправе, взъерошенные волосы — а из-за той почти платонической глубины, которую он ощущал в своём сердце, когда погружался в размышления о вечном. Вечное здесь стоит понимать, как первичные по отношению к физическому миру основы бытия, подтверждения существования которых он видел в периодике, где время от времени публиковались статьи о тёмной энергии и тёмной материи...
         — И поэтому, — говорил он, — чтобы иметь хотя бы маломальское представление об этих параллельных мирах, нужно иметь иную энергетическую функциональность, нежели та, в которой находимся мы сейчас...
         — То есть нам надо взрослеть, — закончил за него Эдик Каспарян, сделавший, как ему показалось, удачный ход конём на шахматной доске.
         — Вот именно, — воскликнул Алфёров и надолго замолчал, с интересом ожидая, как дальше развернётся дискуссия.
         И дискуссия развернулась вовсю.
         — Нам надо уходить от представления о мире, как о трёхмерном пространстве, — медленно, чеканя каждый слог, говорил Стэнли Филимонов. — И, между прочим, от четырёх-, пяти- и прочего мерного пространства тоже. Так как на самом деле пространство вообще никакое не мерное, или, говоря иначе, оно бесконечно мерное... А то, что мы понимаем его как трёхмерное, лишь свидетельство узости нашего мышления, скованного различными догмами материального и интеллектуального порядка. Именно это имел в виду Будда Гаутама, когда создавал свою теорию освобождения от косности материи. Путь мгновенного погружения в нирвану. Есть, однако, и другой путь — путь длительного иерархического восхождения по линии превосходящих миров — сначала сознание человека раскрывается настолько, чтобы вместить в себя четырёхмерный мир, затем — пяти-, шести- и так далее, пока человек окончательно не обожествится и не займёт приличествующее ему место в структуре бытия...
         — К тому же, — добавила Даша, — стереотипы нужно менять не только в сфере пространственного мышления, но и в сфере объективирования каждого из параллельных миров в частности. Что я имею в виду? А вот что. В нашей трёхмерной вселенной носителями разума являются те или иные сложные конструкции биологического толка, основанные на тех или иных генетических программах, но в мирах с большими степенями свободы и носители разума также будут иметь иные конструкции, то есть это не будут, на мой взгляд, компактные материальные тела, как у нас, а это будет что-то более похожее на энергетические поля или метафизические начала. Отсюда, кстати, и мои смелые рассуждения о теплороде, как о полуразумной сущности, имеющей свою недоступную нашему пониманию функциональность, а может быть даже как о качестве неких сложных существ, имеющих иного порядка температуру, чем у нас...
         — Огненных ангелов вы имеете в виду? — поинтересовался кто-то невидимый из глубины сгрудившихся вокруг столика людей.
         — А почему бы и нет. Хоть этот образ и несёт налёт некоего средневекового мракобесия, но всё ж таки достаточно точно описывает суть обсуждаемого предмета. Ведь температура превосходящего мира совсем не то, что температура мира нашего... Это надо обязательно учитывать в наших теоретических рассуждениях...
         Партия между тем плавно перешла в ладейный эндшпиль, и противники после некоторых колебаний согласились на ничью. Матвей почувствовал, что количество выпитого томатного сока уже таково, что не мешало бы посетить любимую аудиторию...
         — Расставляй пока, — сказал он Эдику и стал осторожно пробираться между людьми к двери в дальнем углу.
         Вокруг столика знаменитость стояла на знаменитости — лауреаты всевозможных иностранных и отечественных премий, писатели, политики, журналисты, актёры и режиссёры толпились и справа и слева, стремясь принять самое живейшее участие в разговоре. Последнее, что Матвей услышал, прежде чем за ним