- Что это? – голос матери не предвещал ничего хорошего.
«Неужели нашла письма Андрея?» - подумала я с испугом.
Но нет – у неё в руках тест, на котором светятся предательские две полоски. Врать бессмысленно. Пытаться что-то объяснить – тоже.
- Влапутислава, ты что, уснула? Я тебя спрашиваю!
- Ну, беременна я, - мой ответ прозвучал не то жалобно, не то обречённо.
- От кого? Говори, дрянь!
- От Андрея.
- Да ты понимаешь, что ты нас опозорила? Мы с отцом в тебя всю душу вкладывали, во всём себе отказывали, чтоб ты человеком выросла! А ты, сучка неблагодарная… Уйди с моих глаз! Видеть тебя не могу!
И я ушла. В свою комнату. Что теперь будет? Заставят делать аборт? Выгонят из дома? Или вообще убьют? Как это бывает с приговорёнными к смертной казни, перед глазами с космической скоростью проносилась вся жизнь…
Мне четыре года. Мама берёт меня на колени и показывает на экран телевизора:
- Посмотри на этого дядю. Это Владимир Путин – наш президент. Он сделает нашу страну великой и сильной. А тебя теперь зовут Влапутислава в его честь.
- Но я не хочу! – капризно надуваю губки. – Он мне не нравится!
- Нельзя так говорить, - терпеливо объясняет мама. – Этот дядя спасёт нашу страну от голода и разрухи. Без него нам всем будет очень плохо.
Это имя и предопределило мою судьбу. С детства я усвоила, что всегда и во всём должна быть самой лучшей. К тому времени, как я пошла в первый класс, я уже знала наизусть букварь и таблицу умножения. Когда мои одноклассники учились читать по слогам, я легко читала целыми словами, когда складывали числа в столбик, я делала это в уме. В пятом классе на уроках английского учительница специально для меня приносила сказки на этом языке, потому что пережёвывать давно выученное мне было скучно. На истории, когда весь класс только знакомился с Петром Первым, я уже узнала об этом персонаже всё, что написано в энциклопедиях. И так во всём – будь то химия, физика, изобразительное искусство. Даже по физкультуре я несомненно была отличницей.
Конечно, пятёрки не валились на меня с неба, а были результатом многочасовых занятий. Из-за них у меня нередко болели глаза, а мозг от переутомления упорно бодрствовал до часу ночи. И даже на каникулах я не была свободна от энциклопедий и репетиторов. Хотя иногда я втайне завидовала тем счастливчикам, что, получив тройку, спокойно живут дальше (а для меня даже четвёрка была смерти подобна), в целом мне нравилось быть лучше всех. Нравилось, что родители мной гордились, и учителя ставили в пример. И необычное имя мне тоже нравилось.
К выпускным экзаменам я готовилась с особой тщательностью. Я знала, что должна их не просто сдать, а сдать лучше всех. Чтобы двери самых престижных вузов страны были передо мной открыты.
Экзамен по английскому. Я выхожу к доске, уверенно отвечаю. И вдруг, опустив глаза, отчётливо понимаю: это конец! Отвратительная стрелка поползла по колготкам на самом видном месте! Я билась в истерике, что-то кричала, а то вдруг принималась хохотать, как сумасшедшая. Так продолжалась невесть сколько времени, пока напуганная учительница не вызвала скорую.
После нервного срыва была депрессия, когда мне реально ничего не хотелось. Мама с папой, приходя в больницу, каждый раз говорили, как им стыдно за моё поведение:
- Что ж ты, Влапутислава, ведёшь себя как истеричная дура? Ты должна быть всегда на высоте!
Именно тогда я познакомилась с Андреем. Студент мединститута, он подрабатывал в больнице, заодно помогая своей матери – медсестре Марии Александровне. Чтобы развеселить и утешить царевну Несмеяну – так он меня иногда называл – он частенько рассказывал, как попадал в глупые ситуации. Например, со школьной учительницей по математике:
- Она всё время придиралась, занижала оценки, и мы её между собой звали Шапокляк. А тут с Витькой захожу в класс, говорю: «Вот, блин! А я не выучил! Если Шапокляк спросит…» И что вы думаете? Поворачиваюсь – а за спиной она собственной персоной. Это была полная жесть!
- У нас по химии такой же вредный, - заговорила я, наконец, после долгого молчания. – Мы его зовём Пестицидович. Как-то зашла в кабинет химии, а учителя нет, спрашиваю у девчонок: «А где Пестицидович?». Оказывается – он был в классе, а я не видела. Мне ещё повезло, что он путинист!
- Типа совпадение политических взглядов?
- Да какие взгляды? Ему моё имя нравится.
Так Андрей узнал моё полное имя.
Когда между нами пробежала искра? Когда сердце забилось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди? В какой момент я перестала понимать, как могла всё это время жить без любви? Наверное, я не смогла бы сказать точно. Но всё чаще я ловила себя на том, что с нетерпением жду, когда Андрей ко мне придёт. Душа моя пела, когда он рядом. Когда же он уходил, то уносил с собой частичку моего сердца, без которой и жизнь – не жизнь. И лишь когда Андрей возвращался, я, наконец, обретала себя целиком.
Родителям я о том не говорила. Мне казалось, что, рассказав кому-нибудь о своих чувствах, я разрушу что-то нежное, хрупкое и светлое. К тому же, я описалась, что они не поймут моей любви, сочтут за блажь. Как было с Костей из параллельного. Застенчивый парень с веснушками, он робко пытался за мной ухаживать. Я тогда поделилась этим с мамой, но она сказала: «Нет, нам такой не нужен!». Мало того, что с веснушками, так ещё и не перспективный. В лучшем случае, станет офисным клерком. Я же, по мнению родителей, достойна лучшего. Чтобы муж был топ-менеджером крупной корпорации – не меньше! Витя, сын учительницы по математике, тоже оказался недостойным, и я его отвергла. Но ни одного из них я не любила по-настоящему. Что же мне делать с Андреем? Что?
Накануне выписки мы обменялись телефонами. А на следующий день… Нет, Андрей не позвонил. Он пришёл к моему подъезду с букетом кустовых роз – нежно-розовых, как сама любовь.
- Как ты меня нашёл? – удивилась я.
- В карточке адрес подсмотрел, - ответил он просто. – Знаешь, Влада, я как только тебя увидел… Я всё время думаю о тебе… Я видел тебя вчера, а мне кажется, прошла целая вечность…
Вечность… Как точно он охарактеризовал время, прошедшее с нашей последней встречи! Лишь девичья гордость помешала мне сказать, что он снился мне всю ночь, и что я с радостью отдала бы всё на свете, чтоб только услышать эти слова…
- Откуда эти цветы? – осведомилась мать, лишь только я переступила порог квартиры.
- Андрей подарил, - призналась я.
- Какой ещё Андрей?
Пришлось ей всё рассказать.
- Забудь его, Влада, - отчеканила мать жёстко. – Он тебе не пара!
Выбросить его из головы… Так сказала мама… Но как обмануть собственное сердце? А оно желало только одного – быть рядом с Андреем, видеть его каждый час, каждую минуту, слышать его голос. Если бы мама велела выброситься с девятого этажа или вскрыть себе вены, мне и то было бы легче это сделать. Но отказаться от Андрея…
Я не смогла. Мы продолжали встречаться, но уже тайком. Для родителей я либо была у подружек (которых, к слову сказать, со школы практически не осталось, поскольку уже не было нужды у меня списывать), либо пропадала целыми днями в институтской библиотеке. Впрочем, я, конечно же, занималась, но уже без фанатизма. После того нервного срыва я чувствовала себя смертельно уставшей от бессмысленной погони за идеалом. Хватит! Надоело быть самой лучшей?
Однажды Андрей спросил:
- Скажи, Влада, а чего ты не делала никогда в жизни?
Я задумалась, не зная, что ответить.
- Ну, например, - сказала я первое, что пришло в голову. – Не ела меренги столовой ложкой.
Потом мы зашли в кафе, и Андрей заказал кофе с меренгами. Я немало удивилась, когда он взял столовой ложкой одну из них и отправил себе в рот.
- Мне показалось – интересная идея, - объяснил он своё поведение. – Решил попробовать. Не хочешь ты?
- Но тут же люди!
- Думаю, больше половины на нас даже не посмотрят. А кто посмотрит – через пять минут о нас вообще забудут. У всех своих проблем по горло.
Что тут было возразить? Москва и вправду не деревня, где все друг друга знают. И я рискнула – взяла меренгу, как Андрей, столовой ложкой, стараясь на людей не смотреть. Моя спина буквально горела от их осуждающих взглядов. Которых, возможно, не было и в помине. Но мне казалось, каждый только и говорит о том, какая я бескультурная девица, хамка неотёсанная, и вообще таким не место в приличном обществе.
«Да пошли вы все!» - подумала я с неожиданной злостью.
Пусть ещё скажут спасибо, что я эту мысль не озвучила, назвав при этом известный адрес!
Когда мы вышли из кафе и направились в сторону моста, Андрей вдруг сказал:
- Представляешь, я ни разу в жизни не висел на мосту вниз головой.
- Но я надеюсь, ты не собираешься, - я не поверила своим ушам.
Какая наивность! Этот безумец, прежде чем я успела опомниться, вскочил на перила и, обвив ноги между прутьями, откинулся вниз, раскинув руки, словно птица в полёте.
- Андрей, ты что делаешь? – закричала я. – Слезь сейчас же!
- Сейчас слезу, - отозвался невозмутимо.
Ещё и улыбается, гад!
Пока он, подтянувшись, садился на перила, пока освобождал ноги, я молилась лишь об одном – чтобы перила не вздумали обвалиться. Ну или хотя бы не сейчас – пусть Андрей сначала встанет на твёрдую почву!
Когда это, к моему облегчению, свершилось, я набросилась на любимого:
- Убить тебя мало за такие шуточки!
- А что, было прикольно.
Прикольно?! Я тут, понимаешь ли, волнуюсь, а ему прикольно! Нет, я этого так не оставлю! С мстительной радостью я забралась на перила.
- Влада, ты уверена? – пролепетал мой недавний мучитель.
А, испугался! То ли ещё будет?
Точно так же я обвила ноги вокруг решёток и протянула Андрею обе руки:
- Держи!
Страшно ли мне было висеть вниз головой над водной бездной? Если бы я решилась сделать это в одиночку, сто процентов, умерла бы со страху. Но когда рядом Андрей, и его руки меня держат, вряд ли на свете найдётся что-нибудь, что способно меня всерьёз испугать.
Но если кто подумал, что этим дело закончится, то здорово ошибся. Почти каждая наша встреча отмечалась разными чудачествами. И кстати, далеко не всегда столь экстремальными или эпатажными. Мы могли, надев зелёные парики, проехать в автобусе или прокатиться на пригородной электричке с ветерком, уцепившись сзади или, наоборот, пройти пешком пару-тройку станций. Могли переиначить на свой лад стихи Пушкина (да простит нас солнце русской поэзии!). Однажды случайно приобщились к искусству декупажа. Просто пришли на выставку, где как раз проходили мастер-классы.
- Может, сами что-нибудь распишем? – предложил Андрей.
- Но я не умею.
- Я тоже.
Там же на выставке продавались различные коробки, вазы без рисунка. Я купила самую простенькую картонную шкатулку, чтобы в случае чего не жалко было выбросить. Однако Андрей был настроен на риск. Керамическую вазу испортить всегда обиднее.
Несколько часов мы под руководством инструктора шкурили, грунтовали, клеили салфетки, красили и покрывали лаком, не забывая каждый слой тщательно просушивать феном. Мне уже, признаться, было не до того, чтобы сделать на пять с плюсом. Вышло бы что-нибудь более-менее приглядное, чтоб хоть выбрасывать не пришлось!
- Классно у тебя получилось! – похвалил Андрей мою шкатулку с розами, покрытую золотой краской. – Выглядит как
