Выход в люди
Во времена « коммунистического деспотизма», отцы в выходные дни выводили своих детей во двор к качелям, каруселям и горкам, сваренным из водопроводных раскрашенных труб. И он устав от ежедневного ношения строгого костюма, белой рубашки, обязательного галстука, давая отдых лицу от бритья, спускался в сером зипуне, мятых брюках и кепке на небритом лице с веселоглазой дочкой во двор. Он любил оторваться от повседневной условности и окунутся в свободу БИЧа то есть бывшего интеллигентного человека. Дочка бежала к подружкам, а он подходил поздороваться к их папашам, подпиравшим вблизи деревья.
Поболтав полчаса о спорте, прощался, говоря, что идут познавать мир и его нравы во всех прелестях жизни и, взяв дочь за руку, исчезал в арке дома выходящей на проспект Мира, где постоянным подсаживанием лип взамен погибших власти боролись с выхлопными газами автомобилей, пока смрад не победил окончательно. Тогда слово экология путали с онкологией или гинекологией. Картинка дымящих в центре города заводских труб являлась непременным пропагандистским штампом очередных побед коммунистического строя.
Спешили они к магазину «Вино» - помещение тридцати квадратных метров в первом этаже жилого дома перегороженным мощным прилавком - бастионом, который постоянно штурмовала возбужденная толпа жаждущих обещанного вывеской снадобья.
Приближаясь к «объекту» видили: стоявших - «страждущих», сидящих на ящиках из под бутылок - «празднующих» и лежавших в сторонке - «отдыхающих».
Угадывая своего собрата, к ним из толпы семенил человек и поспевая за ними, клянчил двадцать копеек на выпивку. Он доставал монету и просил дочку передать дяде на хлебное вино. Тот удивленно благодарил. «Торчащие» у дверей расступались с обязательным вопросом: «Третьим будешь?»
- Нам самим третий нужен, - парировал он, не останавливаясь.
Помещение, наполненное гулом акустировало отдельные фразы как - передай аршин, плесни пару булек, не выкидывай посуду. «Дух перегара, заполнивший его, напоминал о близость преисподни» - вспомнил он классика. Арьергардное оцепление шевелящийся кучи упираясь ногами, поддавливало авангард, который с вытянутыми костлявыми руками сжимавших скомканные деньги молил спасительницу в грязном халате принять их в обмен на «радикальное пойло». От нее, плывя по головам, держа в руках заветные бутылки на весу, выбирался расхристанный счастливчик.
Расположившись в сторонке, осматривались и он, выбрав момент, возвещал прорабским басом: «Мужики! Позвольте вегетарианцу с дитем малым без очереди чекушку взять?» Задние выпрямлялись как по команде «равняйсь» удивленно рассматривая пришельцев. Наступала пауза как в «Ревизоре». Затем опомнившись с криком: «Чекушек нет», - набрасывались вновь «жать сало».
Они, удовлетворенные отказом, выкатываясь на воздух, спешили в сторону метро. Дочь весело спрашивала: «Пап! Разве ты вегетарианец?»
- Нет, это прием для привлечения внимания.
- Что такое чекушка?
- Бутылка в два раза меньше обычной.
- А хлебное вино?
- Водка по-старому.
- А аршин?
- Стакан, которым они ее разливают.
- Пап! Почему они давят то так?
- Не терпится выпить. Это их необходимость и радость жизни.
- А в чем радость у нас?
- Что - то построить, создать, сделать, сотворить.
- А раньше они были такие же, как мы?
- Да. Может быть и лучше.
- А у них есть дети?
- Конечно. Твой дедушка прекраснейший человек то же
выпивает каждый день после работы, хотя таким как они не бывает. Они наша боль и вечный нам укор.
- А как ты отличаешь их от нас?
- По лицам, запаху, одежде, торчащим из карманов авоськам, свернутым газетам, которые для них скатерть, пакет, салфетка и конечно носу.
-Как по носу?
- Как в вашем стишке о пионерском галстуке. - Не стесняйся пьяница носа своего. Он же с красным знаменем цвета одного.
- Нет, нет. Там нет такого, - смеялась она.
Затем заходили в кассовый зал метро, усаживались на ограждение радиатора, что бы наблюдать происходящее. Первым объектом созерцания были тяжелые пружинные двери величавшие храм подземного перемещения граждан. Они у советских людей были объектом уважения и страха, так как имели внутреннею силу, как и советская система, которую если не почитать получишь по заднице. Тут от метропользователя, как и в жизни, требовалась сноровка прошмыгивания, особенно если в руках кошелки с продуктами, непременное снаряжение советской женщины. Были такие шустрые тетки, которые, цепляясь за нехилого мужика, въезжали на нем аж на эскалатор пока тот не стряхивал настырную обузу. Или умудрялись проскочить в открывшуюся по обратному ходу возвращаемой двери щель.
Дверь выявляла внутреннюю культуру человека. У одних готовность придержать ее, пропустив собрата. У других наоборот безразличие к последствиям взведенной и отпущенной ими дверной пружины. Старик сосед говорил, что пора умирать, так как уже не справляется с дверями в метро. Двери констатировали – слабым и инвалидам в стране советов и партийных собраний - нет места. Когда сейчас проходишь мимо пришедших из-за рубежа технологий автоматически открывающихся дверей супермаркета понимаешь разницу отношений к человеку там и у нас.
Затем они переключали внимание на автоматы, пропускавшие пассажиров в подземное царство света и тепла, которые за желание получить это все бесплатно били халявщиков по причинным местам, хотя в России прирост населения был и так минимальный. Пассажиры за это обманывали их, проникая за грань без согласия но «не корысти ради», (проезд, в СССР был в шесть раз ниже сегодняшнего), а для озорства и соискания славы. Когда им было не достаточно забавных впечатлений, он с легкостью проникал за турникет, прижимаясь к грузному пешеходу или просто перешагивая по верху, вызывая восхищение дочери.
Так же примечательным местом в фае был проход по документам на проезд в общественном транспорте. Тут они наблюдали знатную тетку, стоящую в будке в стороне от турникетов. Ее трюк был в том, что она уже от дверей примечала потенциального проныру направляющуюся к ее посту. Когда «деловой ветрогон» небрежно показывал, не открывая «красные корочки» и спешил прошмыгнуть мимо она с возгласом: «Извините», выстреливала огромным животом, прессуя повесу к ограждению. Ошалевший «деформированный» или предъявлял документ как положено и сотрясаясь скелетом исчезал на эскалаторе или зайчишка как подстреленный метался по залу повизгивая и попискивая. Это было классное зрелище. В нем умиляла правовая основа действий контролерши. Ей нельзя было предъявить претензии в рукоприкладстве. Она всегда могла заявить, что покалеченного пальцем не тронула. Однажды, они наблюдали, как «оглушенный» выскочил из под нее и скатился по эскалатору без плаща, который остался на ее животе. Он потом неделю висел на будке в ожидании хозяина.
На униформе у нее красовался расхожий знак тех великих времен - «Ударник коммунистического труда».
«Царь Баба», как они ее величали, была одна из немногих кого наградили этим званием по праву.
Возвращаясь домой, полные впечатлений, дочь спрашивала: «Пап! Царь Баба это существо или экземпляр?»
- Ну, давай рассуждать - дискутировал он. - Если исходить из того
что существо живет под воздействием эмоций, в воображаемом мире и будем испытывать это понятие эпитетом - как очаровательное существо или отвратительное – то видим, что оба к ней не подходят.
Если рассмотреть слово – экземпляр, которое характеризует представителя человечества с ярко выраженными отклонениями от общеизвестных и так же проверим определениями – очаровательный экземпляр или отвратительный то и это к ней не подходит. Из-за недостаточной изученности объекта, напрашивается вывод - Царь Баба - это нечто, - заканчивал он.
- Ну что. Будем изучать «это нечто», - заключала дочь.
