ВСПЫШКИ ДЕТСКОЙ ПАМЯТИ

 
                               Во время войны с фашистами я с матерью жил в оккупации на Сумщине в селе Великая Чернетчина. Но вот прогнали немцев, и фронт ушел громыхать дальше, а у нас началась мирная жизнь. Старшие, что-то ремонтировали, строили, сажали в огородах, а ребятня бегала по улицам и куда хотела. Особенно интересно было бегать за село к речке. Там в блиндажах и окопах находили винтовки, автоматы, патроны разные и даже гранаты. Кое-что у кого-то взрывалось, кого-то покалечило, кого-то из ребят и убило. По неосторожности, наверно, это у них было! 
                               
                               Из ребят 14-16-ти лет организовали отряд, которым командовал выздоравливающий после ранения сержант-сапер Трошкин Сергей. Он обучал их, как находить и обезвреживать мины, рассказывал об опасностях, которые подстерегают сапера на его опасном пути. Ведь скоро посевная, а как пахать, когда кругом мины. Вот и готовил свой отряд сержант, чтобы вовремя начали сеять. В этот отряд входил и мой двоюродный брат Сашко. Ребята обучались каждый день с утра до вечера. И вот они первый раз вышли на свое поле. Вначале им было страшновато, и дело двигалось медленно, но потом все освоились. Сашко очень гордился своей взрослой работой. А как же! Его хвалили, так как он больше всех обезвреживал мин и лучше всех понимал их секреты. Да я готов был лопатку саперную за ним носить, но туда никого кроме саперов не пускали. А мины, которые они насобирают за день, свозили в овраг и подрывали. Женщины же в селе в тот момент замирали и крестились со словами:
– Господи, спаси и сохрани!
                               В тот страшный день я был дома, когда пополудни раздался сильный взрыв. Я туда побежал, но нас, пацанов, сразу отогнали. Слышно только было плач женщин и чьи-то крики: – Кольку и Ваську убило! – и еще что-то про Сашку. Как потом оказалось, Колька и Васька нашли большую и непонятную мину. Они позвали Сашку, чтобы он помог разобраться. А пока он шел, ребята решили сами ее обкопать. Но так как у них лопатки не было, то они попросили ребят из соседней пары, чтоб поднесли. А те размахнулись, бросили и крикнули:
– На! Лови-и-и!
Она летела в воздухе, вращалась и приближалась к ребятам. Те отскочили в стороны, а лопатка штыком бац по мине и ...взрыв. Тут и Сашко подошел. Поубивало всех, кто был рядом. Когда его привезли к нашей хате на телеге, все со страхом медленно начали подходить к ней. Баба Катя повисла на руках у соседок и кричит, женщины плачут. Ужас какой-то!
Я тоже подошел, глянул и не узнал Сашку. Да его там и не было. Там лежало полтуловища от живота и еще что-то. Голова лежала отдельно. И ноги. И подумал я: "Ну, как это можно так миной разорвать человека? Ну, ходят, вон сколько людей, кто без руки, кто без ноги, а, чтобы вот так, как Сашко".
                                                                                                                                                                            («ЭХ! Киндер! Киндер!»)
 
                               Весной 45-го нас нашел отец, приехал и увез из села. Так как он был родом из-под Днепропетровска, то мы сначала поехали туда своих навестить. Они жили на левом берегу Днепра. Как-то меня взяли в город на правую сторону. Сначала мы шли к Днепру мимо больших и маленьких пароходов. Одни стояли на песке, а другие лежали на боку, попадались и баржи. Раньше это было дно затона – грузоторгового порта, но когда взорвали Днепрогэс, то вода ушла и пароходики легли на песок. А если посмотреть налево, то будет видно, как фермы железнодорожного моста сгорбатились и ушли в воду, так как их общую опору тоже взорвали, перед приходом немцев. Переправлялись через Днепр на лодках за небольшую плату. А течение было быстрое, вода аж журчала, не то что сейчас еле течет и уже в конце июля начинает цвести. Потом мы уехали в Ташкент, где на оборонном заводе работал отец.
 
                               Когда в Ташкенте я учился в третьем классе, то в конце апреля со старшеклассниками пошел на Японские горы. Так назывался глинопесчаный карьер, где работали пленные японцы. То, что мы уже пришли, я понял, так многие из бежавших впереди ребят, прыгали куда-то и исчезали. Я тоже побежал и прыгнул, и в это мгновенье успел увидеть, что предо мной лежала глубокая впадина, которая уходила сразу от моих ног круто вниз. Я это все видел и кричал. Кричал от неожиданности и страха. Но я не успел сильно испугаться, так как ноги воткнулись в песок почти по колено, я не удержался и перекувыркнулся через голову, затем снова воткнулся ногами в песок и уже лежа на спине спускался ко дну впадины-котлована
Некоторые ребята просто, быстро перебирая ногами, спускались вниз вместе со скользящей кучей песка. Песок был здесь как живой. Местами он струился или отваливался пластами и перетекал вместе со мной. Иногда я вставал, но почти сразу падал. Ну, не получалось у меня перебирать ногами и стоя спускаться. Но все равно было очень здорово, и я как все кричал и хохотал
                                                                                                                                                                             («ЯПОНСКИЕ ГОРЫ»)
 
                               В четвертом классе я решился прыгнуть из трамвая на ходу. Наша школа была как раз посередине между остановками. Многие ребята ехали трамваем и прыгали напротив школы. А чем я хуже их? Что я рыжий? И прыгнул. Правда в первый раз пробежал метров пять и упал: не успевал ногами перебирать. А потом наловчился не падать. Были у некоторых и несчастные случаи. Родители просили сделать остановку – не сделали.
 
                               После четвёртого класса я на спор с другом решил прыгнуть в реку с моста.
                               Вместе. На счет «раз, два, три».
…В метрах четырех-пяти ниже меня шумным потоком летела серая лента воды. Местами она закручивалась небольшими водоворотами, а налетев на опору моста, закипала белыми бурунами и разлеталась холодными брызгами. Если долго смотреть на все это, то может закружиться голова. А я уже был на грани этого, потому что давно стоял за перилами на краю моста, но все никак не мог решиться прыгнуть в этот поток.
- Раз, два, три! – просчитал я и с криком, размахивая в воздухе руками и ногами, полетел в воду. Через мгновенье я вынырнул из воды и оглянулся на мост. Мой друг прыгать не решился.
                                                                                                                                                                                                    («СУКА БУДУ»)
 
                                В пятом классе нас объединили с девчонками. Ужас какой! До этого мы учились раздельно. Мальчишек построили перед классом, где сидели девчонки. Дверь в класс открыта. Учительница, глядя в коридор вызывает: Виктор Яго, садись на вторую парту к Фокиной Светлане. Я подхожу к парте. Светлана сидит, отодвинувшись на самый край. Еще чуть-чуть и сорвется. Я тоже сажусь на край сидения. На нее я смотрю как в зоопарке на удава или крокодила: напряженно, сжав губы и слегка сощурившись. Она не мигая смотрит перед собой, тоже сжав губы. Ну, как вроде мы девчонок никогда не видели и о них никогда не слышали. Эта напряжённость длилась немного больше, чем сама процедура рассаживания мальчишек в классе. Потом начался урок, мы достали тетрадки, учебники. А тогда у многих не было учебников. В общем стали мы косяки кидать на сопредельные территории и слегка пододвигаться. А когда Света учебник раскрыла, и я вытянул шею, то она подвинула книжку на середину.
Ничего. Привыкли. Не все сразу и не в один день.
 
                                Все. Мы едем на Украину.
                                Поезд пыхтит черным дымом до Москвы почти неделю. Мне запомнилось только АРАЛЬСКОЕ МОРЕ. Я впервые видел МОРЕ! Оно было ТАКОЕ БОЛЬШОЕ – БОЛЬШОЕ, СИНЕЕ – СИНЕЕ. В одном месте оно плескалось в нескольких десятках метров от поезда. Я вышел с отцом на остановке. Народу там было много-много и все узбеки. И почти все продают. В основном копченую рыбу и фрукты. Мы много тогда разных разностей купили. Но больше всего мне запомнились большущие копченные рыбины. Они потом такие вкусные оказались. И еще Арбузы! Мы штук пять купили. Три на съедение, а два на продажу в Москве. Один арбуз был такой большой, что я мог сидеть на нем как на стуле. Но отец потом запретил на него садиться, чтоб не расколол нечаянно.
Когда приехали в Москву, то покупатели прямо из вагона забрали и арбузы, и рыбу. А потом мы на поезде поехали в Днепропетровск. Там будет работать отец, и там мы будем жить.
                                В Днепропетровск приехали осенью, и я опоздал в школу (русскую). В первый же день попал на урок украинского языка. Был диктант. Странно, как сейчас помню учительница вычитывала «… умывается Кома, одягается Кома и идет в школу ...». Я считал, что Кома — это имя, а оказывается это так называлась «запятая». Хохотали все до слез. И я тоже. Ну, и другие подобные были чудачества с языком. Было даже смешно. Но через полгода я уже писал, читал и говорил по-украински правильно.
 
                                Умер Сталин. Вся школа поклассно построилась в спортзале. Учителя плакали и даже некоторые ученики. Все стояли насупленные, молча. Было ощущение большой беды.
 
                                Горел мост через Днепр. Сразу весь. Пламя и дым до неба. Многие говорили, что это немецкие диверсанты или шпионы подожгли. Этот деревянный мост сразу же после ухода немцев построил саперный полк. И вот он горит. Весь день полыхало пламя. Чего только я не наслушался по этому поводу. А потом оказалось, что решили строить новый современный мост. Разбирать старый долго, вот и облили бензином-керосином все опоры и подожгли.

                              Каждый год летом я ездил в пионерский лагерь. Там было весело и интересно. Помню после седьмого класса я был в лагере на Днепре. Накупался вволю, но не это мне запомнилось. Мы спали в одноэтажных корпусах под соснами. У мальчишек был свой корпус, у девчонок – свой. Как-то мы с ребятами обсуждали девчачую тему и решили, что нашему отряду не повезло: уж очень много было у нас вредных девчонок – задаются очень. И решили мы их проучить. Рано утром я, Васька и Колька скрытно подползли к девчачьему корпусу. Окна были открыты и занавески слегка колыхались на сквознячке. Каждый из нас выбрал себе окно. Я раздвинул занавеску и увидел Светку и Ленку. Они крепко спали. Так, с кого начать? А-а, Светка вреднее решил я и начал осторожно намазывать ее лоб зубной пастой, которую я выдавил из тюбика. Почти всю намазал, а она спит. А вот Ленка более чуткая оказалась. Только я по ее щеке мазнул, как она зашевелилась и перевернулась на бок. Больше я ее не рискнул мазать. Глянул я на ребят, а они уже отмазались. Я махнул рукой на отход, так как видел, что Васька зажимает рот рукой, еле сдерживаясь, чтоб не засмеяться в голос. Да и я хохотал внутренним смехом, представляя, что тут будет, когда девчонки проснуться. А когда уже заходили в свой корпус, то Колька сказал, что он бросил кому-то в ноги на одеяло две лягушки.
[left]                              И не успел горн прозвучать на побудку, как в корпусе у девчонок поднялся крик, ну как на пожаре. Наши ребята проснулись и скорей туда. А там уже их воспитательница с