- Ну, вот мы и на месте, - сказал Даелан, когда из-за холмов показались мощные ветви старого дуба.
Арибет взобралась на бугор и остановилась, охватывая взглядом обширную равнину, где раньше жил её народ. Разломанные и сожжённые дома, разорённые стойла, кучи обугленных досок и брёвен, превратившихся в мусор, вызвали в ней чувство глубокой скорби. Она припала к земле. Даже несмотря на то, что снег частично скрывал остатки ужасного разрушения, вид некогда цветущей деревеньки представлял плачевное зрелище. Может там, под снегом, лежат трупы тех, с кем она вместе росла, с кем делила тяготы северной жизни, с кем молилась в Храме Тира.
Даелан тронул Арибет за плечо.
Она загребла пригоршню снега, растёрла лицо. Шумно выдохнула и встала.
- Тебе здесь делать нечего, - сказал полуорк. – История этого племени закончилась.
Но Арибет упрямо поджала губы.
- Нет. Это только начало пути. Надо осмотреться. Наверняка здесь есть ответы, куда идти дальше.
Она спустилась с холма.
- Здесь были ворота? – спросил Фентик, указывая на два упавших столба с перекладиной.
- Да, - ответила Арибет, носком ботинка расчищая снег. – Они горели и обвалились у меня за спиной.
Путники прошли мимо ворот. Пепелища домов и амбаров нескладными кучами громоздились по обочинам дороги.
- Мерзкий босс ничего не пощадил, - пискнул Дикин и потряс кулачками. – Чтоб ему самому на голову обрушился потолок!
- Каковы последние приказы от Маугрима? – спросила Арибет, поравнявшись с Даеланом.
- Никаких. Здесь его дело сделано, - коротко ответил тот.
Арибет усмехнулась.
- Наивно было спрашивать. Ты ведь не сдашь своего господина.
Лицо полуорка осталось непроницаемым.
- Здесь жил Хаген, - указала Арибет на груду сгоревшего пепла, засыпанного снегом.
- Тот, что брагу варил? – спросил Даелан.
- Да. Целыми днями он пропадал летом в тундре, выбирая бруснику. Только он знал рецепт и никогда им ни с кем не делился.
- Жаль. Славный был старик.
- Не жалей. Может, он жив.
- Со дня пожара я его больше не видел.
- Здесь жили Ида с Кевином. Они поженились за месяц до того, как всё это произошло.
- Печальная участь, - сказал Фентик.
- Когда умирал мой дядя, и я ещё была в доме, я видела, что Адам собирает людей и отводит их. Может, им удалось сбежать? – предположила Арибет.
- Маугрим никого не пощадил, - ответил Даелан. – Если кто и выжил, то мне это неизвестно. Но даже если ты их найдёшь, я не представляю, как ты собираешься с ними управляться.
Он остановил Арибет и сжал ей запястье.
- Я рад твоему энтузиазму, но лучше смотри правде в глаза. Арибет, они же тебя ненавидят. С чего ты взяла, что они пойдут за тобой?
- Не надо меня отговаривать, - в глазах Арибет блеснул огонёк гнева. – Моё место среди них. Здесь нет трупов, значит, люди живы!
Даелан старался оставаться спокойным.
- Арибет, они сгорели… - сказал он сквозь зубы.
- Что-то должно было от них остаться. Кости хотя бы…
Арибет закатала рукава и полезла в гору мусора. Запустив руки в снег, она выдернула из пожарища кусок обугленной доски.
- Что ты делаешь? – спросил Фентик.
- Ищу трупы.
Эльфа передёрнуло. Трупов он не переносил.
Полуорк шагнул к Арибет. Под ногами захрустели доски. Дикин вскрикнул. Даелан провалился по колено.
Огромной ручищей он разгрёб завал. Вместе с Арибет они быстро разворошили доски. Фентик и Дикин присоединились. Каждый раз, приподымая доски и железо, эльф незаметно ото всех жмурился, боясь увидеть сгоревший труп. Запахло горелым. Все вымазались в саже.
Так они провели несколько часов в поисках останков жителей, но нашли трупы только под обрушившимся домом вождя.
- Вот – то, что ты искала, - сказал Даелан.
- Когда я была здесь, они уже были мертвы, - нервно ответила Арибет. – А где все остальные? Где они? Где??
Шейная жила Даелана дёрнулась. Он терял терпение.
- Деревня сильно горела. От них ничего не осталось.
- А-ах! – Арибет с размаху пнула груду досок и направилась к старому дубу.
Она не поверила Даелану. Она не верила никому, кто стоял поперёк её цели.
Огромный опалённый ствол поднимался из-под земли. Могучий исполин древности, титан, единственный из всех живущих, кто видел расцветы и закаты эпох.
Арибет посмотрела вверх. Она искала почки или зелёные побеги в клубках перепутанных коричнево-серых веток. Хоть какую-нибудь надежду на то, что этот великан ещё жив. Но ничего не увидела.
Чуть выше основания ствола, где он разделялся на две мощные ветви, Арибет увидела торчащие щепки и сруб, - здесь поработали топорами, когда доставали меч из дерева.
Арибет закрыла глаза и прикоснулась ладонью к великану. Похоже, он был мёртв.
***
- Рад, что ты здесь, - коротко сказал Маугрим.
- Нечему радоваться. В Невервинтере дел невпроворот, а ты позвал меня в эту дыру, – буркнул Грегориан и посмотрел в звёздное небо.
- Раз позвал, значит, надо.
- Что тебе понадобилось в этой завшивелой деревеньке? Ещё и в жёны берёшь дикарку.
- Значит, я надёжно сохранил свой секрет, раз тебе не удалось ничего узнать.
- Твоих солдат ничего не волнует, кроме денег. Дальше собственного носа они не видят. Тэянцы заняты своей выгодой. Утгардцы упорно молчат. А эти дикари и вовсе чураются всех, кроме себе подобных.
- Жители Громового Дерева умеют хранить секреты.
- Так зачем я здесь? Нужна помощь в первую брачную ночь? Дикарка красива, и я не против, только скажи…
Шутка не удалась.
- Один косой взгляд в её сторону, и я тебя прирежу, - сказал Маугрим и раскурил трубку.
- Да ты влюбился! – крякнул наёмник. – Однако… ты бы проверил, так ли качествен товар, как о нём заявляют…
- Проверять нечего. У женщин Громового Дерева безупречная репутация. С прелюбодейками тут разговор короткий. Камень на шею – и в море.
- Она – дочь вождя, - приподнял бровь Грегориан. – Таким сходят с рук вещи и похлеще.
- У неё глаза как у лани. Чистые, невинные. Я не поэт… Однако, ты меня понял.
- Разумеется. Видел я её одним глазком. Но я удивлён твоей доверчивости. Смотри, как бы ты не облапошил сам себя.
- Если б что-то было не так, я бы узнал. У меня тут повсюду глаза и уши.
- Но ведь люди Громового Дерева умеют хранить секреты? – усмехнулся Грегориан и задел Маугрима за живое. - Тем более, если их запугать до смерти, как ты это сделал.
Маугрим сплюнул через зубы и швырнул трубку в траву.
- Сегодня у меня первая брачная ночь. Не такие слова хотел я услышать от своего верноподданного.
Сухая трава вспыхнула и затлела.
- Я позвал тебя, чтобы ты за моим племенем присмотрел, пока я здесь.
- А как же тот лохматый выродок? Постой, как же звали этого полуорка…
- Я ему не доверяю. Уходи сейчас. Я не хочу завтра видеть здесь твою кислую рожу.
- Я надеялся хотя бы отведать завтра свадебного пирога… Но это если всё пройдёт удачно. Я слышал, если невеста испорчена, то свадебный пирог…
- Если ты немедленно не уберёшься отсюда, сам сойдёшь за свадебный пирог.
Грегориан развернулся на каблуках, ухмыляясь, а Маугрим вошёл в опочивальню.
Оплывала воском свеча, потрескивая в тишине. За окном продолжался праздник, люди затянули старинные песни, доносился смех, звон посуды, музыка.
В комнате было жарко и душно.
На краю кровати сидела Арибет бледнее покойника. Поверх её белого платья была накинута роскошная алая мантия, передававшаяся из поколения в поколение. В руке дрожала бутылка с брусничной брагой.
По традиции, под подушкой положили кинжал, на случай, если невеста оказывалась не девственна. Но на этот счёт Арибет не переживала. Её дядя сделал всё как надо. Это было отвратительно. Сколько позора. Она чувствовала себя вещью, предметом торговли, рабыней.
Она запрокинула голову, и в раскрытые губы полилась брага, обожгла нутро. Хотелось ещё больше, чтобы забыться. Все кругом говорят, что надо принимать жизнь такой, какая она есть. «Никто не в праве выбирать свой путь. Это путь выбирает тебя. И путь героя – не твой путь. Путь простого человеческого счастья – тоже не твой путь. Ты идёшь по краю. Беды кружат над тобой как вороны. Ты никогда не обретёшь покоя в этом мире».
Арибет хорошо запомнила слова гадалки перед свадьбой. И теперь они постоянно крутились в голове.
Широко распахнулась дверь. В комнату вошёл Маугрим. Он сбросил кожаную шкуру с плеч и широко улыбнулся. Его чёрные глаза навыкате впивались в Арибет. Он сделал несколько шагов. Бутылка в руке задрожала сильней, и, прежде, чем Арибет её выронила, Маугрим успел подхватить и осушить её до дна.
Он выбросил бутылку в окно, поднял Арибет с кровати как пушинку, грубо сдёрнул накидку. Она осталась в платье с чёрным пояском, и растерянно глядела в глаза Маугрима. Природное упорство и бунт ещё продолжали бушевать в её душе.
«А что, если прямо сейчас выхватить кинжал и вонзить ему меж глаз. Да так, чтобы поглубже и несколько раз! Располосовать всё лицо, чтобы наружу хлынули кровь и мозги? Или вонзить прямо в сердце, когда он уснёт. А потом… Потом на свободу! В Невервинтер, к Нашеру и Диане. Но как сбежать? Снаружи его псы: лусканцы, Красные Колдуны. Будь ты проклят! Будь проклята эта жизнь! Как же я тебя ненавижу, чудовище!»
Выдох вырвался из её груди. Жалкий отголосок отчаяния, которое рвало сердце на куски, но она уже почти смирилась. Её взгляд потух, а пальцы стали судорожно расстёгивать пуговицы.
«Надо смириться. Надо спасти свой народ, - повторяла она себе. – Дядя что-нибудь придумает. Это чудовище любит меня. Может, простит… А может, Халастер ошибся? Возможно, у меня ещё будут дети? Тогда все проблемы будут решены, и я заживу жизнью обычной женщины. О, Тир, прошу, помоги мне!»
Маугрим не стал дожидаться, пока Арибет расстегнёт платье до конца. Он разорвал его лапищами и повалил жену на постель. Сам навалился сверху, неуклюжий, неудержимый.
Чувство брезгливости захлестнуло Арибет. Её тошнило от его грубых поцелуев, от его слюны, от запаха пота. Она сжалась в комок и стиснула зубы.
Маугрим на мгновение остановился, чтобы сбросить с себя рубаху. Обнажилась его мускулистая смуглая грудь, покрытая шрамами.
Нет, даже чудо неспособно спасти её сегодня.
- Дядя, я смирилась, - прошептала Арибет, зажмурившись.
- Что? – переспросил Маугрим. – А, неважно!
Его жадные губы впились ей в рот, заскользили по шее вниз. Руки разодрали платье до конца. И на мгновение повисла тишина. Арибет неотвратимо ждала этого.
- Что это? – прогремел Маугрим.
Он присел на колени, его мощные плечи даже как-то поникли.
Поперёк живота Арибет протянулся рваный безобразный шрам, заросший буграми. Она лежала, не шевелясь, раскинув руки.
- Дикий зверь растерзал меня, - ответила она.
Некоторое время лицо Маугрима меняло выражения, но страсть сокрушила все сомнения. Он поверил ей и приник к её груди, целуя и прижимая к себе. Дыхание его было порывистым, горьким. Он весь горел и покрылся испариной.
Но сердце Арибет осталось безответно к этой страсти. Пыл и огонь отчаянного любовника потонули в холоде её души. Она не полюбит его. Она лишь смирится. Такие, как она, неспособны полюбить во второй раз.
- А что у тебя за шрамы? – спросила она, проведя рукой по волосам Маугрима.
Три полоски белых шрамов слегка проглядывали сквозь густую шевелюру жёстких чёрных волос.
- Дикий зверь… - ответил он. – Много диких зверей.
В
