Прошёл слух, что появились кабаны. По прошествии слуха, Кузьма и сам увидел их в прицел драгуновской снайперки. Звери рылись на заброшенном картофельном поле. Война не дала собрать урожай. Картошка перезимовала и её выжившая часть снова взошла беспорядочной, одичавшей порослью. Жизнь прожить, не поле перейти. Поле было похоже на жизнь. Кого-то зима 15-го года навсегда загнала в землю, кто-то пророс одичавшей порослью под ногами зверей.
Очень хотелось настоящего мяса. Уже 4 месяца Кузьма со товарищи видел только консервированную курятину, воняющую пареным пером. Не часто. После ротации, в Донецке, мясо было просто недоступно, спекулянты взвинтили цены.
Итак, после недолгих консультаций с окопным коллективом, Кузьма отправился на охоту. Это было не по правилам. Сильно не по правилам. Но в нечистом поле войны много чего делается не по правилам.
Охотиться на кабана легче, чем на человека. И кабана можно есть, в отличие от человека, что является дополнительным бонусом. Впрочем, этот вопрос ещё окончательно не решён.
Здоровенный, чёрный секач вспахивал поле не хуже трактора. Ничуть не скрываясь, Кузьма подошёл метров на 50 и вогнал ему пулю в чёрную бочину, даже не воспользовавшись прицелом. Кабан свалился.
Кузьма приблизился. Кабан был жив. Он часто дышал. Маленькие, злые, красные глазки уставились на охотника.
Кузьма поднял ствол к плечу.
Внезапно, кабан вскочил и ринулся в камыши.
Там поблескивала речка, Верхний Торец. В этом месте она растекалась на несколько рукавов. Что-то вроде сильно заросшей дельты.
Кабан исчез в зарослях. Некоторое время, его движение можно было проследить по качающимся метёлкам. Потом качание прекратилось. Из чего Кузьма заключил, что кабан лёг.
Ломиться к нему вслепую через заросли было опасно. Поэтому, Кузьма решил зайти сзади.
Туша кабана промяла в камышах круглый проход, как туннель.
Кузьма перекинул оружейный ремень через левое плечо и шею, так, чтобы винтовка оказалась доступной под мышкой правой руки. После чего, встал на четвереньки и полез в проход, стараясь не чавкать коленями в воде.
Продвижение случилось неожиданно долгим. Он полз и полз, нора не заканчивалась, но и кабана не было видно. Кузьма уже промок ногами до задницы и животом, руки у него начали дрожать от напряжения, а свет в конце туннеля не брезжил и кабан пропал.
После неопределённо длительного времени, уже выбиваясь из сил, Кузьма выбрался под открытое небо.
Ничего себе.
Стояла уже почти ночь. Багровый кусок солнца ещё торчал над горизонтом. К нему тянулись стаи чёрных птиц.
Вокруг простиралась холмистая степь. Кузьма не мог похвастаться хорошим знанием местности. Однако, она не показалась ему даже приблизительно знакомой.
Теперь следовало проявлять крайнюю осторожность. В наступающей тьме легко было нарваться на укропов.
Кузьма сориентировался по зубчатой линии камышей и пошёл в том направлении, где, как ему казалось, находилась его позиция.
Он шёл среди пологих, глиняных холмов, в небе шевелились волосатые звёзды, кричала ночная птица.
Впереди возник контур какого-то строения.
Приблизившись, Кузьма обнаружил саманную избушку под крышей из горбыля. Он обошёл избушку кругом, прислушиваясь. Ставни были закрыты, Кузьма заглянул в щель. Там светился открытый огонь. Потом мелькнул край юбки.
Кузьма вернулся к двери и постучал. Дощатая дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла старуха, из-под её грязноватого головного платка выбивались седые космы.
- Чего тебе? – Каркнула она.
- Бабуля, я направление потерял, - просительно сказал Кузьма. – Как мне выйти на горловскую дорогу?
- Направление он потерял, - ухмыльнулась старуха. – Что ещё ты потерял?
- Ещё, воды бы мне, - растерянно ответил Кузьма. – Не взял с собой, пить очень хочется.
- Ну, заходи, - недовольно искривив щель рта, сказала старуха.
Внутри светился огонёк свечи на столе, и отсвет огня падал из открытой заслонки печи на пару потемневших от времени лавок и лежанку, заваленную цветастым тряпьём. Пахло полынью и чабрецом.
Старуха зачерпнула кружкой воды из ведра, - Пей.
Кузьма жадно выпил.
- Пойдёшь прямо от моей двери, упрёшься в овраг, - сказала старуха. – Вдоль оврага иди влево, там дорога.
- Спасибо, - сказал Кузьма и направился к двери.
- А деньги? – Услышал он за своей спиной.
- Какие деньги? – Оборачиваясь, ошеломлённо спросил Кузьма.
- Любые деньги, - сварливо ответила старуха. – Ты получил направление? Плати.
- У меня нет денег, - развёл руками Кузьма.
- Нет, есть, - упорно сказала старуха.
То, что у Кузьмы было, деньгами, вряд ли являлось. В его левом нагрудном кармане лежала медная монета в 2 копейки, 1814-го года. Он таскал монету с собой, пытаясь поверить в её качество амулета и всуе надеясь сделать таковым.
Поколебавшись, Кузьма достал несостоявшийся амулет из кармана и вложил старухе в сморщенную ладонь.
Ладонь сжалась в кулак.
Под утро, Кузьма вышел к своей позиции.
- К бабам шлялся? – Спросил Воха. – Иде мясо в водочном соусе?
- Не нашёл, - вздохнул Кузьма. – Не везёт.
- Не везёт ему, - ухмыльнулся Воха, вспыхнув золотым зубом. – У тебя ротация сегодня. Курка, яйца, пиво с раками. А я замену выходных брал, мне ещё неделю херачить, как медному котелку.
Кузьма смотрел на него очень удивлённо. Ни золотого зуба во рту у Вохи, ни ротации на сегодня, он совершенно не помнил.
Что-то было не так.
Один конец окопа оказался перекрытым брёвнами, получилось что-то вроде блиндажа. Когда они успели это сделать?
Во второй половине дня Кузьма уже трясся в штабном автобусе по направлению к Донецку.
У подъезда своего дома он крепко зажмурил глаза. Потом снова открыл их. На крыльце раньше было 3 ступеньки. Кузьма пересчитал медленно, глубоко дыша. Теперь их стало 7.
Ничего. Ничего. Ничего. Война. Стресс. Усталость. Всё пройдёт.
Он хотел открыть дверь квартиры своим ключом. Но ключа не нашёл. Пришлось звонить.
Алька бросилась ему на шею, - Ну? Ну? Ну? Ты целый?
- Не совсем, - ответил Кузьма.
Но Алька его уже не слушала, она суетилась от плиты и кухонного шкафа к столу, расставляя тарелки, сковородки и бутылки. Она выглядела пьяной. Но Алька никогда не пила, у неё были нелады с почками.
Кузьма опустился на табурет, глядя попеременно в её обтянутую красной майкой спину и на её обтянутую красной майкой грудь. Грудь была, что надо. Или он просто давно не видел женщины? На красную спину падали чёрные кольца волос. Когда он уезжал, Алька была блондинкой.
Водка не помогла. Алька говорила о своей маме. Мамы у неё не было. У неё была мачеха. Которую Алька никогда не называла мамой. На стене кухни висели часы, которых Кузьма никогда не видел.
Любовь после застолья случилась дикой. Кузьма и не подозревал о возможности таких перверсий с Алькой.
- Теперь, сюрприз, - сказала она, отдышавшись. – Денис из Мюнхена связывался, по «Skype»у. Сказал, что «Elsevier» заплатил тебе гонорар. И ещё хочет. Прислал тебе пару синопсисов, под заказ. Договор предлагают. Это же чёрт знает, какая перспектива! Бросай ты эту войну. Тебе надо менять направление.
Кузьма помолчал, глядя, в потолок, затянутый незнакомыми обоями.
- Похоже, мне его уже поменяли, - наконец, отозвался он. – За две медные копейки.