Вот и Брест. Проехали 960 километров только с одной остановкой в придорожном кафе. Кафе запомнилось потрясающе вкусным шашлыком и хорошенькой официанткой, блондинкой лет 25. Володя, вернейший муж, но любитель пофлиртовать не удержался от шутки:
— Девушка, а поехали с нами в Европу? Вот прямо сейчас!
Девушка поддержала шутку фразой из кинофильма «Жених из Майами»:
— С вами, мужчина, хоть на край света!
Под хохот друзей Володя сделал очень серьезное лицо и пошел к барной стойке брать у девушки номер телефона. Пошептавшись с ней пару минут, он вернулся к столу и помахал бумажкой с цифрами белорусского оператора перед носом у Женьки:
— Обратно отсюда вчетвером поедем!
— Да хоть всемером – улыбнулся Женька, не подозревая, насколько пророческой могла оказаться эта подколка.
Он-то имел в виду, что под полом огромного багажника «Инфинити» был сложен третий ряд сидений, а вот мысль о том, что у девушки может оказаться трое детей никому и в голову не пришла.
Польскую границу прошли на удивление быстро. Единственное, что интересовало польских таможенников, это количество сигарет, ввозимых в ЕС путешественниками. Предъявленные три блока сигарет, купленных прямо перед границей в белорусском дьюти-фри, протеста не вызвали, хотя по закону каждый может провезти не более двух пачек. Офицер посмотрел задумчиво на трех взрослых мужчин, на джип с московскими номерами и махнул рукой: «Проезжайте!». Видимо, слухи о тотальной русофобии в Польше несколько преувеличены.
Андрею очень хотелось побывать в Варшаве. Говорят, это красивейший город, но следующая остановка с ночлегом была запланирована в Дюссельдорфе, время поджимало. Всю Польшу пролетели на одном дыхании. Остановились только два раза. Первый, когда Женька увидел у дороги крестьянина, продававшего с лотка клубнику.
— Клубники хочу! – безапелляционно заявил Женька, сидевший в это время за рулем, и нажал на тормоз.
Крестьянин продавать клубнику за евро отказался наотрез. Наверное, он даже пересчитать их в злотые по курсу не мог и боялся, что русские обманут. А злотых у друзей не было. Женька вернулся к машине, но расстаться с клубникой ему явно не хотелось.
— Щас я ему бартер устрою! – с этими словами он полез в багажник и вытащил откуда-то из-за чемоданов коробку сигар, незамеченную таможней.
Сигары крестьянин взял, и Женька торжествующе положил ящик ароматной свежей клубники на заднее сиденье.
— На следующей остановке съедим – порадовал он друзей, залезая обратно за руль.
— Жень, — не без ехидства поинтересовался Андрей – а тебе не кажется, что сигары раза в три дороже этого ящика стоят?
— Нихрена они не стоят! – расхохотался Женька – Эта коробка у меня уже год в багажнике валяется. Пересушенные они, курить нельзя.
— Вот за такие штучки русских здесь и не любят – вставил свои пять копеек Володя – всё таки, обманул поляка!
— Негодяй! – возмущенно поддержал Андрей, запуская руку в ящик с клубникой.
Следующая остановка случилась уже на другом конце Польши. Дорога вела через лес, и на опушке у обочины неожиданно замаячило белоснежное здание ресторана с гордым названием «Империал». От паркинга к ресторану вела красная ковровая дорожка, ступеньки мраморной лестницы так и приглашали помпезно отобедать. Припарковав «Инфинити» прямо у входа, чуть правее дорожки, друзья поднялись по ступенькам и вошли в зал. Спортивные брюки Женьки и шорты Володи плохо гармонировали с пафосным интерьером. Пожалуй, только Андрей в своих традиционных белых джинсах не смотрелся в этом зале как инородное тело.
Тем не менее, менеджер зала предельно вежливо проводил их к накрытому белой скатертью столу и жестом подозвал официанта. Проголодавшиеся в пути мужчины порадовали официанта заказом, тянувшим, как минимум, на половину его дневной выручки.
Закончив с потрясающе вкусным обедом, Андрей подозвал официанта, неплохо болтавшего по-английски, и спросил:
— Вы не возражаете, если мы здесь поедим немного своей клубники?
— Пожалуйста, джентльмены, сколько угодно – расплылся в улыбке официант, предвкушавший серьезные чаевые.
— Женька, тащи свою клубнику, здесь съедим – уже по-русски сказал Андрей.
Когда Женька появился в зале с деревянным ящиком в руках, лица администратора и официанта вытянулись и как-то странно побагровели. Действительно, представить себе этот ящик на белоснежной скатерти было сложно. Официант подошел к Женьке, прицеливавшемуся, куда бы поставить ящик, и очень вежливо предложил:
— Сэр, позвольте, я переложу вашу клубнику в вазу, вымою и подам на стол?
Не понимавший ни слова по-английски Женька только крепче вцепился в ящик и посмотрел на Андрея:
— Чего ему надо?
— Отдай ящик, он клубнику в вазу переложит.
— А что у них такие вазы есть? — удивился Женька, но ящик отдал.
Вазы нашлись. Через пять минут перед каждым из путешественников стояла большая ваза, доверху засыпанная клубникой. Вести машину от ресторана должен был опять Женька, поэтому заказанной к клубнике бутылкой шампанского насладились только Володя и Андрей. Евгений Григорьевич, грустно уплетал свою порцию, запивая минеральной водой и завистливо поглядывая на хрустальные бокалы с игристым напитком.
Щедро расплатившись с официантом, друзья сели в машину и взяли курс на Дюссельдорф. В кармане у Андрея звякнул смартфон, сигнализируя о новом сообщении на вибер.
«Ну как ты там? Где ты? Я очень скучаю. Я перенесла свою поездку в Москву, приеду, когда ты вернешься. Очень хочу тебя видеть. Волнуюсь, не случилось ли чего в пути. Пиши мне. Бусь!»
«Всё в порядке, выезжаем из Польши в Германию, идем по графику» — скупо и немного суховато ответил Андрей.
Комфортно расположившись на заднем сиденье, он погрузился в свои мысли.
«Итак, что мы имеем на личном фронте? Полгода назад умерла жена. Болела восемнадцать лет. Пятнадцать из них прожила в постоянном ощущении боли. Лечили от рака, а дозу дали такую, что по три-четыре раза в год приходилось ложиться в клинику в Обнинске, лечить «последствия лучевой терапии». Черт бы побрал нашу медицину».
Дозу облучения в онкологическом центре на Варшавке действительно дали запредельную, ничем не обоснованную. Настолько большую, что израильские врачи в клинике, куда он привез её на обследование и операцию только развели руками: «Если бы такую дозу дали у нас, вы бы сейчас могли отсудить у клиники десять миллионов долларов. Но при таких последствиях мы вряд ли сможем вам помочь. Вероятность летального исхода прямо на столе – пятьдесят процентов. Стоимость операции, независимо от исхода, сто тысяч долларов. Думайте».
Жена от операции отказалась. Не из-за денег. Слишком маленький шанс ей оставили на жизнь. Заплатив за обследование тридцать тысяч зеленых, они вернулись в Москву. После этого она прожила еще семь лет, почти не вылезая из Обнинска.
В последний год ей стало совсем плохо. Боли усилились настолько, что ей выписали какой-то обезболивающий сильнодействующий пластырь, за каждую пластинку которого приходилось отчитываться в поликлинике. А в декабре, когда у неё отнялись ноги, пришлось положить в клинику в Москве. Круглосуточная сиделка, которую наняли еще в начале года, отправилась с ней в больницу.
Дней за десять до нового года Андрею позвонила профессор, завотделением и попросила приехать.
— Двадцать пятого декабря мы вашу жену выпишем.
— Почему? Она же еще не ходит..
— Видите ли, 30-го числа все врачи уходят на новогодние каникулы. И большинство медсестер тоже. Останутся только не очень квалифицированные дежурные. Я думаю, что ей лучше дней десять провести дома, а восьмого привозите обратно.
Андрей заказал машину скорой помощи для перевозки лежачих больных и двух санитаров с носилками на 25-е. Поехал в специальный магазин и купил инвалидное кресло, чтобы Наташа хоть как-то могла передвигаться по квартире. Подумал, и заказал перевозку обратно в клинику на 8-е, не без оснований полагая, что в праздники можно до этой службы и не дозвониться.
Они встретили новый год втроем с сиделкой. Жена даже смогла что-то приготовить, не вставая с инвалидного кресла. А утром первого января… не проснулась. Неделю была в коме. Приезжавшие врачи скорой читали анамнез из клиники, сочувственно глядели на мужа и говорили: «Готовьтесь к худшему». Она умерла в рождественскую ночь, так и не придя в сознание…
Несколько месяцев после похорон он не мог войти в эту квартиру. Жил в другой, которую несколько лет назад подарил дочери. Но дочь жила у мужа, и квартира пустовала. Там даже не стали делать ремонт, потому что никто ей не пользовался.
Однажды дочь спросила его:
— Папа, а почему ты живешь на Аэропорте? Там же неуютно и некомфортно. И всего
лишь двушка.
— Понимаешь, там нет таких грустных воспоминаний. Там прошла моя молодость. И после смерти родителей уже много лет не было никаких печальных событий. А здесь я каждый раз вхожу в дом, и жду, что она выйдет мне навстречу, спросит: «Как дела на работе? Ужинать будешь?». И терзаюсь мыслью, что я ей чего-то недодал, от чего-то не уберег.
— Пап, не терзайся, ты сделал всё, что мог. И даже больше. Не грызи себя.
— Не могу. Ты же знаешь, что я не был идеальным мужем.
— Знаю. Но я тебя понимаю… Мама болела очень долго, а в последние три года к ней добавилась еще и бабушка. Как ты вообще всё это выдержал?
Действительно, счастье это когда тебя понимают. Андрей тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, и посмотрел в окно. Они подъезжали к Дюссельдорфу. Снова тренькнул смартфон: «Я думаю только о тебе. Возвращайся скорее. Бусь!»
— Б***ь! – мысленно выругался Андрей – вот только её буся мне сейчас не хватало!
Начало
Продолжение
