Севастополь. Бухта «Омега». Пляж. Октябрь на исходе, но все еще тепло. Например, сегодня, когда в первой половине дня отгромыхала гроза, а сейчас ветер стих, море угомонилось, то есть наступил полный штиль, тучи разбежались в разные стороны, выглянуло солнце, обласкав своими нежными лучами всё вокруг. В том числе и меня, сидящего у водной кромки, на скамеечке. Бакланы, крича что-то своё и медленно перемещаясь по мелководью, зорко следят за ситуацией на почти опустевшем пляже: нельзя ли, дескать, чем-либо поживиться – хлебной корочкой или оставленной кем-то куриной косточкой. Чайки, шумно разрезая воздух, проносятся над морем, высматривая мелкую рыбёшку.
Ну, чем не идиллия? Особенно для меня, уральца, на родине которого сейчас уже снег с дождем и температура близка к нулю.
И тут справа донесся до меня характерный украинский говор. Повернувшись, вижу двух мужчин, которые, шурша песком, идут в мою сторону. Они – в громком диалоге. Точнее, это был, по сути, монолог, ибо, не переставая ни на секунду, громко говорил один, а другому не оставалось ничего иного, как ограничиваться междометиями. Дойдя до металлической изгороди, мужики остановились за моей спиной, метрах в десяти-пятнадцати.
Долговязый украинец, коверкая и русские, и родные слова, перемешивая их, продолжил говорить. О чем? Ну, в России, например, два-три мужика, встретившись на пляже, заведут речь в первую очередь о бабах, а в «незалежной Украине», похоже, на первом месте – политика. И…
— Я те шо, друже, кажу? Шо бандеры, шо димократи – одна хрень. Я був в народни партии, членом. Вышел. Болтуны, кажу те. Да, був знакоми и з Чорновилом – прохиндей. И все други таже. Вот! Чи нынешний наш батько, чи у прежний – воры все. Янукович, кажу, правил батькивщиной по понятиям. Опыт большой: две ходки на «зону» за плечами. Наворовал и убег в Россию. Оттуда учит, как нам жить, кака власть нам гожа, а кака ни. А шо тот грузин? Чи начальствовал в Одессе? Саакашвили чаго-то показав нам, кроме того, как воровать? Ни! Яценюк? Чи, не птица?..
Через несколько минут, не переставая трещать, болтун и его «друже», пошли назад.
Верзила, продолжая монолог, сменил тему.
— Вот ти, кажи, - уходя все дальше и дальше, говорил он, - зачем нам посредники между нами и Богом? Священники, чи католики, чи православние, везде свой интерес имеют. От имени Бога проповедуют. А Бог, шо, мандатом удостоил? Зачем богатые храмы и длинные молитвы? У Бога, я те кажу, нет времени выслушивать. Був католиком, потом був православным, а теперь – вышел. Я верю в Бога, но не в католическую или православную церковь…
Громогласный монолог одного и тихое хмыканье другого постепенно стихли. У моря наступил вновь покой. Его нарушали лишь зоркие бакланы и крикливые чайки.
