На сухие листья далекой осени, ворох неглаженого белья, всякий хлам сыплется снег. За столом в комнате, продуваемой ветром, сидит человек в сером пальто и молчит, потому что одним прекрасным днем он ушел за молоком и возвратился через три дня, похожий на покойника, я перестала мучиться его заботами. С тех пор не довожу себя до белого каления, что он спал с моей искренней подругой, а другая полоумная с хлебозавода брила ему ноги. Обычное дело, старо как мир. Время терять теперь нечего. Как бы то ни было, все однажды кончается. Чего там кричать и ломать себе голову:-Как это случилось?! Почему случилось?! Чтобы ни случилось- ничего не случилось! У меня на груди два птенца, они негромко разговаривают и едят яблоки, остальное- пустяк, мимоходом, случайно, знакомо до невозможности. Целый век мы не виделись, вдруг столкнулись на лестнице, он раскланялся сухо и пошел себе дальше. В нем- ничего, в толпе не заметишь, совершенно невзрачный и голос насмешливый, но я его помню таким, каким никогда он не был. Уходи, уходи, иди себе дальше, а я- крепкого чая и таблетку от бешенства, плюхнусь в мягкое кресло и позабуду то, что мы разминулись в желтых дюнах со столетними соснами, там, где две поэтессы в пепельных сумерках завывали стихи под глухой шум прибоя, улыбались рассеянно и пили коньяк XO Remy Martin. -Чего ты бормочешь?- переспрашивала подруга , меня е дослушав, слегка заикаясь. -Все теперь далеко, дальше, чем думаешь, он, конечно, миляга и, видимо, алкоголик. В светлом, колеблемом круге- ветер и слякоть, последние листья кружатся. В зеркале окон отражаясь двоятся наши бледные лица. Прошлое вдруг на меня посмотрело ужасно: пьяный сатир обнимает зеленоглазую нимфу. Я засмеялась, глядя на черную воду залива. Чтобы ни случилось, уже ничего не случится. И, допив остывающий кофе, тихо поставила чашку на блюдце.
