Я впервые в Армении, а потому впечатления буквально врываются в сердце и душу, наполняя их какими-то странными чувствами и вопросами: «это я уже знаю», «я тоже так чувствую», «как же, чёрт возьми, красиво!», «почему у нас не так?»
А когда на какой-нибудь земле вы оказались в первый раз, то впечатления остры и ярки. Однако не смеют претендовать на истинность, ибо сумбурны и весьма субъективно оценочны…
Но позвольте мне всё же поделиться с вами радостью встречи с удивительным народом и замечательной страной. Тем более что произошло это под Новый год, когда всё вокруг становится вдруг «подкрашенным» ожиданием чуда.
Я много бродил по улицам Еревана, видел, как старики несли армянский лаваш прямо в прозрачных пакетах, а потом вдруг садились на изумительные ереванские лавочки, которых здесь расставлено в обилии, и в буквальном смысле созерцали Вечность. Потому что смотрели куда-то далеко за… за то, что могут видеть молодые, сами с собою разговаривали, потом как-то решительно крякали, вставали в несколько приёмов, опершись на колени, и шли дальше, неся в дом хлеб, а значит,- покой и счастье. Пусть даже временный покой и бедное счастье.
Многие из молодых армян в России никогда не были, но по-русски говорят идеально правильно, тщательно артикулируя даже окончания слов.
- Откуда такой русский? – спрашивал я у них.
Отвечали почти всегда одинаково:
- Из школы…
Тепло становилось от такого ответа, ибо не рвутся связи между нами, существовавшие многие века. Спасибо тебе, Армения, за то, что любишь Россию вне зависимости от конъюнктуры нынешнего путаного времени.
В одном из небольших баров недалеко от Площади Республики разговорился с официантом, забыв даже спросить его имя.
- Учусь. Буду архитектором. Конечно, в Армении. Доучиваться? Хочу. Но не в России. Скорее всего, в Германии. Потому что условия лучше: жильё там, оплата.
Потом мягко мерцает роскошными глазами и добавляет, улыбаясь так, как могут это делать только мудрые люди: черты лица почти не изменяются, лишь уголки губ чуть приподняты:
- Но Россия для нас нужнее…
Заметил ещё (но это – так, между делом, «в скобках»), что армянские мужчины очень любят украшения. Кольца, браслеты. Почти не носят наручных часов на ремешках: рука «опоясана» металлом, в основном «под золото».
Вообще мне показалось, что армяне любят всё яркое и красивое. В интерьерах их ресторанов и кафе много живой зелени (обожают юкку, сорта «Испанский кинжал» - это ту, к кончикам листьев которой невозможно прикоснуться, но цветёт она, выбросив стрелку белоснежных колокольчиков). В уютном розовом Ереване, большинство домов которого построено из розового туфа, камня вулканического происхождения, много салонов красоты и магазинов косметики. А по улицам его ходят почти всегда очень ухоженные женщины, оставляющие после себя лёгкий шлейф аромата дорогих духов. Дорогих… Потому что Ереван вообще город не дешёвый: цены в магазинах весьма сопоставимы с московскими. А доходы граждан, пожалуй, - нет.
И при этом армяне невыносимо хлебосольны. В этом, пожалуй, мы схожи.
К хозяину кафе, в котором я каждый вечер ужинал, приходят друзья, человек по 5-7, пьют чай, степенно беседуя, и расходятся. Денег с них он не берёт.
А 2-ого января здесь вечером сидели четверо совсем ещё мальчиков. Пили кофе, и один, «по-взрослому», курил дорогие сигареты. Совсем ещё молодой официант Тигран, с которым мы друг другу как-то сразу понравились, сказал мне, что они заказали ещё и кальян. Но он отказал им. А вот запретить курить принесённые с собою сигареты не имеет права, хотя понимает, что «папа мальчика, если бы увидел его сейчас, в лучшем случае хорошенько бы выдрал». Думаю, что в ответе этого юноши (кстати, будущего оперного певца, который здесь зарабатывает себе на учёбу) заключена настоящая интеллигентность.
В канун нового года в Ереване очень много иранцев, которые на комфортабельных автобусах приезжают сюда – в Европу. И, как сказал мне мой гид Артур, «отдыхают от строгостей Ислама»…
Когда он говорил мне это, то где-то, кажется наверху, играли на фортепиано. Мелодии не было. Была лишь тема, какая-то свежая, словно цветы весной. Первые, почти без запаха, а потому такие дорогие для человека. На улице же занимался январь, когда люди, ещё обалдевшие после бессонной ночи, только собирались жить.
А жизнь уже шла, не тише и не быстрее чем обычно.
Нам принесли бутылку вина. Была она странной формы: цилиндр наполнен жидкостью янтарного цвета, в которой утопала красная виноградная гроздь из стекла – это была совсем маленькая бутылочка уже с другим вином. Два склоненных в разные стороны горлышка, ведшие каждое к своему напитку, были заткнуты крошечными пробками.
В это время у соседнего столика кальянщик выдувал дым из чаши с благовониями, словно прогонял вверх так и не сумевшие стать реальностью новогодние грёзы.
И веяло печалью от клавиш всё звучавшего фортепиано. И новогодняя ёлка мерцала мишурными огоньками. А в углу хрипел уже раскуренный кальян, при каждом выдохе курившего наполняя небольшую комнату слишком уж ярким, чтобы быть естественным, ароматом.
И вспомнилась мне при этом, почему-то, Сусанна, девушка с ликом Мадонны, которая угощала нас гранатовым вином накануне, когда ездили на завод вин «Арени». Она предлагала нам то одно вино, то другое, кстати, по качеству нисколько не уступающее напиткам Кипра и Греции, и всё рассказывала про хозяина этого маленького заводика Рафика Симоняна, который сам выращивает виноград и следит за процессом изготовления. А я, кажется, и не слушал её вовсе, а всё думал, что такой красоты женщин Бог создаёт в минуты наивысшего вдохновения. Была она настолько смугла, что даже губы казались горькими на вкус.
В это время в ресторан вошёл, как уже потом я узнал, родственник хозяина заведения. И кальянщик так агрессивно кинулся ему навстречу, что мне показалось, будто он хочет дать пришедшему в морду. Нет, - просто поздоровался…
А музыки слышно при этом уже почти не было. Или она была?.. Простая… почти лишённая звука и смысла. Но как-то уж очень хорошо было всем, кто сейчас находился в комнате: молодым, старым, счастливым и не очень.
За соседним столиком два молодых паренька курили, но курили как-то уж очень истово, видно, совсем недавно научились. Вдруг слышу обрывок их диалога:
-… всё равно Армения не может быть несчастной, потому что она – в Горах, а Горы – к Богу близко…
- А ещё потому, что у армянских женщин глаза такие, что, глядя в них, хочется быть мужчиной…
Один из них был очень красивый. О таких принято говорить – «как Бог». Но этот был какой-то пустой и плоский, как новогодняя открытка. И почему-то хотелось встать, вздохнуть, подумать: «Ну, вот, всё и закончилось…» И уйти на улицу, туда, где тебя никто не знает…
В это время в дверях появился человек, который почему-то был похож на духи: он приятен, нежен даже, но чуть отстранён от всего вокруг. К нему тут же ринулся официант, который в одной руке держал две крохотных бутылочки «Колы», а в другой два прохладных стакана, куда он, прямо на ходу, лихо наливал бурое содержимое из бутылок.
Незнакомец почти залпом выпил оба стакана, по одному принимая их из рук официанта, и ушёл, так и не войдя внутрь.
И здесь мне вспомнились горячие источники Анкаван, которые видел вчера.
Вода там истекала из проржавевшей трубы, покрытой толстым слоем соли, которая родилась в самых недрах земли, как нигде далёких от её поверхности в горах. А горы были тогда холодными и белыми, блиставшими бриллиантовым снегом под ослепительным солнцем, сиявшим с абсолютно лазурного неба.
И тепло было. И холодно. И не понятно, даже самого себя понять в этот момент было трудно.
Одно знаю точно: в Армению мне бы хотелось ещё хоть однажды вернуться, чтобы снова говорить с её людьми, снова видеть их глаза и горы, которые в этих глазах отражаются всегда. Даже когда спят и те, и другие…
