Произведение «Пробуждение. Глава 2. За Армию!» автора Сергей Смолкин

- Ну, вот и ладушки! Вот и ладушки! – Валентин, припевая, разлил ароматный борщ по тарелкам, а водку по стопкам – Давай, ребятки, за армию!
- За её, родимую! – поддержал его я и опрокинул в рот стопку.
Выпитая водка и запахи только что приготовленной пищи делали своё дело, мы жадно принялись поглощать борщ.
- За молодые годы, проведённые в сапогах – продолжил свои тосты, посвящённые армии Валентин, поднял стопку и потёр свой красивый высокий лоб, обрамлённый густыми кудрявыми волосами.
- Вот ты скажи мне, Валентин, - спросил я, закусывая, - ты такой красивый, сильный мужик и ходишь в холостяках?
- А зачем мне жена? Мне бабы и так дают, стоит только подмигнуть, - ответил самодовольно Валентин.
- Так ведь и о детях задуматься пора, тебе сколько – 28? Детей надо рожать пока молодой и здоровый, кто его знает, что нас впереди ожидает, а тут такая силище пропадает.
- Дети, Андрюша, они ведь в любви рождаются, не мне тебе об этом говорить.
- А ты что до сих пор своей любви не встретил? – усмехнулся я.
- Нет, - грустно ответил Валентин. – А ты? Если да, то ты - счастливейший на Земле человек, а их так мало, хоть в Красную книгу заноси.
Мне от слов Валентина стало не по себе. В нашей так весело начинавшейся и так печально заканчивавшейся беседе, возникла нездоровая пауза. Её неожиданно прервал звонок телефона. Я ожидал его, наверняка это звонила, потерявшая меня, Ирина и поэтому жестом показал Лёхе, чтобы он оставался на месте, а сам пошёл к телефону.
- Андрей, ты, где пропадаешь? Я же жду тебя! – С раздражением в голосе, кричала Ирина.
- Ирочка, ты понимаешь, тут у Лёхи Валентин гостит, так мы тут решили чисто в мужской компании посидеть… - виновато было начал я, но Ирина резко оборвала меня:
- Можешь у Лешки, и ночевать, не надо Юрке тебя пьяного видеть.
Юрка – это наш сынишка, которому недавно исполнилось 2 годика. Я с испорченным настроением вернулся за стол.
- Понятливая она у тебя, - с ехидцей подметил Валентин.
И тут, оправившись от тяжёлого похмелья, Лёха весело заорал:
Чик-чирик, трын-дык ку-ку!
А дальше уже все втроём мы продолжили:
Скоро дембель старику!
Деду пусть приснится речка,
Баба голая на печке,
На столе водяры таз
И Устинова приказ.
После такой эмоциональной встряски наше праздничное застолье
вернулось в весёлое русло. Валентин положил каждому в тарелку большую горку дымящегося плова. Затем, попробовав плова, предложил:
- Давайте, други мои, выпьем за нашу дружбу! Да вы закусывайте, закусывайте, а то окосеете, что я потом с вами делать буду?!
Хотя всё это он говорил зря, плов был настолько вкусным, что тарелки наши скоро опустели.
- Да у тебя прямо талант какой-то, - восхищался Лёха.
- И не говори. А у нас хлеб закончился, - спохватился Валентин, - пойду, схожу в магазин, да заодно сигарет куплю – вечер ещё длинный.
Валентин надел свой военный полушубок, крашеный настойкой коры дуба, а потому имеющий красивый коричневый цвет, большую красивую, сшитую из шкуры волка, шапку. Во всём своём одеянии, а его наряд дополнили большие собачьи унты, он казался ещё больше.
Когда он ушёл Лёха неожиданно обнял меня и плаксиво запричитал:
- Эх! Андрюха, ты бы знал, как я устал? За что мне это наказанье? Как мне всё это пережить?
- Да что с тобой? – Я резко оттолкнул его. - Что? Ты уже пьян?
- Да не пьян я! Просто добьёт он меня, понимаешь, Андрюша! Он здоровый, что слон, пьёт, жрёт за двоих, куда мне за ним? Мы же с тобой только по праздникам расслабляемся, а он, похоже, каждый день водочкой балуется. Он пьёт, жрёт и довольный сам собой, хоть и готовит он отменно, но моя душа не принимает его подарков. Кстати, он же мне волчью шапку в подарок привёз, хорошая вроде шапка, а я ей не рад. Меня от его угощений рвёт каждую ночь, я уже двое суток не спал. Зато он хозяйничает полностью, а я словно шут при нём. Веришь, нет? Действует он на меня угнетающе, понимаю, что выгнать его надо, а не могу. Не то что боюсь, а просто не могу и всё. Веришь, нет?
- Верю, Лёха, верю! То я смотрю, ты загнанный какой-то. Я сейчас же с ним поговорю, и он сегодня же уйдёт, пусть идёт куда хочет, у него пол-города друзей.
- Не послушает он тебя, он всегда делает, что хочет, никто ему не указ, - с горечью в голосе, сказал Лёха. На него было больно смотреть, и я решил поддержать его:
- Да не ссы ты, Лёха! Давай лучше выпьем, а там сам всё увидишь.
Вскоре пришёл Валентин, в сетке авоське были видны две буханки хлеба и три бутылки пива.
- Ты смотри, сегодня в магазине и пиво даже есть, - он поднял высоко сетку, показывая нам её содержимое. – Сколько не уговаривал продавщицу, больше трёх бутылок не дали.
- Мы тут с Лёхой без тебя пообщались и у меня к тебе один, но большой вопрос возник, - серьёзно сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Давай проходи, выпьем по стопочке и обсудим его.
- А что так торжественно? Что за вопрос-то такой? Интересно даже, судя по вашим кислым рожам, серьёзное что-то.
Валентин прошёл к столу и опустился на табурет, который жалобно пропищал под ним, жалуясь миру о невыносимой тяжести, свалившейся на него.
- Не, ребята, я больше не могу. Я спать хочу, - вторя табурету, пожаловался Лёха и предательски поплёлся в спальную комнату. Я проводил его презрительным взглядом.
- Так что за вопрос-то? – Валентин сверлил меня открытым взглядом своих красивых голубых глаз.
- Чего ты так напрягся? – Вопросом на вопрос ответил я. – Давай выпьем лучше.
- А вопрос у меня к тебе такой: отчего ты, Валентин, пришёл с армии старшиной, выслуживался, что ли много, видно плакали салаги от тебя? Ты же знаешь солдатскую поговорку: чистые погоны – чистая совесть. Так я, в отличие от тебя, рядовым дембельнулся. Ты только представь: насколько моя совесть чище твоей.
Мы долго и весело хохотали, похлопывая друг друга по плечу. Потом я неожиданно прекратил смех и, глядя ему прямо в лицо, жёстко сказал:
- А теперь серьёзно: ты сейчас соберёшь свои манатки, водку не забудь, и уйдёшь. Я думаю, что ты найдёшь куда тебе уйти. Лёшка устал от тебя, ему надо отдохнуть и привести себя в порядок.
Валентин внимательно смотрел на меня. Смотрел на меня так, как будто, увидел что-то необыкновенное, ранее им невиданное, то, что никак не укладывалось в его голове.

Продолжение следует.