9
Я слова её слушал, звучали они
позабытой мелодией давнего детства.
Помню, раз забрели мы на кладбище книг
в заколоченном доме в саду по-соседству.
Он - пустой и огромный! - средь лип вековых
постоянно дразнил любопытные взоры
озорных сорванцов. Здесь под шорох листвы
время двигалось вспять по глухим коридорам.
Здесь старинная мебель могла рассказать
столько страшных историй, легенд и поверий!
Невозможно обычным пером описать,
как в замочную скважину запертой двери
я увидел написанный маслом портрет
незнакомки прекрасной. Она, как живая,
улыбалась из мглы четырёх сотен лет,
чуть застенчиво веер в ладонях сжимая.
Мой дружок закадычный, проныра и плут,
тут же сбегал в сарай, примыкающий к дому,
и принёс шестигранный заржавленный прут,
будто волей судеб предназначенный к взлому.
Обветшавшие доски крошились легко
и усилия рук увенчались успехом
к тому часу, когда умирал за рекой
догоревший закат. С этой новой помехой
уж никак мы мириться теперь не могли.
В ход пошли припасённые загодя свечи
и два отрока в сказку, робея, вошли,
тяжесть многих веков принимая на плечи.
Раздвигая сгустившийся в комнатах мрак
огоньками свечей, мы, как два привиденья
продвигались вперёд, и ребяческий страх
постоянно над нами витал лёгкой тенью.
Вдруг, сшибая с пути накопившийся хлам,
в облаках неожиданно поднятой пыли
свора крыс одичавших метнулась к углам,
источающим острые запахи гнили.
Сверху что-то упало на голову мне,
расколовшись на тысячу мелких осколков.
Сам не свой от испуга, прижавшись к стене,
я стоял, чуть дыша, неподвижно и долго.
10
Лишь поздней, приходя постепенно в себя,
я заметил отсутствие лучшего друга.
Он считался храбрейшим из наших ребят
и своим среди жуликов высшего круга.
В этот вечер слегка потускнел мой кумир.
Перепуганный насмерть, он кинулся в бегство,
мне оставив добычу, - волнующий мир,
озаривший так ярко нелёгкое детство.
Я теперь безраздельно тем миром владел,
страх исчез, но проснулся азарт следопыта.
Ничего в целом свете я так не хотел,
как добраться до тайны картины забытой.
И стоял перед ней потрясённый пацан,
на четыреста лет опоздавший родиться...
На заре юных лет мы способны влюбиться
и любви этой верность хранить до конца.
Голубые глаза. Шёлк пшеничных волос,
ниспадавших на грудь озорным водопадом,
и росинки-алмазы, как капельки слёз
или в небе сверкающих звёзд мириады.
Видно, в спешке хозяева бросили дом,
покидая родные места и могилы
с затаённой надеждой - вернуться потом,
коль пошлёт Святый Боже здоровье и силы.
Но иссяк преждевременно жизни родник,
безымянных прибавив крестов на чужбине.
Что ж осталось? Лишь груды прочитанных книг
да моя незнакомка на старой картине.
Деревянный буфет с помутневшим стеклом
и застывший в печали фарфоровый ослик
помнят, сколько воды с той поры утекло...
Стародавнее - до, и позднейшее - после.
Послесловие:
Эпилог
Как прекрасны осенние светлые сны,
но их чары разрушит житейская проза!
...Я стою у поваленной ветром сосны,
погрузившей меня в романтичные грёзы.
А вокруг - ни души! Первозданный покой!
Прихотливых видений финал предрешённый.
Тихо хрустнула ветка под чьей-то ногой,
да в кустах кто-то хрюкнул весьма раздражённо...
И, как-будто вдали промелькнул силуэт,
растворившись в прозрачной, искрящейся дымке.
Долгим взглядом ловлю ускользающий след
унесённой в волшебный свой мир невидимки.
Я давно уж привык не жалеть ни о чём
и, как волк, научился зализывать раны.
Тяжкий крест в одиночку нести обречён
сквозь лихие года и сырые туманы...
Одного только жаль, что красивым враньём
был введён в заблужденье читатель наш строгий,
что кружит над моей головой вороньё
и опять я один в беспросветной тревоге.
Но осталась принцесса из сказки моей!
Где бы я ни бродил, вспоминать буду долго,
как, губами касаясь колючих ветвей,
обнимал молодую красавицу ёлку...
Рад, что Вам понравилось. К сожалению, сказки, как и радужные сны, всегда кончаются и мы снова оказываемся лицом к лицу с жизненной прозой. Но что-то всё же остаётся в душе.
