Саня по дому ходит и не знает, чем бы заняться…
А это всё потому, что мама на работу-то ушла, а Саню дома на ключ закрыла. Потому что за дверью август и уже совсем скоро в школу, во второй, между прочим, класс, перед которым «шлындрать по улице» уже никак не годится. Уходя утром, мама сказала, чтобы Саня почистил картошку и водой её залить не забыл, чтоб не посинела. Как будто он сам не знает. И чтобы за два часа до её прихода, а приход состоится в пять часов, достал мясо из холодильника, чтобы оно разморозиться успело, но не очень, и мама приготовит тогда им с Саней ужин. А в промежутках между хозяйственными хлопотами пусть читает то, что осталось недочитанным из списка летнего чтения.
Саня уже к одиннадцати всё сделал, что мама сказала, чтобы от своих дел не отвлекаться, и приступил. К своим делам, в смысле.
Поиграл на позорном маломощном планшете (сто раз маме, между прочим, говорил, что он – позорный!), на телевизоре попереключал каналы. А там всё белорусский батька, почти уже бывший, чё-то всё говорит, и корона вирус везде опять рассвирепствовался. Выключил. И пошёл ещё раз (в пятьдесят шестой, кажется!) посмотреть, всё ли они с мамой к школе купили.
Разложил свои «сокровища» на кровати, оглядел, пересчитал и пожалел, что «крындашами» новыми пока пользоваться нельзя. Взял старые, которые уже разной длины и с облупившейся кое-где краской, и нарисовал войну, где наши победили. Потом подумал и шарики пририсовал, чтоб на Первое сентября стало похоже.
Вот был бы папа дома, а не в своей этой бесконечной командировке, которая началась, когда Саня ещё в старшую группу детского сада ходил, и всё никак не закончится. Просто он однажды домой пришёл, а папы-то и нет. И вещей его никаких нет. Вот тут мама и сказала, что папа уехал и чтобы Саня ей о нём не напоминал, не расстраивал. Но, если Саня захочет, он может папе написать письмо, бумажное, потому что интернет туда, где сейчас папа, ещё не провели. Ну, или там рисунок нарисовать. А мама уж найдёт возможность это папе переправить.
Так вот, был бы дома папа, уж он бы точно разрешил Сане на улицу, чтобы там с Серёгой встретиться. И уж Серёга бы придумал, как им провести последние, можно сказать, деньки перед тем как погрузиться в «сладостный мир наук и знаний», как говорила им учительница в школе весь прошлый год. И при этом называла школу «храмом науки». А Саня же знал, что в храме свечки, портреты по стенам и поют. Портреты какие-то в школе были и – всё. Больше ничего. А, нет, конечно, уроки были там всякие. И все про одно и то же: «вы должны быть умными и ответственными».
Но про это думать сейчас не хотелось, потому что за окном зеленел, желтел и чуть-чуть даже краснел август. И было не жарко, но тепло. А небо в белых облаках, не очень таких высоких. Потому их можно разглядеть и, если долго глаз от одного из них не отрывать, то увидишь, как оно течёт, переливаясь из медведя в дракона, а потом ещё во кого-нибудь. Но когда между человеком и облаками оконное стекло, смотреть на них совсем не интересно…
И Саня решил написать папе в командировку письмо. Сел, значит, за стол в своей комнате, взял листок, из старой тетради ещё вчера вырванный, ручку и начал писать…
«Здравствуй, мой дорогой папа! Пишет тебе твой сын Саша, потому что в августе жить скучно, особенно если дома один и закрыт на ключ. Это мама так теперь делает, потому что Серёгина мама рассказала ей, что у нас с ним начинается очередной трудный период, и мы стали чему-то там подвержены, гриппу или дурным влияниям, я забыл. Вот из-за этого мы с Серёгой и не видимся почти, а сидим себе тихенько по домам и только иногда по телефону разговариваем…»
Тут и зазвонил телефон. Серёга, конечно. Саня взял трубку и быстренько сказал: «Не мешай, я папе письмо пишу…»
Серёга несколько помолчал, а потом каким-то неуверенным голосом спросил: «Какому папе?..»
«Своему, конечно! – Саня отвечает. – Не твоему же…»
« Так он же у тебя ведь… - начал что-то там говорить Серёга, но Саня не дослушал и нажал на красную трубочку. И тут же вернулся к письму:
«… Серёга только что позвонил, но когда узнал, что я письмо тебе пишу, сказал, что не будет отвлекать и передал тебе привет».
Саня уже знал, что взрослые в письмах всегда всем передают приветы.
«… Когда же ты приедешь, папа? Я так скучаю по тебе и так жду! Мама, конечно, тоже скучает, просто виду не подаёт, но иногда я же слышу, как она у себя в комнате плачет. А из-за кого она может плакать? Только или из-за тебя или из-за меня. Женщинам положено плакать из-за своих мужчин. Но я веду себя хорошо… Нормально так веду, чтобы её не расстраивать. И учился весь первый класс… ну, там, тоже, короче, нормально. Иногда только, это самое… по русскому или по математике. Или там по окружающему миру… тройки там всякие. Зато на труде и музыке – одни у меня пятёрки. Боюсь вот, что во втором классе нагрузка возрастёт, и у меня может не хватить сил на то, чтобы показывать такие же высокие результаты. Вот если бы ты был дома, сил бы у меня хватило. Точно знаю! Потому что, помнишь, как ты ко мне каждый вечер перед сном приходил и рассказывал всякое? Про капитана, это, как его, Гранта, про всадника без головы, про собаку Травку, которая девочку из болота вытащила. Я про всех помню.
А теперь тебя нет, и мама ничего мне на ночь не рассказывает, а гасит свет в моей комнате и идёт плакать в свою. И я тогда, в темноте, вспоминаю, что ты мне рассказывал и досочИниваю сам то, что ты не успел рассказать или я просто забыл, наверное.
А ещё, прям, когда мне плакать хочется… Это когда подерусь с кем-нибудь и меня победят, или там двойка какая-нибудь в школе случайно случится, то я прям вижу тебя перед собой – и даже родинку на левой щеке вижу – когда ты меня за плечи берёшь и говоришь: «Саня! Терпи. Ты же мужик у меня…» И я, пап, плакать сразу расхАчиваю, потому что я же ведь мужик… но только теперь не у тебя, а у одной мамы…»
Саня так увлёкся письмом, что даже не услышал, как в дверях замурлыкал ключ, и мама вернулась с работы. Она повозилась в прихожей, а потом заглянула к Сане в комнату и сказала: «Санечка! Я утром забыл тебе сказать, чтобы ты ещё и лук почистил. Иди, сынок, почисть, а я пока руки помою и переоденусь».
Саня так маме обрадовался, что тут же из-за стола выскочил, оставив недописанное письмо, и побежал на кухню. Ну а мама, хоть и знала, что чужих писем читать нельзя, присела к столу и всё, что Саня написал, прочитала, потому что ведь они же с ним не чужие. И папа тоже не чужой…
Читала Санина мама письмо, а слёзы на бумагу капали, капали… Ну и пусть поплачет, ведь женщинам же положено плакать из-за своих мужчин, пока те лук чистят…