Тридесятое царство (окончание)

было, что Яру трудно говорить, но и выговориться ему требовалось. Светимир не желал мучить родного человека да и опасался: не о своих ли чувствах к Раде станет говорить дядя? «Однако лучше мне, чем Венце», - решил он и принудил себя сидеть молча и внимать чужой душевной боли.
  - …Когда все заговорили о переселении на Юг, о трудностях, - начал Яр, - я стал думать о том, что впереди великого дела всегда идёт тот, у кого сильнее воля, кто готов пожертвовать собой ради народа: оставить Родину, семью, все привязанности… Я присматривался к самым видным родичам, ратникам, вещунам. Никто не подходил. Родичи не ведали ратного дела, оборонения от асилков. Тем более вещуны. Ратники-Соколы уступали тебе и мне в умениях. Кречеты из берёжи всегда учились у нас, а их старший недавно женился и был очень привязан к семье. Он сам просил меня перед походом вести Дружину. Взамен обещал ведать всей границей, всеми городьбами. Боги сами толкали меня вести народ на Юг. И на совете родичей племён все были в согласии – идти мне… Я и теперь полагаю, что когда-то, годы Сварога назад, боги были людьми. Откуда же взяться богам, как не от Матери Земли, не от людей? И были такие дни, когда я ощущал в себе особенную силу и решимость. Не человеческую. Вот Гремислав пел о Ярии, ведущем целый народ к новой Родине. Асилки бежали прочь от нас. А на Юге все – и Южные, и Бродичи, и Резгуны, и эти Чёрные – все называют нас Яриями. И они уже привыкли. Старое название – аркаиды – уходит в прошлое вместе с нашей прежней жизнью на Островах.
  Он помолчал немного и продолжил.
  -… За поход я многое переосмыслил. Но в этом убеждении не изменился. Смотри сам. Великий Коляда прибыл к нам по Морю на обычной лодке. И ратоборство с воинством зла за Мельню он вёл не чудесным способом, а разумом и человеческим оружием. Да и саму Мельню-то не сумел вернуть, потонула… Дал нам Книгу Всеведенья. А что в ней необычного? Как пахать да сеять?.. Как приносить жертвования?.. Только – Закон Праведи. Но, думаю, аркаиды жили так и до Закона: семьями, Вещеньем, честным трудом… После смерти Коляду назвали Сыном Богов и объявили, что в Ирии он рядом со Сварожичами. Верю. Но на Земле он был человеком. И умер как человек – телом. Значит, и другие люди могут подняться до богов и продолжать, уйдя на Алатырь, войну со злом мира… а не услаждаться плодами Ирийского сада… Когда мы пошли назад по просеке, Гремь решил, что я возглавлю войну с Чёрными, и предложил выдумать песенную повесть обо мне и грядущей Великой рати. Но я-то знал, что вы с Рыженем, Болеславой, Радей, Вербором уже готовитесь и всё решится до нашего прихода. Потому велел ему восславить в напевах Коляду. Ты внимал этот краткой, но доброй повести, когда мы выходили из Леса.
  Да, боги произошли от людей. Так я думаю и теперь. Но одного я не понял

342
тогда, в начале похода. Богом может стать лишь тот человек, который не хочет стать, не думает о этом. Кто чист сердцем и живёт ради людей, не прося себе восхваления за свой труд. Вот чего мне не доставало – чистого сердца. И у Южных я уже осознал: надо уступить своё место тебе. Ты и умом силён, и душою чист… Я видел, как любит тебя Дружина. Меня – уважает, а тебя – любит. И… и радовался. Радовался, ибо ты подтверждал мои новые мысли… Да, человек может подняться до божественного могущества. Когда одолеет зло не только вовне, но и внутри себя. И ежели против живых врагов нужны сила мышц, смекалка, владение оружием, то против собственных душевных изъянов, слабостей, страхов, страстей, тёмных мыслей надобно только одно – чистое сердце. Мне этого не достаёт. И вести нас на великую и гибельную сечь – тебе. Это – не решение родичей, а воля божия… Станешь ли новым Колядой – не ведаю. Но в этот страшный день быть впереди всех – твоё место.
  Он вновь пораздумывал.
  - …Эх, а что худого в том, что я желал стать новым богом, как пророк Коляда, сын Солнца-Дажьбога? В чём смысл жизни, ежели не в постоянном восхождении вверх? Твой отец тоже жил для всего народа. Беда моя, что в отличие от тебя и Годослава, я думал о похвальбе людей, желал её… Тогда, не теперь. Теперь сожалею об одном: погибну, а меньшого сына не увижу… Хоть Меч рядом будет, и то хорошо… Вот и всё. Теперь ты знаешь все мои недомолвки, тайны, и мы снова – друзья. Как тогда, когда проникали вдвоём в Лес и учились не робеть перед асилками.
  - Не погибнешь, - улыбнулся Светимир, который чувствовал в душе тихую радость от того, что дядя вернулся к самому себе. – Не погибнешь, потому что ты нужен народу. При переселении. На Юге… Не торопись помирать. Ведь не все ещё  свои силы растратил для людей. И особенно – для семьи… Если ты говоришь со мной так открыто, и я тебе скажу. Все последние месяцы ты, Яр, ратился более внутри себя. И это сильно корёжило тебя и мучало. Но двух мыслей ты так и не додумал. Первая. Каким бы ты ни был по нраву, но в памяти людей навсегда уже останешься Ярием, Ярилой, проложившим народу путь на Юг, спасшим сто тысяч людей от Холода. И напевы Гремя о тебе никуда не исчезнут, будут и дальше петься. И они справедливы… Теперь второе. Ты много говорил о чистом сердце. Но постоянно укоряя себя, постоянно мучаясь совестью, ты очищал свою душу, делал её чище. Если Коляда был человеком, разве он не имел человеческих мыслей: о похвальбе людской… и других.
  - Как? – встрепенулся Яр. – Как, племянник? И ты тоже… примерял к себе божье место?
  - Пореже, чем ты, - усмехнулся Светь. – Но я же человек.
  Яромир засмеялся, прикрыв ладонью рот. Светь – следом за ним.
  - Ты, племянник, и в мудрости меня превзошёл!
  - Не превзошёл. Мои мысли подталкивали твои, а от твоих мои шли

343
дальше. Мы же люди. Зверьё в Лесу – малоразумно, потому что не может передать обучение словами и надписями. А у людей – одинаковый разум. Если бы Коляда не записал Закон Праведи, ты да Гостомысл всю жизнь потратили бы на его выдумывание. А так – старое прочитал и над новым размышляешь. Вот тебе и путь вверх.
  - Так, так и есть. Слава Коляде и всем нашим богам. За то, что дают человеку выбор: развиваться душой и разумом или жить расхлебеней, жруном, сонулей и дурняшкой…
  - И за то слава, что заботятся о нас… Как родители – о детях, пока те учатся жизни.
  - Тогда и старикам нашим слава. Родичам, вещунам, предкам. Их умом живём, пока свой не вырастет.
  - Верно. Но всех мудрее – жена, мать, которая жизнь дарует. Недаром мы девятого числа бросили эти укрепления на гмуров и весь день славили Рожаниц Ладу и Лелю.
  - Хорошо сказал. Потому жёнам Севера, народившим наш народ, – тоже слава. И уверен: твоего первенца-сына вещуны нарекут Мудрославом.
  - А если дочь?
  - Тогда – Мудрославой!
  Дядя и племянник обменивались ещё некоторое время подобными шутками, пока не устыдились того, что раззодорились накануне кровавой сечи. И тогда Яр сказал шёпотом, оберегая предутренний сон ратников:
  - Что же, спать не будем?
  - Нет. Ни к чему.
  - А я вот что думаю. Почему мы спокойно позволяем спать у порога нашей Земли врагу, уродливому Аше-Баше?
  - Может, разбудим?
  - Знаешь, как неприятно прерывается ранний утренний сон? Сотворим маленькую пакость врагу. Может, боги нас простят?
  - Простят… Ты, Яр, ещё забавляешься или как?
  - Племянник…Да мы же с тобой этот Лес на два десятка вёрст знаем лучше зверья.
  - Но до Чёрных далековато.
  - Нет. гляди: дым в двух-трёх верстах. Наверно, жёрухи ночью затушили пожар Вертислава, и Аша-Баша подошёл ближе… Итак, от реки, вербняком три десятка саженей. Далее…
  - Далее – пригнувшись – по высокому варгуню  на Юго-восток.
  - Там овраг на полверсты.
  - На две сотни и три десятка саженей.
  - Пусть так. После предлагаю ольховником. Листва густая, и шагов там не слышно…
  - Добре. Только будет ли Аша-Баша в головном отряде?
  - Ты ж знаешь его холщовый шалаш. Небось, его издали видно? А Правитель,
                                                        344
которому вести ратников на смерть, всегда впереди идёт… Что, прогуляемся?
  - Бери у Лада тул со стрелами. Ты – первым?
  - Да уж позволь, старший.
  Они ещё раз ухмыльнулись друг другу в свете костра и растаяли в ночи.
  …Аша-Баша после услышанного среди множества лесных звуков человеческого смеха долго не мог уснуть. К тому же вскоре дозоры донесли: сквозь деревья видны огни костров. Он шептался сам с собой о Равнине, о неведомых Яриях и более всего о том, что впервые не засылал лазутчиков, чтобы отыскать среди намеченного для покорения народа Отступников. Гарамуз, наслушавшись Сетомира о верности Яриев Белым богам, наотрез отказался идти вперёд. Да и свирепые асилки не позволили бы ему пробраться через Лес Велеса, растерзали бы. Вести же переговоры с косматыми чудищами, склонять их на свою сторону, пообещав добычу, никак не выходило: звери. Вместо языка – какие-то крики да хрипы. Однако их войску досаждают сильно. Уже две сотни коней похитили да съели где-то в своих чащобах… И вот назавтра большая рать. Верно, поляжет до половины его войска. То нормально: слишком много лишних. Надо обязательно поставить вперёд ненадёжных Бродичей, к которым втайне приходил тот самый изворотливый «сын Велеса». Лазутчики говорили: из светловолосого он обернулся в тёмного, после – обратно в русого. Чудо? Или какая-то уловка? Что, если среди Яриев все такие умелые и разумные? Ишь как та девушка прикрикнула на него. Удивительно: никакой робости перед Правителем мира… Такие независимые… саморазумники…
  Головы начали засыпать. Жёрух – девушка из племени Кабердахов легко покачивала опахалом – перьями птицы бардарыш. Неподалёку потрескивало в чаше с тлеющими пахучими травами гор. И вдруг где-то рядом, будто в каких-то пяти саженях, весёлый голос сказал на языке Атроганов:
  - Не спи, чудище двухголовое! Глянь сам себе в глаза: в них твоя смерть!
  Аша-Баша подскочил, толкнув жёруха. Охрана уже топала вокруг шалаша. И тут же явственно послышались звуки конской скачки: кто-то удалялся от становища прямо в Лес. Правитель выскочил наружу, но чужаков не увидел: они исчезли столь же ловко, как и появились.
  - Дозор! Спит! – закричали обе головы. – Всех заменить и казнить! Нас вырежут за ночь, изменники!
  А два всадника, смеясь, скакали узкой берёзовой рощей, выходившей почти к самой Омогдани. Скакали и, не таясь преследователей, громко перекликались, упиваясь своей дерзостью.
  - В Небо взлетим! И под Землёй пройдём! – кричал один.
  - Снесём головы и Кощему, и Дыю с Вием! – отвечал другой.
  На том берегу уже переполошились ратники и с изумлением смотрели, как кто-то мчится сквозь Лес и визг человеческих голосов опережает шум от конских копыт. Встревоженный Меч подскакал к костру Светя одновременно с Радиславой.
                                                          345

  - Что там?! – спросил он протиравшего глаза Лада.
  - Может, духи Леса взбаламутились… - пожал тот плечами.
  Радя всмотрелась в затуманенные прибрежные кусты, прислушалась и – улыбнулась.
  - Нет, не духи. Это – боги…
  И они появились, как сами Белые боги, будто те оставили Алатырь и пришли помогать людям в их большой войне. Спокойно и величаво выехали из Лесу на середину реки и остановились. Ватага Чёрных выскочила было следом, но, увидев многотысячное войско, оторопела. Один всадник обернулся к врагам