А денёк сегодня был пошловатым.
В чеховском смысле этого слова. Как известно, великий русский пошлым называл всё избитое, банальное, лишённое хоть какой-нибудь оригинальности.
Вот и дни такими бывают…
Это когда небо больше похоже на потолок в давно не ремонтированной хрущёвке. Своды же там низкие, потому и видна вся грязь от табачного ли дыма или просто от жизни человеческой. А возможно, что и сосед сверху залил. А у нас с вами, у всех, «сосед сверху» сами знаете кто… Для него изнанка неба – мохнатый ковёр под ногами.
Под таким грязным верхом всё вокруг тоже грязным кажется, замызганным, давно и насильственно употребляемым людьми либо ещё кем-то.
Но для конца октября, когда в иные годы снег уже устойчиво лежал в это время, нынешние плюс десять – это просто подарок судьбы какой-то. А потому терпели люди это грязное да немытое над головой и жили себе тихонечко дальше. Иные даже делали вид, что счастливы.
Верка вот тоже делала. Ну, вид такой, что всё нормально. Это она перед самой собою так кривлялась, чтобы руки на себя самоё не наложить.
Почему, спросите? А из-за фамилия всё, наверное, и пошло в её жизни наперекосяк.
А дело в том, что папу её звали Иван Палыч КазанОв. Как и полагается у нас, людей русских,
ударение в фамилии на последнем слоге – по модели «ИванОв», «ВоробьЁв», «ГорюнОв», например. Да и происхождение отцовой фамилии считывалось, что называется, слёту: от татарского слова «казан» - котёл такой, значит. А у нас, как утверждал другой великий русский писатель (или даже не он), «поскреби русского – найдёшь татарина».
Ну да ладно, это всё лирикой называется. Главное то, что сама-то Верка была на поверку Вера Ивановна Казанова. И эта вот фонетическая нелепица в полном совпадении её фамилии с фамилией великого итальянского любовника приносила ей жуткие неприятности, как она считала, в жизни.
Ещё со школьных времён, когда во след ей одноклассники кричали: «Казанова, Казанова!.. Зови меня так, мне нравится слово!..» Тогда она не знала, кто такой Джакомо Казанова, но собственная фамилия воспринималась как ругательство, обидное прозвище. Позднее же обтерпелась Верка, свыклась и махнула рукой. И на фамилию, и на себя тоже: а! Где наша не пропадала!..
Но глаза и губы иногда красила, ну, чтобы совсем уж не отвыкнуть от того, что она девушка.
От родителей, живших в их маленьком городке в восемь тысяч жителей, сбежала в город побольше, где и устроилась в больницу, санитаркой, полы – утки в чистоте содержать. За это ей и комнату дали: у больницы было своё общежитие, пристроенное расторопным главврачом к лечебному корпусу со стороны двора.
В комнате своей прибила Верка над кроватью коврик, привезённый из дому в качестве родового имущества, с красотой страшной: лес, озеро, а из него олень с рогами ветвистыми выходит и, по глазам видно, жизни радуется.
Вот и Верка Казанова радоваться пыталась, когда возвращалась с работы. Сперва жарила на общей кухне картошку с салом, а потом шла гулять в центр, в парк, где иногда и в кино заходила. А там за чужой красивой жизнью наблюдала, словно в щёлочку подсматривала и тихо завидовала Барбаре Стрейзанд, которой судьба подкинула неземной, как Верке казалось, красоты Омара Шерифа с влажными агатовыми глазами, похожими на глаза оленя с Веркиного коврика над кроватью.
А когда из кинотеатра выходила, ещё пока не видя жизни вокруг, потому что вся была в той, которую только что на экране смотрела, однажды его и повстречала.
И был он далеко не Омар Шериф, потому что - белобрыс, бледно-синеглаз и пахло от него по-другому. Как пахло от голливудского араба, Верка, конечно же, не знала-не ведала, но уж точно не пошлыми пивом и воблой.
Ну, и как же вы думаете, этот прынц, явно привязавший белого коня за углом, возле пивной, начал с Веркой знакомиться? Какие первые слова сказал?
Точно! Вы угадали!!
«Девушка, а вашей маме зять не нужен?!.»
Верка сначала хотела послать этого «рокового искусителя», а потом, вдруг (!), вспомнила, что она же - Казанова (к этому времени уже знала, кем был её однофамилец) да и надо же было начинать взрослую жизнь. А потому – какая разница с кем.
Она сделала шаг в сторону белобрысого. Близко-близко придвинула своё лицо к его богом не дописанной рожице и ответила:
- Нужен… А не забоишься?..
Он сразу-то испугаться не успел, но уже более робко ответил:
- Ты – девка, ты и боись. Мне-то чё?..
- Ну, гляди, - Верка отвечает. Хватает своего кавалера под руку и ведёт.
Что значит, - куда? К себе, конечно, в общагу. У них там с гостями нестрого было. Можно и на ночь оставить.
По дороге и познакомились. Звали «предмет Веркиной страсти», не поверите, но – Серафим. И две недели назад приехал он из глухой деревни, приютившейся на самом краю их же области, чтобы начать новую жизнь в качестве ученика слесаря-электромонтажника на конденсаторном заводе.
По дороге Верка завела его в магазин, где спросила:
- Ты беленькую будешь или красного купить? Закусить у меня есть чем.
Серафим пожал плечами и остался у выхода Верку ждать, пока она выбирала и расплачивалась.
Когда дама завершила свой продуктово-алкогольный шопинг и направилась к выходу, кавалера там не оказалось. Не было его и на улице, рядом с магазином.
Расхохоталась Казанова и домой пошла, где села за стол, поставив перед собою сковороду с картошкой и кружку, куда сама себе водки налила. Чокнулась со сковородой, на довольного жизнью оленя с арабскими глазами глянула и залила в себя горячительноё, всё, без остатка, почти полкружки. Встала, два шага сделала и на кровать рухнула.
Утром проснулась в странном каком-то состоянии, которого никак понять не могла. Казанова не знала ещё, что это похмелье. На часы глянула и заторопилась на работу.
Когда выходила из подъезда общежития, то у самого крыльца увидела Серафима. При дневном свете он был ещё белобрысее, чем вчера.
Подошёл к Верке Казановой и говорит ей прям человеческим голосом:
- Ве-е-ер! Вечером пойдём опять в кино?
- Зачем? Снова ведь сбежишь после,- насупив брови, Верка ему отвечает.
- Не-е-е, не сбегу. Эт у меня вчера с животом что-то приключилось. От страху, наверное, что девушка-красавица на меня внимание обратила…
