В школе я отработал сорок три года. Русский и литературу преподавал всё это время и уходить, честно говоря, пока не собирался. Представить просто себе не мог, что не станет в моей жизни всего этого гама постоянного, жизнерадостного непонимания простых для нас, взрослых, вещей, которые им-то неведомы потому, что просто недолго ещё живу.
Как вдруг, что называется, - на ровном месте: и н ф а р к т…
Восстановление происходило удивительно медленно, а потому пришлось уходить в шестьдесят три года на пенсию.
Вот и живу себе пенсионером. Со здоровьем, слава Богу, всё теперь наладилось. Бросил курить, делаю зарядку, много гуляю, читаю, сам вот пишу. Одним словом, убеждаю всех домашних и, прежде всего, самого себя, что жить после шестидесяти ещё вполне даже можно!..
Но вот, когда остаюсь один, тянусь к одной из книжных полок, где покоится «мой архив». Смешно, бесспорно, называть это архивом. Просто последние лет, наверное, тридцать собирал детские сочинения или какие-то иные письменные работы, заставившие меня в своё время хохотать почти до колик или задуматься о чём-либо, потому что юные авторы иногда касались такой стороны привычного предмета, которая мне, признаться, даже в голосу не приходила.
Перечитываю и снова «РЖУНИМАГУ», как сейчас пишут в интернете. Или, напротив, тепло вспоминаю тех из моих бывших учеников, кто делился со мною сокровенным и таким трепетным, в чём, иной раз, и самому себе признаться бывает трудно…
… Анкета-задание какого-то Серёжи Чудакова (многих уже совсем не помню), когда он учился в пятом классе:
«В Англии живут – (нужно вставить национальность жителей, чтобы понять, как же слова образуются) – англичанины. В Германии живут – германцы и германки. В России живут - … люди».
Конечно, чего уж там мудрить особенно, когда он каждый день видит перед собой жителей России.
А вот практически рассказ Саши Чернова (его помню очень хорошо!) на тему «Родная природа». Написал он мне тогда про семью волков, которая попала в охотничью облаву, и волчица, убегая, несла в зубах волчонка:
« Она бежала, бежала, а её сын терпеливо, как написано в уставе Советской Армии, «переносил все тяготы и лишения», - обрушившиеся на его ушастую голову так рано. А волчица дальше бежать уже не могла. Забыв о том, что она мать, разжала зубы и уже сделала несколько шагов прочь от своего сына в сторону свободы. Потом, словно опамятовавшись, вернулась, легла на волчонка, прикрыв его собою, и закрыла глаза…»
… А вот и вечно любимая рубрика: сочинения «Как я провёл лето»:
« Этим летом мои родители решили отдохнуть от меня и отправили своего единственного сына в санаторий на три месяца. Санаторий этот находится там, куда был сослан Лермонтов, хотя общего у нас с этим поэтом только отчество – Юрьевич…»
Другой пишет: « Как я провёл нынешнее лето, вас, Сергей Александрович, не касается, потому что это моя частная жизнь. И если вы мне за это поставите двойку, то встретимся мы с вами в Европейском суде по правам человека, куда вас привезут под охраной и в наручниках, а я уже там буду вас ждать, потому что приеду раньше по другим делам…»
А вот иллюстрация к мысли Достоевского о страданиях ребёнка:
« Был я в этот раз, как и во все другие, у деда с бабушкой. Дед бил, бил меня – не разбил, за то, что я из петуха хвост выдернул, чтобы сделать себе роуч (так индейский головной убор называется). Чаще всего его делают из щетины или кожи животных и гораздо реже из перьев. Вот и пусть бы ещё спасибо сказали за то, что я не корову пустил в производство!
Бабка били, била – не разбила. А она за то, что, чтобы сэкономить (они с дедом всё время говорят, что я им дорого стОю!), я бросил в суп картофельные «кужурки», а картошку, чищенную, на завтра оставил…»
Или вот ещё:
« У меня есть прапрабаушка. Я её вчера спрашиваю: «Баб, а сколько тебе лет?..» Она мне говорит: «Ой, родненький! Я уж старенькая совсем – девяносто два…» Я и говорю ей, ну, чтобы успокоить: «Чо сразу старенькая-то? Некоторые вон и до девяносто трёх доживают…»
А это Рита Назарова, которую я до сих пор обожаю, написала:
«Мама у меня необыкновенная, потому что она всегда красивая очень. Даже когда плачет, если папа её побьёт. Я за это, когда вырасту, папу тоже бить буду, а маму – никогда. Я её всегда только целовать стану…!»
… Ну, всё. Пора завязывать на тесёмочки «мой архив», а то вон внуки в гости пожаловали. Трое их у меня: мальчик – девочка – и мальчик. Всех люблю, но Алису, внучку, – до окоченения. Она вбегает в комнату, бросается мне на шею, а я её целую, целую. Она через какое-то время начинает вырываться, потому что вопрос у неё ко мне важный:
- Дедушка! А ты в Бога веришь?..
Хочу быть оригинальным и отвечаю:
- Нет, но я его боюсь…
Прижимается ко мне моя драгоценность и шепчет:
- А ты не бойся. Вообще никого не бойся. У тебя же я есть, и я тебя защитю…
