"Подкидыш" Маня

Маня была  «профессиональным подкидышем»  шести лет от роду.
Объясняю…
Маня – это Маруся (так её звала баушка), Мария (все остальные). А «Маня» - мамина интерпретация имени. Ещё иногда, когда злилась, она называла дочь «Марихуана», «Просто Мария» и, когда уж совсем была недовольна, - «Марибздель».
Далее. Маня была ошибкой маминой молодости. Это сейчас мама почти старуха (ей скоро исполнится двадцать шесть!), а когда родилась Маня, то мама была молодая и очень расстроилась, потому что рождение дочери в её планы никак не входило. Тем более сейчас, ну, тогда сейчас, в смысле, когда Маня родилась. Мама даже не очень уверена была в том, какое отчество должно быть у Мани: Николаевна или Константиновна.
И, тем не менее, Мане всё же суждено было белый свет увидеть (опять же, - в силу маминой неопытности и молодости). И она начала жить. С мамой. Но примерно раз в год мама бралась устраивать свою личную жизнь и, чтобы глубоко погрузиться в процесс и от него не отвлекаться (имеется ввиду – от процесса), отправляла Маню к баушке Нюре в деревню, из которой сама всего несколько лет назад тайно бежала в город, который манил её своими огнями и возможностями ещё с детства.
Тогда баушка Нюра, как обычно, сказала ей во след «халда», махнула рукой и пошла пасти свою козу Ладку. Ну, то есть, она просто выводила животную за деревню, вбивала там колышек, к которому и была привязана Ладка, чтоб не сбежала, как Манина мама куда-нибудь в неведомое,  где всем (баушка в этом не сомневалась) суждено было неминуемо пропасть, но сначала «научиться плохому».
Манина мама много чему из этого плохого научилась. Не стану даже и перечислять чему. А вот Ладка… точнее её этому научил дед Петя, баушкин сосед, тоже жавший одиноко, научил  тогда уже немолодую козу  курить прям настоящие папиросы «Север». Теперь, едва только завидев деда, та, как полоумная,  бежала к нему, косила на него своим крыжовенным глазом и ждала. Дед  угощал, они оба с козой закуривали и, аккомодировав взгляд в минус бесконечность, созерцали  «суть вещей и мирозданья».
Манина  же мама не созерцала, потому что ей было некогда. Она, как герой самого великого творения русской литературы «… и жить торопится и чувствовать спешит…» Только это её и роднило с Евгением Онегиным да и со всей русской культурой. Она, как уже было сказано выше, примерно раз в год пыталась выйти замуж. Попытка могла растянуться во времени даже на несколько месяцев, и все эти месяцы Маня жила у баушки Нюры, то есть, была «подкидышем». Это дед Петя так её стал со временем называть. На что баушка всякий раз говорила ему «балабол» и уходила с Маней и Ладкой сами знаете куда.
Спустя какое-то время очередной сергей, игорь или паша, естественно, оказывался … ну, эт самое… «сво…». Короче, Маня забывала всё время это слово. После этого мама приезжала за Маней, совала ей в руки очередную куклу, со скоростью пулемёта «Максим» обцеловывала  дочь  прям всю-всю  с ног до головы и начинала, вместе с баушкой Нюрой и Маней, готовить обед. Когда щи были сварены, а картошка с грибами, ну, или с чем-нибудь ещё,  пожарена, звали деда Петю и садились есть. Мама с дедом пили водку, вздыхали, а потом с бабой Нюрой пели песни громким голосом. А Маня шла с новой своею дочкой-куклой во двор и там играла всё время в одну и ту же игру.  Её  дочка  садится в волшебный поезд  (эт коробка из-под обуви у Мани такая была) и уезжает в дальние страны, где нет папирос «Север», водки и громких песен, которые поют некрасивыми голосами. И сразу даже не поймёшь: поют или просто кричат от  горя.
Назавтра Маня с мамой уезжали к себе в город и снова начинали жить там. И целых два или три дня мама звала Маню «доця» и  ни разу не ударяла рукой по попе, даже если Маня и сильно была виновата. Например, не сразу несла маме воду попить, когда та смотрела телевизор.
Примерно через неделю в дом к ним начинали приходить в гости мамины подруги. Они подолгу сидели на кухне, там громко говорили, иногда даже кричали, курили, пели те же песни, что и в деревне. Маня в это время шла гулять с одной из своих кукол. Потом мама кричала в окно: «Марибздель! В родовое гнездо!..»
И Маня шла домой, помогала маме убрать со стола и ложилась спать.
Иногда перед сном мама приходила к ней, целовала в щёку и плакала. А потом говорила: «Прости, дочка…» И уходила в свою комнату, где долго ещё шмыгала носом и, кажется, плакала. А может, и тихо пела – допевала те самые песни, которые знала от своей ещё мамы.
Спустя ещё какое-то время, мама начинала красить губы и брызгать на себя духами. Это значило, что скоро в их дом должен пожаловать очередной дяденька (володя, олег, всеволод или как-нибудь ещё). И он приходил и приносил вино (для мамы) и зефир (для Мани). Ещё через какое-то время дяденька переставал уходить из их дома ночевать к себе. И Маня начинала готовиться к отъезду. Как куда! К баб Нюре, конечно!  Маня же – «профессиональный подкидыш».
В этот раз жить к ним пришёл бородатый дядя Никита.
А Мане уже всё это надоело, она  даже толком не поняла, понравился ей новый «папа» или нет . Просто  сразу же пошла к себе в комнату, рассадила своих кукол вдоль стены и сказала им пламенную речь:
«Всё, девочки, прощайте! Вы мне надоели со своими бесконечными капризами. Я сама от вас ухожу. Даже и не стану ждать, пока мама меня отвезёт. Сама доберусь. А вы, вместе с моей мамой,  и не заметите, что меня нет. Все ведь заняты своими делами. У меня одной только нет  никаких  дел…»
Маня осторожно, чтобы не разбудить маму и нового папу, вышла в прихожую, прихватив пакет с вещами, оделась, дверь открыла  и спустилась на лифте вниз. Когда вышла на улицу, то разжала ладошку. Посмотрела на ключ от квартиры… и бросила его подальше в кусты.
Всё.
И пошла Маня дальше жить.
Может, к баб Нюре, козе Ладке и деду Петьке.
А может, и сама по себе…


11.07.2022