П.П. Шмидт как зеркало Первой Русской революции. Альтернативный взгляд на Историю

человек, кому можно было бы всё это отдать, кто это принял бы... Но такого человека, увы, рядом не оказалось. Единственный сын Алексей родился смертельно-больным, а младший брат Михаил вырос слабеньким и никудышным, ничего не хотел в жизни делать - только пить и гулять. Из чего следует неутешительный вывод, повторенный в очерке неоднократно, что Романовская Династия сгнила и выродилась окончательно и бесповоротно, коли Верховная Власть им всем была постыла, надоедлива и тяжела, была обузой… Потому-то мы и проиграли обе войны - Русско-японскую и Первую мировую, - да ещё и профукали Империю!!! Потому что у Власти оказались люди - безвольные и слюнявые! - кому и простую “кепку” было доверить нельзя, не то что “шапку Мономаха”!!! 
Не лучше обстояли дела и во внешней политике, где миролюбивый и мягкотелый характер Царя-монаха, Царя-отшельника проявился особенно ярко, где-то и комично даже, если вещи своими именами назвать. Николай II Александрович все первые годы царствования не Всероссийского грозного Императора-Самодержца напоминал, а потешного кота Матроскина из мультфильма «Каникулы в Простоквашино», но только бегавшего по Европе этаким записным дурачком и кричавшего встречным и поперечным: «Ребята! Давайте жить дружно!!!»
Современные историки про это пишут так:
«Когда Государь впервые узнал о секретном соглашении с Францией (в августе 1891 года, при Александре III, было заключено общеполитическое соглашение между Россией и Францией о дружбе и взаимопомощи, а в августе 1892 года генералы Н.Н.Обручёв и Р.Ш.Ф. де Буадефф подписали военную конвенцию - авт.), он сразу же высказался за превращение этого союза в соглашение всех Великих держав Европейского материка, стремясь превратить его из союза реванша, как на это смотрела Франция, в союз европейского мира. Однако, несмотря на все его старания, это ему не удалось. Примечательно, что, когда обсуждался вопрос о возможности заключения союза между Англией и Германией, Вильгельм II писал Государю: «Насколько я могу понять, англичане во что бы то ни стало хотят найти на материке армию, которая бы сражалась за их интересы. Думаю, им будет нелегко найти такую армию, во всяком случае, это будет не моя». Надо признать, что здесь он, увы, оказался прав. За интересы Англии и Франции сражалась на материке российская армия, столь же самоотверженно, как до этого она сражалась за интересы Германии и Австрии.
Традиционно в историографии и мемуарной литературе день 16/28 августа 1898 года, столь знаменательный своими последствиями для международной политики, оценивается всеми в превосходной степени. В этот день 30-летний Император Всероссийский обратился ко всему миру с предложением созвать международную конференцию, чтобы положить предел росту вооружений и предупредить возникновение войны в будущем. Без восторга встретила инициативу Русского Царя “просвещённая и цивилизованная” Европа. Никому не приглянулась перспектива закрепить существующее положение вещей. Европа, которая, по словам Н.Я.Данилевского, «устроилась на пороховом погребе», стремилась к переменам исключительно военным путём (Европа - это огромная коммунальная квартира, переполненная жильцами, где скандалы, драки и “поножовщина” кипят беспрерывно, где никакими договорами-союзами невозможно успокоить жильцов - авт.). Ещё меньше инициатива Николая II обрадовала тех, кто наживал огромные капиталы на военных заказах. Во Франции в этой ноте узрели руку Вильгельма, который якобы срывал таким образом усилия, направленные на её военное возрождение, тем более что Франция не могла примириться с утратой Эльзаса и Лотарингии. В Германии, наоборот, Вильгельм заподозрил стремление затормозить могучий подъём вооружённых сил рейха и втихомолку усмехался над Николаем, который, по его мнению, не мог более выдерживать гонку вооружений. Испещряя гневными и насмешливыми примечаниями все донесения и записки по этому поводу, он телеграфировал Государю, что его нота «ярко освещает возвышенность и чистоту его побуждений… однако, - язвительно добавлял Вильгельм II, - на практике это затруднительно… Можно ли представить себе монарха, распускающего полки, освящённые веками истории?». Англия, обладавшая самым сильным в мире флотом, по-фарисейски одобрила ноту, добавив, что содержащиеся в ней предложения не касаются британского флота. Таким образом, только Италия и Австро-Венгрия ответили положительно на предложение Николая II. Общий итог можно выразить такими словами: «народы отнеслись восторженно, правительств - недоверчиво».
Государя не остановила реакция европейских государств. В декабре 1898 года была разработана вторая нота, которая делала акцент не на сокращение вооружений, а на принятие международных соглашений, ограничивающих варварские методы ведения войны. В результате инициатив Николая II (очень похожих на инициативы другого нашего слюнявого миротворца, но только уже советского, М.С.Горбачёва, спустя годы таким же приблизительно способом развалившего Советский Союз - авт.) состоялась известная Гаагская мирная конференция, заседавшая в мае 1899 года под председательством барона Стааля - русского посла в Лондоне. На ней был принят целый ряд конвенций, в том числе конвенция о мирном разрешении международных споров путём посредничества и третейского разбирательства. Плодом этой конвенции, разработанной депутатом России профессором Ф.Ф.Мартенсоном, явилось учреждение действующего и поныне Гаагского международного суда.
Реальное отношение к новому учреждению было тогда неоднозначным. К примеру, Вильгельм II считал это большой уступкой, сделанной им Государю. «Чтобы он не оскандалился перед Европой, - написал германский император на докладе своего канцлера князя Бюлова об итогах Гаагской конференции, - я соглашусь на эту глупость. Но в своей практике я и впредь буду полагаться и рассчитывать только на Бога и на свой острый меч». В подобной оскорбительной для Николая форме высказались и деятели других великих государств» /В.И.Большаков «По закону исторического возмездия», стр. 453/.
Стоит лишь заметить, или уточнить, чуть дополнить историка, что ни одна из этих конференций не предотвратила ни Русско-японской, ни Первой Мiровой войны, увы. И все эти мирные инициативы Николая оборачивались обыкновенными европейскими гулянками-тусовками, оплаченными за наш русский счёт, куда съезжались бездельники и краснобаи со всех уголков континента, пили-гуляли, посмеивались над нами и думали про себя: у России, мол, денег много, а ума мало; вот и пусть чудит; флаг ей в руки…

Приложение девятое: Краткая биография Хрусталёва-Носаря.
Александр Львович Парвус (Израиль Лазаревич Гельфанд, Ахат-Хам) являлся учителем Троцкого, с которым они параллельно Хрусталёву-Носарю руководили Петербургским Советом рабочих депутатов в Революцию 1905 года. На той Революции Троцкий, которому было тогда 25 лет, сделал себе имя... Парвус же впервые прославился тем, что, будучи литературным агентом М.Горького, в 1902 году не передал оговорённые суммы денег в кассу РСДРП и самому автору от постановок его пьесы «На дне», полученные в Европе. А по сути - прикарманил их. Облапошенный Горький поднял скандал; состоялся суд; Парвус был исключён из РСДРП за моральную и финансовую нечистоплотность, которой потом грешил до конца дней своих (как, к слову сказать, и Троцкий, его выученик и соплеменник). За что и был награждён историками кличкой “Остапа Бендера революции”. Такие вот прохвосты и подонки и вершили тогда дела, и чуть было не подвели неискушённого Хрусталёва-Носаря под высшую меру наказания.
Но Бог помиловал адвоката и уберёг от смерти. После подавления вооружённого восстания 1905-го года Хрусталёва арестовали, судили и отправили в Сибирь на поселение. Там он честно прожил несколько лет и многое чего понял и переоценил из недалёкого революционного прошлого, вынужденно находясь в компании профессиональных российских революционеров, зорко наблюдая и изучая их, слушая их ядовито-злобные и откровенные речи, для широкой публики не предназначенные. Понял, что был игрушкой в руках двух своих ушлых помощников-евреев, Троцкого и Парвуса, у которых не было ничего святого за душой, ничего доброго и созидательного; которые на митингах говорили одно, «сладенькое» и «вкусненькое» для народа, а делали совсем другое, прямо противоположное. Мечтали поработить Россию, а то и вовсе уничтожить её, как охапку хвороста кинуть в костёр Мировой революции. Оба, к слову, в отличие от Носаря, быстренько умотали в Европу в 1906 году, а оттуда в Америку, и жили там припеваючи под крылом своих спонсоров-кукловодов - наедали жирок, готовились к новым битвам.
Убегавшие же с поселений и каторг из-за насквозь прогнившей системы исправительного наказания и вынужденно находившиеся в эмиграции русские революционеры - непримиримые враги Романовых и существовавших в стране порядков, - осознавши в Первую Мировую войну, что Родина в опасности, революционеры нередко сами добровольно являлись в Россию с повинной и заявляли властям, что считают своим долгом принять участие в защите родной страны; то есть кровью искупить все прежние ошибки и прегрешения. Так поступил и Хрусталёв-Носарь, патриот настоящий, не митинговый, вернувшийся домой в 1915 году с намерением взять в руки оружие и отправиться на фронт. В то время как Троцкий-Бронштейн, озлобленный пустозвон-вредитель, просидел всю войну в Нью-Йорке и занимался там пораженческой пропагандой: выпускал газеты и листовки в частности для воевавших русских солдат, призывая их бросать оружие и окопы, не подчиняться командованию, Властям. Воевать и кровь проливать за Россию этот упырь точно не собирался; наоборот - пускал все силы на деморализацию и поражение. И в этой антироссийской пропаганде ему помогали его многочисленные соплеменники из революционного лагеря, отиравшиеся там же, в Нью-Йорке. Все они потом шустро приплывут-примчатся в Петроград, почуяв добычу, и всем скопом переметнутся в стан к победителям-большевикам в Октябре Семнадцатого, под крыло к В.И.Ленину - “углублять и расширять революцию, доводить её до победы, до последней черты, за которой пропасть”: Урицкий, Володарский, Иоффе, Карахан, Склянский и многие-многие другие ярые ненавистники и ниспровергатели Исторической России из племени Иуды, метафизические враги её…
Не удивительно и закономерно, и по-человечески объяснимо, что после Февраля Семнадцатого прозревший русский патриот Хрусталёв-Носарь категорически отказался поддерживать и участвовать в новой русской Смуте, отчётливо уяснив для себя всю её очевидную пагубность для страны, что будет сродни катастрофе. Это особенно сильно стало просматриваться после того, как новый Совет рабочих депутатов в Петрограде возглавил Стеклов-Нахамкес - совершенно дикий и озлобленный на Россию и русских еврей, с которым у Носаря сразу же не сложились отношения. Работать с Нахамкесом Георгий Степанович не захотел. Категорически! Не захотел наступать на те же грабли, что и в 1905 году. Вместо этого он покинул восставший Петроград, вернулся домой в Переяславский уезд и организовал там свою знаменитую