В круговороте жалоб

— Да вы везунчик, коллега.

«Она назвала меня коллегой! – радостно подумалось мне, — дело
спорится!» У меня выросли крылья и захотелось летать. Стал чаще
посматривать на окно. «А то пишут всякое... о человеке» – подумал.

— А мне вот не повезло, – печально произнесла Сайрагул, —
ведь и сапожник бывает без сапог. Видите ли, у меня была
серьёзная проблема с желчным пузырём: желчные колики.
Пришлось здесь на работе проходить ультразвуковое ис-
следование сразу после повторного приступа; в пузыре об-
наружили камни. Я — срочно к хирургу, а он совсем без-
душно отнёсся ко мне: «Ничего, всё хорошо! В больницу
не надо. Без операции обойдёшься, только диету соблюдай».
А у меня приступы продолжались: если камни мелкие и
подвижные, то тут диета не помощница. Но ему — хирургу-
таджику — наплевать на это; всем здесь на всё плевать.
Работает сплошь Средняя Азия… Недурные люди, но мно-
гие из них плохо по-русски говорят, и почти все не любят
свою работу… Больничный лист мне никто не выписал,
госпитализацию не предложил. «Не вздумай болеть! – гово-
рили мне заведующая и заместитель главного врача, — ра-
ботай». Сайрагул, по их мнению, железная машина на ходу!
А ведь мне давно за шестьдесят! – доктор жарко выдохнула.

Чесночный дух ударил в нос; голова закружилась, крылья от-
пали. Я отвернулся от окна.
— И чем всё закончилось? – с искренним участием я под-
держивал разговор и смотрел собеседнице в глаза.
— Больницей! В кабинете, вот здесь, – врач резко ткнула
пальцем в пол, — грохнулась без чувств. С работы в больни-
цу меня увезли, – пальцы-закорючки врача снова заплясали
на клавиатуре. — Привезли на скорой в клинику, – вновь
глянув на меня, продолжила Сайрагул и поведала мне о сво-
их мытарствах, через которые ей пришлось пройти полгода
назад в нашей районной больнице. — Приёмный покой был
настоящим адом: грубость, крики, оскорбления — разве что
не били! Дежурный хирург — красивый моложавый татарин —
появился только через полтора часа после того как меня
привезли. Он ужасно обошёлся со мной: провёл болезненный
осмотр, грубо переворачивал с бока на бок и давил своими
железными пальцами на живот так, что показалось — из меня
выдавливают послед. А я была доставлена с «острым животом».
Только и слышала его «малцы́», «тэрпы́» и «неары́!». Он елозил
мною по смотровому кабинету, словно половой тряпкой; я же со
стола упала, не дотянувшись до каталки, на которой меня
собирались в операционную везти.

Глаза врача стали влажными. Свет монитора резко высвет-
лил её печальное лицо. Одним узловатым пальцем Сайрагул
в какой-то задумчивости клевала клавиатуру.
— Анестезиологи в той больнице — не врачи, а коновалы! –
просто и обиженно говорила Сайрагул. — Мне дали такой
наркоз, что обездвиженная я всё чувствовала. Пузырь уда-
ляли без рассечения брюшной стенки, но по ходу операции
пришлось делать полостную. Я не могла подать знак — и
отключилась под наркозом! Только с врачами такое бывает,
коллега, – продолжала изливаться душой доктор.

Разговорились мы больше, Сайрагул открылась мне: роди-
лась она в Киргизской ССР в семье инженера и учительницы
русского языка. Бо́льшую часть своей жизни провела в
Поволжье, переезжая с отцом-инженером из города в город
необъятного СССР. Была замужем за русским физиком, но
после развода взяла обратно девичью фамилию. Вырастила
дочь и обосновалась в Москве. В детстве любила сказки
Пушкина, а в юности произведения Куприна. Считала себя
мусульманкой, но и православные традиции она уважала...
За разговором время летело и начинало казаться, что
наше общение затянулось. На самом деле весь приём занял
не более десяти минут.

— ...В хирургическом отделении моим лечащим врачом был
азербайджанец... Оглы «с балды» какой-то. Очень грубо раз-
говаривал, даже несмотря на то что я сама врач: «Врач —
так нечего болеть!..» Что происходит с великой Россией,
спрашиваю, если в ней русских специалистов не хватает?..
Этот оглы-сынок — прекрасный человек, полагаю, но я
увидела в нём большого лентяя: перевязки делал плохо;
рана осложнилась — и меня перевели в отделение гнойной
хирургии, где продержали только три дня и выписали с
плохой раной — выкинули, как собаку на улицу, – Сайра-
гул прерывисто вздохнула, но бойко продолжила: — До-
лечивалась дома. Здесь у нас, в поликлинике, делали пере-
вязки неохотно и больничный не продлили. Перемотанная
бинтами так (врач указательным пальцем рисовала в воздухе
горизонтальные круги), вышла на приёмы и глотала таблетки
на работе.
— А теперь как? С вами всё хорошо?
— Теперь-то я в порядке, слава богу. И давно.

Некоторое время мы молчали, тогда как где-то на верхних
этажах сверление вдруг нарушило мирную тишину. Голова
очередного пациента мелькнула в дверном проёме, исчезнув
под строгим и нервным: «Ждите! Не лезьте. Вызову лампоч-
кой!»

Принтер замедленно распечатал направление. В конце мо-
его общения с врачом, Сайрагул по-мужски пожала мне руку.
— Желаю успехов, – сказала она мне, — лечитесь, выздорав-
ливайте!

И её чесночный аромат теперь показался мне сладким. Врач,
встав и скомандовав «за мной!», вышла из кабинета и увлек-
ла меня за собой в коридор. В её руке колыхался, как флажок,
нужный мне листок. Оставалось пустяковое дело: скрепить
бесценное направление нужными подписями и печатями. Мы
устремились по направлению к белокурой голове, притаившейся
за табличкой «Регистратура т/о» на стойке. Сайрагул деловито
исчезала в кабинете как заведующего терапевтическим отделением,
так и за дверью кабинета заместителя главного врача по лечебной
части. Лицо женщины в мелкой кожной ряби было сосредоточенным
и деловым. Движения врача были резкими, но уверенными; в них
не было никакой суеты. Очень скоро Сайрагул предстала предо мной
с направлением в руках со всеми нужными подписями в нём.

«Не дрянь она, и никакая не хамка, – рассуждал я, глядя на
неё, — зря вы так написали, ребята. Да, она резкая в обще-
нии и человек она жёсткий, ну, так жизнь у неё какая? Как
у всех нас — полная неожиданностей и встрясок жизнь,
скупая на везение и дающая каждому из нас право выбора:
быть или не быть счастливым».

Когда синие печати придавили все чернильные завитушки в
документе, Сайрагул вручила мне пропуск в медицинский
рай. И, проронив «на этом распрощаемся», вернулась в свой
кабинет вместе с нетерпеливым пациентом.