РАСПЛАТА
С утра погода хмурилась. Небо обложили тяжелые, серые тучи, угрожая затопить еще не отошедшую от суровой зимы землю холодным вешним дождем. И в такт этому сырому мартовскому утру хмурилось настроение у только что проснувшегося Осёлова Петра Харитоновича. Да и как было не хмуриться этому самому настроению? Два дня назад скоропостижно скончался Филин Яков Абрамович. Очень близкий Петру Харитоновичу человек. Правда Оселов не знал, считал ли скончавшийся скоропостижно Филин близким его. Но сам - считал. И даже очень этой близостью гордился. Да и могло ли быть иначе?. Огромный талантище Якова Абрамовича восхищал не только Осёлова. Да! Да! Именно талантище!. Огромный талантище делать деньги из ничего. Словно магнитом притягивал он их к себе. Но Петр Харитонович , не одно десятилетие проработавший вместе с Филиным , прекрасно знал, что дело тут совсем в не чудодейственном магнетизме. Знал Петр Харитонович, что не было в городе ни одной конторы, в которой не утопил бы свой коготок Яков Абрамович.
Сидел в своем кресле этакий умненький, седенький старичек - паучёк, и тихонько ткал розовую, совсем безобидную с виду паутинку, опутывая ей умы людей, считающих себя великими мира сего, привязывая их прочно невидимыми нитями к своей конторе.
- Информация! Информация! Миллион за информацию!- любил повторять он, потирая от удовольствия руки. И прислушиваясь к этим словам своего боса , понимал Петр Харитонович , что соткана еще одна паутинка и еще кто –то попал в сети Якова Абрамовича . Он как воочию видел в тот момент тонкие ниточки паутинки возникающие из пространства и исчезающие в кабинете своего всесильного шефа. Одной из таких паутинок Петр Харитонович ощущал и себя. Порой он даже слышал , как через его гудящее от напряжения тело шли и шли потоки информации, чудодейственным образом превращаясь в конце своего пути в коричневые , словно только что поджаренные поросята , российские сотни, зеленые, словно только что явившиеся с того света , американские доллары , английские фунты европейские евро , канадские , австралийские и еще бог весть какие немыслимо пестрые , обладающие покупной способностью, хрустящие бумажки.
И вот все кончилось. В центре! Там, где смыкались несущие информацию нити. Там , где должен быть главный , живой , пульсирующий центр , преобразующий пойманную в расставленные им сети информацию в радужное разноцветье валют , зияла огромная пустота . Еще гудели от напряжения нити - паутинки , перегоняя в никуда потоки информации , не понимая , что все кончено . Что их работа никому уже не нужна . Великий центр отключился. Замер. Застыл. Всесильное время решило вычеркнуть его из суетной жизни.
« Пора вставать « - подумал Петр Харитонович, ёжась от охватившего его нежелания подчиниться необходимости покинуть теплую постель. Но вставать все таки придется. В конторе, в довольно обширном зале, на высоком постаменте стоял обшитый лиловым бархатом гроб. А в нем лежал не подвижно, с умиротворенным выражением на восковом лице Яков Абрамович Филин - Остывающий центр созданной им вселенной – в окружении своих верных соратников , стремящихся сочувственными вздохами , слезными речами и страдающими выражениями лиц отдать дань уважения и скорби своему усопшему повелителю.
Вполне естественно, что в этой источающей скорбь и сострадания толпе присутствовал и Петр Харитонович. Два прошедших дня присутствовал и так же, как и все, источал скорбь и слезы по безвременно ушедшему из жизни благороднейшему и наичеснейшему сыну своего народа Филину Якову Абрамовичу. Сегодня третий день. Последний день сбора скорбной дани усопшим со своих сподвижников. На сегодня назначены похороны. « К выносу гроба нужно непременно успеть «, - решил Петр Харитонович, с сожалением покидая уютное , постельное тепло. Разгоняя остатки сонной лени, сделал руками несколько сильных, резких движений и, ощутив прилив сил и бодрости, начал торопливо одеваться. Затем , проглотив очищенное заботливой женой яйцо и запив его чашечкой крепкого кофе , он , придав своему лицу скорбное , присущее цели его похода , выражение , вышел на улицу.
У дверей конторы толпились, дымя сигаретами, несколько пришедших ранее сослуживцев. – Ну как он там? – спросил почему – то шепотом Петр Харитонович у первого близ стоящего сослуживца. – Лежит - однозначно ответил тот , горько вздохнув. – Жалко , понимаешь . Такой человечище и вот ! - И равнодушно пыхнув сигаретой, отвернулся.
- Да, да. Конечно ,- заторопился Петр Харитонович кивая головой и прекрасно
понимая всю глупость заданного вопроса и не меньшую глупость полученного ответа.
Конечно же покойник должен непременно лежать, выставив себя на всеобщее обозрение. Что ему еще остается делать? Стоя у гроба, Петр Харитонович вдруг ощутил, что устал скорбеть. Устал смотреть на торжественно – умиротворенное лицо Якова Абрамовича. Да что он, святой что ли? Жил как все, Воровал как все. Вот только в умении обделывать свои делишки обошел всех. Еще работая директором базы УРСа в довольно трудное для деловых людей, советское время, Филин сумел организовать вокруг себя круг людей, явно стремящихся жить лучше своих возможностей. Сумел и заинтересовать их, что, в общем – то не состовляло большого труда, ибо с физиономий строителей коммунизма - социализма с человеческим ласковым лицом не сходило выражение крадущегося к добыче хищника.
Ну а как мир иллюзий рухнул, тут уж Филин развернулся во, всю. Да и как было не развернуться ? С развалом Союза прокуратура, и раньше не очень беспокоившая деловых людей своим вниманием и вовсе прикрыла глаза. За определенный интерес , естественно. А заинтересовать Филин умел. Не забывал и своих сослуживцев . Щедро осыпал их крохами со своего стола получая с них взамен все то , что нужно было ему.
Увлекшись воспоминаниями, Петр Харитонович совершенно забыл, что стоя у гроба он обязан держать присущую скорбному случаю маску, и поймал себя на том, что улыбался. Улыбался самым кощунственным образом . Спохватившись и стараясь исправить ошибку , он явно перестарался и явил на своем столько скорби , что привлек к себе внимание дежурившей в зале медсестры .
-Вам плохо? - Из - за плеча выглянуло круглое, голубоглазое девичье личико . - Может укол? - Нет, нет! Простите . Это я так . Просто так. – растерянной скороговоркой бормотал Петр Харитонович , боком по птичьему отодвигаясь от медсестры. - Да, да! Просто так! Тяжело, знаете ли…. Такой человек и вот … несчастье.
Ловя на себе сочувствующие взгляды, он спешно отошел от гроба
-Друзья были … - прошелестел за спиной чей – то шёпот. – Ишь как переживает.
-На кладбище, стоя на краю могилы и ощущая промокшими ногами леденящий холод не успевшей еще отойти от зимних холодов земли, Петр Харитонович слушал торжественно – слезные речи сослуживцев, отрабатывающих свои крохи, полученные ими в разное время со стола Филина, и вновь ловил себя на желании рассмеяться над ними. Над их фальшивыми слезами и скорбью. Над сочувствием , тоже фальшивым . Над их выражающими фальшивую скорбь масками вместо лиц. Он хорошо знал , что они просто отрабатывали свой хлеб. И он сам тоже отрабатывали свои крохи, хотя и знал, что такие качества души, как святость, скромность, честность, о которых так много говорили над могилой, Якова Абрамовича просто отсутствовали. Но он понимал, что им надо стоять над могилой. Надо было слушать скорбные , торжественно – хвалебные речи друг друга и говорить самим. Так было надо. Для самопризнания . Для самоуважения. Да, наконец, для окружающего их мира способного по человечески, оценить их горе, ибо сами они этого сделать уже не могли.
Но вот, наконец, под скорбные всхлипы близких и под щемящие душу вопли духового оркестра шестеро отмеченных нарукавными повязками молодцов подхватили гроб и на длинных полотенцах опустили его в могилу. Торопливо бросив на крышку гроба по горсти земли , все провожавшие в последний путь незабвенного Якова Абрамовича отошли от могилы , давая возможность вооруженным лопатами рабочим выполнять свои обязанности.
После похорон, когда последние детали скорбного кладбищеннского ритуала были закончены , все друзья и соратники великого гения и беспримерного руководителя расселись по машинам и автобусам и помчались спешно в откупленный для поминок отошедшего в мир иной Филина ресторан.
Оказавшись в уютном теплом зале, уставшие и изрядно продрогшие друзья, и соратники усопшего, окинув красноречивыми взглядами выстроенные в стройную шеренгу столы, спешно усаживались на облюбованные места. Дружно звякнули графинчики . Забулькала водка , выливаясь из хрустальных , украшенных затейливой резьбой пузцов в высокие тонконогие рюмки . Помянули покойника в первый раз . И во второй . И в третий . Обязательно нужно три . Три рюмки водки ! Обязательно три.! Во имя Отца и Сына и Духа Святого! Во как! А за третьей рюмкой пришел черед не обязательной четвертой. И уже совсем не обязательной пятой и шестой.
Уставшие от скорбных речей и слезного сочувствия сподвижники великого гения, обрадовавшись, что пришло, наконец, время порадовать свои желудки горячей пищей и многоградусными, согревающими замерзшее тело и ласкающими разум напитками, дружно трудились над столом. Все реже и реже вспоминали имя усопшего . Насытившемуся телу и залитому водкой разуму было уже не до скорби.
- Да и надо ли так долго - то? Умер и царство ему небесное! Выпили за него и еще выпьем. Живое живым , а умершим - покой . Покойник - то и сам бывало … Да, любил погулять . Веселый был человек . Какие застолья ! Какие встречи!
Играла в хрустальных вместилищах водка. Наливались красным жаром лица . И наконец пришло время , когда о покойнике и скорби забыли совсем .
В дружном союзе сомкнулись над столом тонко звякнувшие рюмки. - За нас ! За живых!
Странным было пробуждение Петра Харитоновича. Ощутив , что проснулся , он весь напрягся , собрав в кулак свою волю , готовясь мужественно встретить приступ головной боли , преследующий его после каждого застолья сопровождающегося обильным распитием спиртного. Но, к огромному его удивлению, боли не было. Не тошноты, так же постоянной спутницы после застольных переживаний. Более того , во всем теле ощущались удивительная легкость и сила , а разум был чист и свеж , как у только что родившегося дитя.
« Да Что же это со мной? «- Подумал Петр Харитонович, осторожно