Дороги совсем не видно. Снежная круговерть заметает все окрест, заносит обочины, залепляет дорожные знаки. Еще можно кое-как ориентироваться по чуть заметной колее, оставленной недавно прошедшими машинами, но ее быстро заносит снегом, и скоро дорого становится ровная, широкая и гладкая, так что трудно различить – где собственно дорога, а где обочина.
Уже давно глубокая ночь, а я все еду – жму «на газ» и напряженно вглядываюсь вдаль, во тьму, сквозь хоровод снежинок. Куда я еду, зачем?… Сидеть бы сейчас где-нибудь в придорожном кафе и попивать горячий чай, или где-нибудь на автостоянке, уютно устроившись в кабине, похрапывать под убаюкивающие звуки работающего «на холостых» дизеля… Нет, понесло в непроглядную темень, да еще в такую погоду!
Стрелка указателя уровня топлива дрожит где-то возле отметки «ноль». Указатель давно уже не работает, показаниям его верить нельзя. То он при полном баке показывает на ноль, а то при пустом показывает, что еще половина бака, по крайней мере, есть. Я и не верю, просто знаю, что топлива осталось километров на тридцать-сорок. А может, и того меньше — почти пятьсот верст «отмотал» без остановки. И что бы было заправиться? Сколько колонок встретилось на пути! Так нет же, меня куда-то понесло! Там подъезд к колонке не понравился, там показалось, что оборудование слишком старое, там тормозить не хотелось, — вот и дотянул! Сейчас закончится соляра, двигатель заглохнет — и конец! Дорога пустынная, никого на десятки, сотни верст. Помощи ждать неоткуда. Останется только — раскладывать костер, а у меня и спичек нет. А морозец-то приличный, хоть и идет снег. Да и много ли надо, чтобы замерзнуть?
Летят навстречу снежинки, кружатся в своем бешеном хороводе, бьются со всего размаху в лобовое стекло и разлетаются по сторонам. Мягко стелется под колеса снежная целина, на которой дрожат два больших, овальных пятна от фар, а дальше, там, куда не могут пробиться фары — густая и непроглядная мгла. Все дорожные знаки и указатели залеплены снегом, ориентируюсь чисто интуитивно, по каким-то мне самому непонятным признакам. Не сбиться бы с пути, не угодить в кювет, или того хуже — под откос, а то ведь так загремишь!.. Откосы-то здесь — будь здоров!..
Вот так-то вот, в такую метель, выехал однажды Федя Апатий на своем «Захаре» — так на языке шоферов назывались машины семейства ЗиС — в сторону прииска «Юбилейный». Случилось это давно, очень давно, в ту пору трассы собственно еще и не было. Была обыкновенная проселочная дорога, гордо именуемая трассой, на ней не всегда могли разъехаться две машины, да не такие, как сейчас — огромные «фуры», — а небольшие «ЗиС-150». Неширокая извилиста дорога взбиралась на сопки зигзагообразными серпантинами и круто срывалась вниз, в распадок. Смотреть надо было, что называется «в оба», иначе сорвешься и — поминай, как звали! Не было тогда, разумеется, таких мощных дорожных служб, как в наши дни, бывало, завалит трассу снегом — месяц, а то и два никто не чистит. Нечем. То, что имелось, было маломощным, не то, чтобы снег убрать, себя-то тащить по снегу не могло. Раскатают водители снег своими машинами, подсыпят слегка песочком… Ранней осенью завозили на трассу песок, складировали возле наиболее опасных мест, а дальше уж — сам не зевай!
Вообще-то, ехать было совсем не обязательно, Федя Апатий имел полное право отказаться, и никто бы ему не стал пенять на это. Но видать, груз был очень важный, и доставить надо было непременно. Ни один шофер, конечно, ни за какие радости на свете не поехал бы в такую погоду, но начальник колонны был великий психолог. Он завел с Федей Апатием какой-то пустой, ничего не значащий разговор, незаметно перевел его в нужное русло, и сыграл на Федином самолюбии. А Федя Апатий таки был самолюбив! Если уж заведется и поспорит с кем-нибудь, то отговаривать его бесполезно. Лоб расшибет, а обещанное выполнит!
Был он молодой, на вид — лет под тридцать пять. Никто по-настоящему не знал его возраста. Да это и неважно, главное — был он классным шофером. Машину знал!.. С закрытыми глазами мог разобрать и собрать мотор любой отечественной машины, да и не только отечественной. Использовавшиеся в те годы американские «Студебеккеры» и «Виллисы» не были для него чем-то сложным: разбирал и собирал их так мастерски, будто всю жизнь провел в Детройте, на заводских конвейерах. Да и в пути никакая поломка не могла поставить его в тупик. Однажды, в дальнем рейсе, на его машине выплавился подшипник коленвала, и двигатель «застучал». Вокруг — ни души, на триста верст в округе — ни единого поселения, где бы можно было обогреться и подремонтировать двигатель. Но Федя Апатий не растерялся. Развел костер, залез под машину, снял поддон картера, расшплинтовал и отвернул гайки крепления шатуна и снял крышку, вырезал из своего солдатского кожаного ремня подходящий кусок, подогнал его под «постель» шатуна, смазал моторным маслом, завернул гайки — и в путь. Так и добрался до места.
Среди шоферов пользовался непререкаемым авторитетом и уважением. Если Федя Апатий сказал, что машину пора отправлять на свалку — на нее никто уже не садился: машину списывали и отвозили на металлолом. Если Федя брался машину «сделать», в каком бы виде и состоянии она ни была, все знали, что он — сделает. Старые, опытные шоферы не считали чем-то зазорным спросить у него совета…
Никто не ждал ничего хорошего от этого предприятия. Закончится эта поездка, самое малое, застрявшей посреди тайги машиной, а может быть и хуже. Но отговаривать Федю Апатия не стали, зная его упрямый характер. Шоферы только покачали головами, когда Федин «Захар», окутанный клубами сизого пара от непрогретого двигателя, неспешно выехал за ворота автобазы и растворился в снежной мгле.
Самое удивительное, что до прииска Федя Апатий добрался. Начальник колонны, передавая документы на груз, пришпилил к ним записку с просьбой подтвердить получение груза телефонограммой. И такая телефонограмма через три дня пришла: «Груз получили, водитель с машиной отправлены обратно!». К тому времени вьюга уже утихла, и никто не сомневался, что дня через два Федя доберется до дома. Но ни через два дня, ни через четыре, Федя Апатий не появился. Не появился он и через неделю. На базе забеспокоились. Полетели во все концы телеграммы. Вышли две поисковые группы: одна с базы, где работал Федя, другая со стороны прииска. Двигаясь навстречу друг другу, они прошли всю трассу, но никаких следов пропавшей машины не нашли. К поискам подключилась авиация. Два дня над сопками кружил самолет, но и он ничего не обнаружил.
Так и пропал веселый парень Федя Апатий. Горевать по нему было некому, он был круглый сирота, а друзья-шоферы как-то собрались в водогрейке и помянули его по старой шоферской традиции стаканом водки. А затем разошлись по своим машинам, наматывать на колеса километры таежных дорог.
А в автохозяйстве долго еще работали разные комиссии. Ходил по территории представитель профсоюза, заглядывал в раздевалки, в боксы, спускался в смотровые ямы, а затем долго и тщательно вытирал о траву испачканные солидолом ботинки. Инженер по технике безопасности так же заглядывал в боксы и долго беседовал с шоферами, а потом, закрывшись в кабинете директора, составлял какие-то бумаги. Приезжал молодой следователь из прокуратуры и тоже ходил по территории и разговаривал с шоферами. Потемневший, осунувшийся начальник колонны за это время исписал горы бумаги на разного рода объяснения. Наконец, появилось решение комиссии: считать происшествие несчастным случаем. Комиссии разъехались, и работа снова пошла своим чередом.
Лет через семь геодезисты намечали линию новой трассы, и у подножия крутой, высокой сопки нашли заросший травой, весь почерневший от времени, ржавый остов автомобиля. С первого взгляда невозможно было определить даже марку машины. Деревянный кузов сгнил основательно, к тому же, все было покорежено при падении. С трудом удалось определить, что у подножья сопки лежат останки «Захара». А километрах в двух от этого места нашли кожаную подошву от сапога, каблук которой был подбит самодельной подковой, грубо вырезанной из толстой стали. По этой подкове и определили, что сапог принадлежал Феде Апатию. Только он носил такие подковы. Снова наехали различные комиссии, что-то проверяли, что-то вымеряли, и, наконец, пришли к выводу, что сбился Федя с дороги, выехал на гряду и рухнул с тридцатиметрового обрыва. Видимо, торопился домой, ехал ночью, не разглядел дороги, вот и…
А ведь было это где-то здесь! Бр-р. Даже мороз по коже прошел! И хоть трасса давно уже не та, ее расширили в несколько раз, по сравнению со старой, и максимально спрямили. Там, где были крутые подъемы, прорубили в сопках «коридоры», где были глубокие спуски – подсыпали и выровняли, но все равно: остались еще места, где можно так загреметь — костей не соберешь!..
Стрелка указателя уровня топлива уже не дрожит, она неподвижно легла на упор ограничителя. Странно, мотор все еще работает. Надо сбавить скорость, все меньше соляры уйдет. А впереди все по-прежнему темно. Но нет, вот где-то в просвете между деревьями замелькал огонек, за ним — еще, и еще. Ну, слава богу, дотянул до какого-то жилья! Хоть не придется мерзнуть на пустой трассе.
Огоньки все ближе и ближе. Господи! Есть еще чудеса на свете! Это не жилье, это «заправка», да еще какая большая! Тут тебе и АЗС, тут тебе и кафе, тут и стоянка, вся забита «фурами» дальнобойщиков. Вот так повезло!
Я въехал на территорию, стараясь подрулить ближе к колонке, и заглушил двигатель, а то вдруг именно сейчас, в последние секунды, закончится соляра, потом надо будет подкачивать ручным насосом, а это — занятие не из приятных. Надо снимать капот в кабине, на ощупь отвернуть рукоятку топливного насоса и долго качать, взяв двумя пальцами за эту рукоятку.
Машина подкатила к колонке и остановилась. Ну, слава богу! Сейчас заправлюсь, затем, в кафе, и — спать! Уже глаза слипаются.
На улице морозно. Снегопад давно прекратился, тучи ушли, и на черное небо высыпали бриллиантовые звезды. Пока заливалась в бак соляра, я замерз. Заправился, отъехал от колонки и забежал в кафе. Пережевывая бифштекс, думал о предстоящей дороге. По всему выходило, ехать еще почти сутки, а потом «пилить» два с половиной дня обратно. Как-то само собой созрело решение — не ночевать здесь, а ехать дальше. Пока сидел в кафе, немного отдохнул, сон как рукой сняло. Доеду как-нибудь!..
И снова летит навстречу заснеженная дорога. Пока я заправлялся, прошли машины дорожной службы, расчистили дорогу и посыпали песком. Можно ехать километров девяносто в час! Снова бежит навстречу зимняя дорога, в голове лениво ворочаются мысли, а руки и ноги механически делают свою работу. Надо нажать на педаль — нога нажмет, надо переключить передачу — рука сама все сделает.
Темно. Свет фар выхватывает небольшой участок дороги, а за ним — непроглядная мгла. Кажется, будто спереди на тебя надвигается темная стена, или горная гряда. Но я знаю, что никакой гряды здесь нет. И все равно, как-то неуютно. Может, лучше было бы остаться, отдохнуть и выехать засветло…