«Какого хрена? Мне нечего терять…»,− подумал он и перелез через перила балкона на двадцатом этаже. Отсюда открывался замечательный пейзаж: огни вечернего города, словно звёзды упали на землю, мерцали красноватыми точечками; в парке, внизу, блуждали влюблённые пары, семьи. Их смех ласкал слух, но пронизывал душу мгновенно и точно, словно матадор вонзает рапиру между лопаток измученному быку, которому уже всё равно, он слишком устал, чтобы бороться за жизнь, и в его глазах читается уже не гнев и бешенство, а лишь гордая смиренность. Ароматы недавно выкошенной травы и свежей весенней листвы щекотали ноздри. У него в голове пронеслась мысль: «А в такой вечер и умереть не страшно!». Страшная ухмылка исказила его небритое лицо. Он сходил с ума постепенно; он сходил с ума с десяти лет, но финишная прямая длилась четыре дня…
Субботнее утро. Хорошо обставленные апартаменты в новостройке в центре города. Затхлый запах перегара, сигарет и женских духов бил в нос, вызывая рвоту. На занемевшей руке благополучно устроилась голова с белыми волосами и смазливой мордашкой. «Хм… блондинка. Наверное, тупая»,− одна из мыслей, которую удалось выловить из хаотического и беспрерывного потока грустных и тупых обрывков. Он поднялся и пошёл в ванну. После принятия душа, следовало посещение холодильника, где стояло вожделенное пиво. Была обнаружена сигарета под столом. Закурил. Голова понемногу успокаивалась. Мысли уже складывались в логическую цепочку. «И это называется жизнью? Какая, нахрен, жизнь? Так, тупое существование. Пропиваю деньги покойного отца. Такая благодарность. Прости, отец. Я тебя люблю! А ведь при жизни мы этого ни разу друг другу не сказали…
Дом − гадюшник, а я − ублюдок. Нет, всё-таки я не ублюдок. Ублюдки категорически ничего не чувствуют. А мне всё ещё стыдно. Значит я − стыдливый ублюдок. Ха-ха-ха! Без веры, без смысла, без сердца.… А ведь я её люблю. Но она слишком далека от меня. Я − пьяница. А она… она мой преподаватель, старше меня на пять лет. Она − идеал красоты, сама гармония…»
−Милый, ты уже встал? А с кем ты разговаривал?− Прерванные размышления оказались эмоциональным монологом.
−Какой я, нахрен, тебе милый?! Да я не помню, как тебя зовут, и где я тебя вчера подцепил. Лучше уходи.
−Но мы уже два месяца встречаемся. Ах, ты… ты неблагодарный мудак! Я тебя ненавижу! Не звони мне больше, ублюдок!
−Адьёс, потаскуха. Ха-ха-ха!
Она отпустила ему пощёчину и вся в слезах выбежала, хлопнув за собой дверью. Он продолжал смеяться…
«А где Лена? Твою мать, ну я и ублюдок!».− Он посмотрел на часы. Уже было девять вечера. Он полез в бар, где была только пачка сигарет. Закурил. Включил на полную громкость тяжёлый злобный рок. Начал прыгать по комнате. Вдруг, подбежал к стене и начал с дикими криками бить стену, вкладывая в каждый удар максимум ярости и каплю отчаяния. Разгон с пяти шагов, голова об холодный бетон…
Он очнулся в пять вечера следующего дня. Сильно гудела голова. Глаза застилала розовая пелена. Это кровь. Его стошнило. «Ну и свинарник! Ничего, Лена придёт и уберёт всё здесь. Она хорошая, она меня любит». До ушей дошёл звук дико орущих колонок. Он выключил музыку. Принял душ. Закурил…
На улице была чудесная погода. Он шёл по улице, проталкиваясь сквозь толпы людей. Циклический поток лиц, на которых набросана тусклыми красками монотонная машинальность, бросал в него снаряды враждебности. Он чувствовал себя вселенски одиноким. В глаза бросилась в меру яркая вывеска приятного внешне кафе «Для вас». Внутри заведение оказалось тихим, хорошо обставленным и приятным. Посетителей было немного: за столиком возле окна сидела пожилая пара, около бильярдного стола сидела симпатичная девушка. У неё были чёрные длинные волосы и загадочный взгляд, устремлённый на переливающийся, на свету бокал вина. Она была в его вкусе. Он заказал виски со льдом и часик на бильярде. Проходя мимо столика сексуальной брюнетки, он заметил на себе оценивающий взгляд. Он заинтересованно посмотрел на неё и улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ, обнажив белоснежные зубы. Он закурил, глотнул виски и, взяв кий, разбил треугольник шаров. Он предпочитал пул − он прекрасно расслаблял.
−Простите, а можно вам составить партнёрство?
−А почему бы и нет. Конечно.− Он знал сейчас только одно: он обязан выиграть, или не видать ему этой красотки.
−Огромное спасибо. «Девятка» или «Восьмёрка»?
−На ваш выбор, сеньорита.
−Я предпочитаю «Девятку».
−Я только «за».− Он усмехнулся внутри своего мрачного сознания, ведь он прекрасно играл в «Девятку» комбинациями. Убрав лишние шары со стола, и выставив оставшиеся ромбом, он дал право разбивать своей партнёрше…
−Отличная была игра. Хоть я и проиграла.
−Не расстраивайся. Победитель угощает. Что ты предпочитаешь?
−Пожалуй, то же, что и ты.
−Сейчас оформим…
Они шли по ночному парку изрядно выпившие. На сочных стебельках травы поблёскивали капли росы, отражая далёкие огни города. Фонари ещё светились тусклым красноватым светом, и медленно, но беспощадно угасали. Она глупо смеялась с его глупых шуток. Ему приходилось поддерживать под руку брюнетку.
−Ты мне нравишься. Я тебя хочу.− Он приблизился к её лицу. Нежно обнял за шею и поцеловал. В ответ она рассмеялась, и в лицо ему ударил поток горячего дыхания. Это его не на шутку смутило и рассердило. Он сильно прижал её к дереву. Она продолжала смеяться. Он разодрал на ней одежду. Брюнетка перестала смеяться…
Солнечное утро понедельника. У него в голове полнейший бардак. В квартире, в принципе, тоже. «Что вчера было?»,− подумал он и осознал, что думать сейчас довольно неприятно. Он принял душ и приготовил кое-какой завтрак из двух яиц с сосисками и кофе. Включил телевизор. По телевизору передавали о жестоком изнасиловании и убийстве в центральном парке. Он выключил телевизор и закурил. «Что творится в нашем мире!»,− сказал он с горечью в голосе. Он задумчиво наблюдал за тем, как тлела в пепельнице не затушенная сигарета. Почему-то она напомнила его самого. Ему захотелось закричать настолько сильно, насколько ему позволяли его прокуренные лёгкие. Он решил поработать и пошёл за компьютер. Ему дали очередную запись дэмок. Дэмки представляли собой переделанные произведения великих классиков: Баха, Брамса, Вагнера, Гранадоса и пр., в рок некой перспективной группы «Ностальгия». Он писал слова под эту музыку.
Несколько часов он просидел в наушниках, из которых лились холодные звуки гитары, играющей великих композиторов. Он потянулся к пачке сигарет, но она была пустая. Он швырнул наушники об стенку, сбил ногой монитор со стола. Сегодня работа явно не клеилась. Он пошёл за сигаретами. На улице было ещё светло, но сумерки отметили загадочными тенями несколько углов и подворотен. На небе появилась первая и единственная, пока, звезда. «К чёрту желания! Я не верю в этот бред». Привычный поток серой массы захлестнул его и понёс. Он надеялся, что его доставят к табачному киоску. Этой массе было трудно сопротивляться. Либо ты её часть, либо ты «persona non grata». Он выбрал второе возле магазина, в котором у него была знакомая продавщица. Там должны были продаваться сигареты. Он зашёл, но смена была не его знакомой. Он купил сигареты и бутылку дешёвенького белого сухого вина.
В парке было людно, несмотря на понедельник. В основном гуляла молодёжь. Ему не хотелось ни с кем разговаривать сегодня, а просто выпить и подумать. Он пошёл под липу, в глубь посадки, постелил платок и присел. Аромат цветения липы вскружил голову. Винную пробку протолкнул внутрь ключами и сделал два больших глотка. Закурил. Какое-то опустошающее чувство его пожирало изнутри. Совесть била в колокола. Голову, словно накачивал жидким свинцом невидимый автоматический насос. Ещё два больших глотка и долгая затяжка крепких сигарет помогли забыться. Но ненадолго. «А ремень ведь у меня крепкий. И ветка тоже крепкая на липе. Умереть, окутанным прекрасным ароматом… нет, этот аромат и есть то, ради чего стоит жить, хотя бы этот день. Чудесный день. Да и вино неплохое. Жаль, что работа не пошла. Ну, ничего, сегодня ещё отдохну. А завтра возьмусь за себя. Надо Лене позвонить». Он выбрал запись в справочнике на мобильном «Ласточка» и нажал вызов. Пошёл дозвон. Никто не отвечал. Ещё несколько неудачных попыток, последняя из которых была прокомментирована голосом робота «На данный момент абонент не может…». Он набрал её домашний номер. В трубке прозвучал голос её сестры:
−Алло.
−Привет. А Лену можно к телефону?
−Она просила, чтобы ты ей больше не звонил. И ещё, ты полный гавнюк.
Последовали короткие гудки. «Что случилось? Ладно, такой прелестный день невозможно испортить. Завтра разберёмся». Он достал из внутреннего кармана куртки блокнот и карандаш. Освещением служил тусклый свет, пробивающийся сквозь трепещущую завесу ветвей. Он начал писать:
Там, за горизонтом, буквально.
Закат тускнеет презрительно.
И не так это печально,
Как скучно и утомительно.
Вчера были солнце и луна,
Вчера были ночь и день.
А завтра весь мир, как путана,
Продастся, поглощённый в тень…
«Какая-то готика получается. И всё-таки, неплохая игра слов получилась». Он спрятал блокнот и карандаш обратно в карман. Сделал два глотка вина, чем осушил бутылку. Закурил. На часах было половина одиннадцатого. Он встал, сложил платок и положил его в карман. Медленными шагами он пошёл в сторону своей обители.
Солнечные лучи постучались в закрытые веки, прошептав теплоту и смутное прояснение. Он открыл глаза, впустив в себя полноценно солнечных посланников. Лучи немного согрели душу. «Нахрен»,− сказал он себе и всему, что было и не было подвластно его взору и пониманию. Он подошёл к зеркалу. Перед его глазами предстало нелепое существо, которое смотрело на него разного цвета глазами: левый был зелёным, а правый − серым. Покрытое густой жёсткой щетиной лицо, если ЭТО можно назвать лицом, чёрные волосы были изрядно усыпаны проседью, а дополняла всю эту картину жутковатое искажение в области рта, которое с трудом можно назвать улыбкой. Эта улыбка, а точнее ухмылка, была наполнена отчаянием, яростью и безграничной болью. Он ударил зеркало, которое под натиском его удара сначала треснуло, а потом рассыпалось на куски. Он стоял, вслушиваясь в звуки своего тяжёлого дыхания и удара капель по полу. Он посмотрел на глубокий порез между средним и безымянным пальцами, из которого текла тёмно-красная кровь. Он слизал стекавшую кровь и губами закрыл рану. Замотав рану засаленной рубашкой, валявшейся на полу, он ещё раз посмотрел в осколок зеркала. Теперь это существо, смотревшее на него с потусторонней вселенной, стало ещё ужасней. Ухмылка стала кровавой. Он не хотел признавать, что этот урод − он. Ему было легче думать, что это его жалкое подобие из параллельного мира. Но очевидность бредовой идеи выдавила слезу, затерявшуюся на щетинистом лице и в такой же щетинистой душе.
Ему было невероятно стыдно выходить на улицу, но его туда тянуло. В голову пришла гениальная мысль: забаррикадировать дверь!!!
