Я иду по льду через реку. Там, на другом берегу есть заводь, где я собираюсь ловить рыбу. У меня за спиной рыболовный ящик и ледобур. Рядом со мной идут другие рыбаки, они весело переговариваются, предвкушая хорошую рыбалку. Вдруг лед подо мной уходит куда-то вниз, я ощущаю ногами, а потом всем телом обжигающую воду. На мне американский рыбацкий костюм «Поплавок», который не даст мне утонуть. Уже находясь в воде, я вижу, что на мне не «Поплавок», а овчинный тулуп и ватные штаны, которые быстро намокают и тянут меня на дно. Я кричу о помощи, благо есть, кого звать. Я хватаюсь за кромку льда и вижу, как мой приятель Колька подбегает к полынье. Но вместо того, чтобы бросить мне веревку, он снимает со своего плеча ледобур и замахивается. Со словами: «Пусть так будет», сказанными почему-то на английском языке, он опускает ледобур на мою голову. И тут я просыпаюсь. Успеваю подумать, что, слава Богу, сон кончился. Приснится же такое. Просто кошмар, провожу рукой по своему телу, я весь мокрый от пота.
В комнате темно, смотрю на часы – шесть утра. Да если учесть, что легли мы вчера с Колькой далеко за полночь, то спал я мало. Невольно пришла в голову известная поговорка: «Сон алкоголика короток, но крепок». Получалось, что это про меня. Со времени, а это два месяца, как я приехал в поселок Бурун, я не помню, чтобы когда-нибудь ложился спать трезвым. Не сказать, что это меня не печалило, тем более что до приезда сюда я особым пристрастием к спиртному не отличался, но тут иначе нельзя. Иначе - сдохнешь. Так считал Колька, который жил в поселке уже третий год. Сначала я считал, что мне просто не повезло с соседом по общаге, но потом убедился, что Колькиной теории придерживаются здесь все.
Я опустил ноги на холодный пол. В нашей с Колькой комнате была буржуйка, но чтобы ее протопить на ночь нам никогда не хватало ни желания, ни сил. Поэтому утром в комнатке было всегда холодно. Но с похмелья это не особо ощущается. Сегодня была суббота, и похмеляться можно было прямо с утра. Я посмотрел на столик, но обычной похмельной бутылки «чистого» не заметил. Странно, ведь я точно помню, что из кафе мы взяли с собой «бутылку на утро». Выпить очень хотелось, так как сильно болела голова и весь организм просто изнывал от жажды. Я подумал, что, может быть, Колька не выложил бутылку из кармана, и на ощупь стал искать его куртку на вешалке. Что за черт? Кроме моей куртки на вешалке больше одежды не было. Я выругался и стал шарить по стене в поиске выключателя. В конце концов, свет загорелся. Он был тусклым, так как ночью, дизель, дававший всему поселку электричество, работал не на полную силу. Экономили солярку. Я посмотрел на Колькину кровать. Кровать была пустой, более того, она была аккуратно прибрана, и на нее точно никто с вечера не ложился. Когда мы вчера с Колькой собирались в кафе, пришел парень из соседней комнаты и возвратил Кольке журнал «Рыбалка и охота», который брал почитать. Колька про журнал уже забыл, и, не зная, куда его в нашей маленькой комнатке пристроить, просто бросил на кровать. Журнал и сейчас лежал на кровати.
Я растопил буржуйку и поставил на плитку чайник. Комната быстро нагревалась, но лучше мне от этого не становилось. Наконец, я не выдержал и достал из-под кровати свой рюкзак. На самом дне его хранился наш с Колькой «НЗ» - бутылка водки, привезенная мной с Большой Земли. Помню тогда, при нашем с Колькой знакомстве, когда меня к нему подселили, именно он предложил не трогать эту бутылку, а оставить на всякий случай. Познакомились мы не под водку, а под популярный и единственный здесь алкогольный напиток - спирт. Спиртом его никто не называл, а называли просто «чистый». Может быть в Буруне, так назывался наш поселок, «чистым» спирт называли еще и потому, что разбавлять его водой для употребления, здесь было не принято.
Я откупорил бутылку и налил себе почти целый стакан. Залпом выпил, закурил. После «чистого» водка показалась лимонадом. Но свое дело она сделала быстро. В животе зажгло, голова прояснилась, и мне стало намного легче. Теперь можно и Кольку поискать.
Первым делом я посмотрел под его койку. Нет, его рюкзак был на месте, значит, далеко он не собрался. Да и куда он может собраться? Вертолет в Бурун прилетает один раз в неделю: в понедельник. До ближайшего населенного пункта, маленького городка, который является районным центром, километров триста через тайгу. Теоретически до него можно добраться на собачьей упряжке, но это только теоретически. Так что уехать Колька не мог. Остаться у кого-то ночевать он тоже не мог. Во всем поселке жителей было человек сто. Из них в двух бараках, называемых общежитием, жило двадцать. Я точно знал, что сейчас все комнаты заселены полностью. Остальные жители поселка жили в своих домах. Одиноких женщин в поселке не было. Приютить Кольку на ночь было некому. Тогда где же он? Я присел на свою кровать и попытался восстановить в памяти вчерашний вечер.
С работы мы пришли в шесть часов. Это точно, как только мы зашли в комнату, я включил телевизор, как раз новости начались. Пол дня я ходил на лыжах по тайге, отбирая пробы воздуха и снега, потом в лаборатории делал анализы. Чем занимался Колька, мне, в общем- то, известно. Он, как и большинство живущих в общаге мужиков, работал на лесозаготовках. Заготавливался в Буруне кедр. Заготавливаемая порода кедра был очень ценной и применялась в самых разных областях: от мебели для очень богатых до медицины. Тоже, наверное, для них. Зимой кедр заготавливался, а летом его из Буруна вертолетами доставляли в районный центр, откуда уже существовали дороги. Так что работа в Буруне для лесозаготовщиков была сезонной, но сезон длился порой по девять месяцев и те, кто, хотел работать несколько сезонов, из Буруна не уезжали, экономя заработанные деньги. Колька тоже жил тут уже третий год, говорил, что последний.
После работы мы либо ходили в кафе, либо сидели в комнате и под «чистый» развлекали себя разговорами. У телевизора, что был в каждой комнате, более или менее, работал только звук. Изображение было невозможно различить из-за слабого сигнала. Поэтому вечерами делать было нечего. В пятницу кафе мы посещали всегда. Так было и вчера. Я мучительно напрягал память. Помню, народа в кафе было много, накурено. Сначала мы сидели за столиком вчетвером, потом Витек, парень из нашего барака, ушел. Потом, перед самым закрытием, а кафе закрывалось в полночь, мы с Колькой вспомнили, что у нас нет ничего на утро. Колька порылся по карманам и пошел к стойке. Я в это время, одурев от табачного дыма, висевшего в воздухе, накинул куртку и вышел на улицу. Я точно помню, что было ветрено и холодно, начиналась пурга. Я тогда еще подумал, что путь до общаги, всего-то метров триста, будет нелегким. Так, что дальше? Не помню.
Вернулся я в кафе? Да, вернулся. Как же без психического? Ровно без пяти двенадцать по пятницам в кафе был последний тост за счет заведения – «психический». Это традиция. Хозяин кафе, единственный в поселке предприниматель, устраивал его специально, чтобы мужики не разошлись раньше и дожидались дармового угощения. «Психический» - это сто грамм «чистого» на каждого дождавшегося не зависимого от его состояния. Я помню, что выпил «психический» с большим трудом и Колька тоже выпил. Потом мы вышли из кафе, и пошли сквозь пургу к нашему бараку. Получается, что я дошел, а Колька нет. Но этого быть не может! Сзади нас шли другие участники застолья, и если бы Колька упал, они бы его не бросили. Сколько раз мы с Колькой сами доводили до общаги пьяных в стельку мужиков. О том, что Колька замерз на дороге, я и думать боялся.
Я пытался вспомнить еще что-нибудь. Но память упорно не возвращалась. Про себя я знал, что на автопилоте могу дойти до барака, раздеться и лечь спать. Но вспомнить подробности я не смогу. Я быстро оделся, взял фонарик и вышел на улицу. Пурги не было, напротив, небо было утыкано звездами, и луна была почти полной. Поэтому фонарик мне не понадобился. Мороз был очень сильным, на вскидку все сорок градусов, а может больше. Снег под унтами скрипел так, что даже раздавалось эхо. Я посмотрел на дорогу, но все вчерашние следы были запорошены пургой. Ни одного следа не было. Я пошел по дороге в сторону кафе. Я шел медленно, и все боялся, что увижу лежащего на снегу Кольку, обмороженного и, естественно, мертвого. Но дорога была пуста, сугробы по ее обочинам повреждены не были, то есть никто через них не пытался перелезть. Так, не спеша, я дошел до кафе. Сразу за ним расположилась контора лесозаготовок, опорный пункт милиции и медицинский пункт. Все административные здания были старыми, неухоженными. Следом за ними рядком расположились дома, где жили постоянные жители Буруна. Домов было десятка три, и они уверенно изображали улицу вдоль единственной расчищаемой от снега дороги. Дорога вела на кедровую делянку, от которой до поселка было меньше километра. Дома были построены давно и тоже ухоженностью не отличались. Лишь несколько из них имели вид, свидетельствующий о том, что хозяева дома действительно таковыми являются. Среди таких домов были дома участкового милиционера, врача, хозяина кафе и начальника лесозаготовок. От кафе к административным зданиям и частным домам шла одна дорога, которая заканчивалась на кедровой делянке. Я пошел по ней, но Кольки не обнаружил. На дверях всех административных зданий висели навесные замки, и они повреждены не были. Следовательно, их закрыли еще вчера и больше не открывали. Никаких следов возле них не было. Я прошел вдоль частных домов и с тем же успехом. Наконец я не поленился и дошел до делянки, где стояли два вагончика, которые оказались незапертыми и пустыми. В них было холодно и никаких следов Кольки не было. Как в воду канул. Произошло бы это исчезновение где-нибудь в другом месте, я бы не переживал так сильно. Но здесь, в поселке Бурун Ханты-Мансийского автономного округа, человеку деться некуда. Кругом тайга на сотни километров. С какой целью создавался этот поселок еще в пятидесятых годах прошлого столетия Советской властью, до сих пор было непонятно. Тогда кедр здесь не добывали. Скорее всего, в Буруне собирались сделать лагерь для особо опасных преступников, во всяком случае, бараки, которые сейчас именуются общежитием, наводят на эту мысль. Но это мое мнение, может я и не прав.
Я вернулся в свою комнату в общаге, еще надеясь, что Колька вернулся и сейчас меня дожидается, чтобы похмелиться. Но в комнате никого не было. Я присел на кровать и снова стал вспоминать вчерашний вечер. Так, вышли мы из кафе вместе, по дороге пошли вместе. Где-то на середине пути от кафе к общаге у меня пропала память. Больше ничего не помню. Надо расспросить соседей, может, кто-нибудь Кольку и видел. А пока они не проснулись, надо определить заходил вчера Колька в комнату или нет. Идти от кафе до общаги, даже очень медленным шагом, займет всего пятнадцать минут. «Психический» занял пять минут, кафе закрылось ровно в полночь, так как Митяй, хозяин кафе, никогда, ни одной минуты после полуночи не работает. Значит через пятнадцать минут после начала субботы, я и Колька должны были зайти в комнату. Я стал думать, что стал бы делать
