Князь и Капитан.

Каждое утро Князь сидел в «пудренной комнате». Он сидел неподвижно, закутанный в простыню поверх мундира с маской на лице. Открытыми оставались только волосы. Слуги княжеские Мишка и Ванька, забравшись на низенькие антресоли, посыпали  голову его сиятельства пудрой. Она летела по воздуху как первый снег осенью и равномерно ложилась на его пышную, частично фальшивую шевелюру. И так каждый день. Сиди под этим «снегопадом» и чихай, потому что пудра, как ни прикрывай лицо, забиралась и под маску, проникая в широкий и мясистый княжеский нос. Так велит всемогущая мода, которую неизвестно кто придумал, но следуют ей все. В высшем свете, разумеется.
Эта минута была дорога Князю тем, что можно было побыть в полной тишине, в полном бездействии  и окинуть мысленным взором день прошедший и день предстоящий. Потом, в течение дня времени подумать может уже не быть. Потом нужно будет действовать: говорить, льстить, угождать, унижаться, грозить, плести интриги, в общем, делать все, что все вокруг привыкли делать обыкновенно.
Всадник, едущий на коне, с виду сидит в седле спокойно, почти и не двигаясь. На самом же деле сидеть в седле – это работа всех мускулов и, проскакав день, устанешь смертно. Так и вельможа, который спокойно и величаво восседает у кормила власти.
Князь стряхнул с мундира остатки пудры и, блестя бриллиантами, вступил в свой кабинет. С тех пор, как матушка-государыня поручила ему в числе прочего ведать северной экспедицией, Князь обставил свой кабинет по-морскому. Были убраны в чулан легкомысленные картинки, все эти Венеры и Амуры. А вместо этого явились карты неизведанных земель, компасы, глобусы, барометры и модели кораблей. Хотел в углу токарный станок поставить, чтобы совсем уж было а-ля герр Питер, да подумал, куда с этаким-то брюхом на станке работать. Засмеют ведь люди.
В кабинете секретарь подал Князю письмо от Капитана. Он уже наперед знал, что там  в письме.
- Если Вашему сиятельству благоугодно будет на нужды экспедиции отпустить  того-то и вот  того-то на сумму такую-то.
Капитан писал эти записки весьма часто и Князя всегда возмущала бесконечность списков того, что было необходимо экспедиции. Казалось, что каждый день являются новые потребности. Возмущали размеры запрашиваемых сумм, хотя Капитан очень подробно объяснял, на что именно он собирается эти деньги потратить.
- О времена, о нравы – подумал Князь. Все наглее становятся эти вот первопроходцы-мореходцы. В седой древности Лейф Эриксон ничего из казны не просил на свои походы. За собственный счет плавал. А вот Колумб уже  был горазд урвать с их величеств. Потребовал и денег, и титул, и должность наместника вновь открытых земель. Не зря, говорят, был из евреев. Правда, он-то открыл для королей новый мир.
Эх, жаль, что мы русские поздно вышли в море. Что все золотые горы, серебряные реки, берега слоновой кости, острова пряностей и кокосовых орехов уже когда-то кем-то были открыты и завоёваны, а нам, русичам, остались лишь голые берега студёных морей, птичьи базары на неприступных скалах, плавучие льды, туманы и жуткий, выматывающий душу холод и полярная тьма без конца и без краю. Не орхидеями, а ворванью тухлой пахнут наши моря.
Князя познакомил с Капитаном учёный секретарь Академии наук. Долго хвалил за храбрость и превосходные деловые качества, рассказывал о каких-то его походах и ещё о каких-то заслугах. А потом махнул лакею и Капитан вошёл. Черноволосый, усы в стрелку, с виду умён и вежлив. Синеглазый и спокойный. Даже, может быть, излишне спокойный. При встрече с Князем полагалось робеть, конфузиться и чувствовать себя не в своей тарелке.
- С ним будет непросто – подумал Князь.
Когда Капитан вышел, Князь сказал ученому секретарю:
- Дерзок уж очень, может приискать нам кого другого.
- А они, флотские, все такие, ничего не боятся. Как говорится, они уж и так на галерах.
На галерах, значит на каторге. В древности галеры так и называли каторгами. Так и говорили: «Плаваем на каторге». С тех пор Князь мысленно называл Капитана «каторжник» или «этот». На людях же был любезен и деликатен.
Вообще-то, несмотря на глобусы и кораблики в кабинете, Князь не одобрял и не понимал этой затеи матушки с экспедицией. Экспедиция нужна будто бы для прогресса, для просвещения и для блага отечества. Что такое есть благо отечества - это доподлинно известно самой матушке, а нам, её верным слугам надлежит ревностно и рачительно исполнять её указы, а не задумываться попусту. У Князя было  и своё, тщательно скрываемое от других, мнение насчёт прогресса и всего остального. Нет, Князь не был ретроградом, не был и себялюбцем, смотрящим только в своё корыто. Но благом отечества для него была, во-первых, защищённость государства от врагов внешних и внутренних, а, во-вторых, постепенное и неуклонное приращение государственных богатств. Ни первая, ни вторая задачи этим северным походом не решались. От какого врага могла обороняться Россия в этих диких, безлюдных местах?  Какую выгоду извлечь из торговли с дикими инородцами?
Иногда Князь мыслил, что все эти огромные пространства на Севере  и на Востоке – это просто прибежище для нерадивых холопов, которым хоть бы куда сбежать, хоть бы что делать, лишь бы не  работать на своего барина. Вот и будут бежать на вновь открытые земли, где ещё нет, и не скоро будет российская государева администрация.
Правда, насчёт полезности этих гиблых краёв были у Князя и свои резоны. Знал он, что водится  там некий зверь, не виданный в наших европейских краях. Лиса чёрная.  Князь взял со стола шкурку, приложил к щеке невесомо-мягкий, ласкающий, чуть щекочущий мех. Лиса лежала в куче других  мехов, которые Князь как образец показывал всем, кто приходил в его кабинет. В этом и состояла немудрящая коммерция Князя в свою пользу. Он посоветовал капитану настрелять в краях незнаемых  некоторое количество этих красивых зверей в обмен на некоторую сумму, которую Князь добавит от себя лично в счёт  обеспечения экспедиции.
- Я же не купец, я исследователь, ученый – возмущался Капитан.
Он хотел было отказаться, но Князь сумел деликатно и ненавязчиво объяснить, что денег, выделенных на экспедицию не так уж и много, что государыне необходимы средства, чтобы поддерживать блеск своего двора, что блеск государева двора есть вопрос престижа страны, то есть такое же, а может и более важное дело,  чем его экспедиция. Так что, отказываться от добровольных вспомоществований, хоть и не совсем бескорыстных, всё-таки не следует.
Сколько на самом деле было выделено  на экспедицию, знал  лишь сам Князь, но не много – это точно. Несмотря на весь свой прогрессизм, государыня тратила на балы и экипажи, на шляпки и булавки куда больше. Князь даже рассматривал своё назначение, чуть ли не как опалу, несмотря на всю важность этого дела.
- Лучше бы назначили меня каким-нибудь распорядителем празднеств и торжеств -  думал он - сколько бы денег проходило тогда через мои руки.
У Князя была привычка, свойственная в большей или меньшей степени почти всем вельможам. С любого дела, которое ему поручалось, он хотел кое-что взять и для себя. Князь не зарывался, брал понемногу. И чем крупнее было дело, которое ему поручали, тем больше было то «немногое», что текло Князю в карман. Делалось это не одной корысти ради, а в основном для того, чтобы просто усидеть на своём месте. Чтобы усидеть, надо было блистать, иметь процветающий вид, иначе на тебя перестанут обращать внимание. Чтобы усидеть, надо делиться с теми, от кого в чём-то зависишь. Чтобы усидеть, надо знать замыслы врагов. Нужна личная агентура, которая даром работать не станет. Врагов у Князя было много и расходов тоже.
О закулисной жизни государевых денег Капитан догадывался и почасту спорил и ругался с Князем, грозил, что пойдёт жаловаться лично… Ну насчёт «лично» Князь был спокоен. Все концы сходились на нём, он сам себя контролировал. А если кто сунулся бы его ревизовать, погряз бы, утонул бы в цифрах. Князь боялся другого. А если сердце у Капитана не выдержит и он швырнёт перчатку. Каждый раз, встречая  Капитана, Князь видел эти перчатки – грубые, из толстой коричневой кожи. А если он скажет:
- Вы, Князь, вор и негодяй – и запустит перчаткой прямо в лицо.
А что, ведь имеет право. Он такой же дворянин. И как поступить? Отказаться от вызова? Тогда пострадает честь. Люди уважать перестанут. Принять вызов?
- Тогда он меня просто убьёт – со страхом думал Князь.
Князю всегда попадалось на глаза оружие Капитана – не шпага и не сабля, а длинный, прямой и тяжёлый палаш в чёрных  деревянных ножнах. Он походил на меч древнего рыцаря. Князю казалось, что его золочёную шпагу он перерубит с первого взмаха. Князь знал, да именно знал, что Капитан никогда его не вызовет, потому что очень хочет отправиться в неведомые земли, а подобный инцидент сразу поставил бы крест на его планах. Знал, но все-таки невольно побаивался  этого человека и слегка напрягался, заслышав его шаги за дверью кабинета.
Капитан, видимо чувствуя, что Князь его побаивается, сражался как лев за каждый рубль. т столько и можно ли купить дешевле, не проиграв на качестве. И Князю становилось всё труднее сэкономить что-то в свою пользу.
- Написать бы донос на эту каторжную рожу – думал Князь, чувствуя, как у него от волнения начинает подёргиваться веко.
- Ты кому это, Князь, подмигиваешь? – спросила однажды матушка на приёме во дворце. Князь смутился и долго, целых несколько секунд, не мог ничего сказать. Он стоял, а  вокруг широко и искренне улыбались разные прихлебатели и завистники, открыв рты с огромным множеством белых, словно отполированных зубов. Потом Князь нашёлся, чем отбрехаться, но этот момент он запомнил надолго.                             Так в хлопотах  прошло лето, прошла осень, а накануне первых заморозков спустили на воду корабль, предназначенный для экспедиции.  Неказист он был, кораблик этот, но скроен надёжно, сшит крепко. Князь частенько морщился, проходя мимо стапеля с корабликом. Ну никак он не напоминал те изящные галеры и фрегаты, модели которых украшали его кабинет. Те корабли были отделаны позолотой,  их носы украшали львы, на кормовых надстройках – гербы, по бортам цветочки. Они пестрели яркими флагами и белели парусами. Этот же кораблик больше всего напоминал промысловую шхуну. На таких сиволапые мужички-поморы ходили на промысел бить моржа. Князь не раз заговаривал с Капитаном:
- А вот если бы нам кораблик-то наш чем-нибудь украсить. Резьбой или чем другим, допустим… Ведь на отплытии-то и государыня изволят быть и персоны.
Но Капитан решительно отклонял эти поползновения.
- Плавать-то на нём мне, а не персонам. А если мы деньги, коих мало, на пустяки потратим, а на надёжности прогадаем? Тогда и я ко дну пойду, и Вашего Сиятельства карману изъян будет.
Намекает, собака, на пушной интерес.
- И вправду, если он потонет, то и мои меха намокнут безвозвратно – думал Князь.
Многих вельмож соблазнял Князь мехами этими, добиваясь и от них финансового участия в своём замысле. Прибыли сулил. Да и как им не быть, прибылям-то. Ведь если снаряжать просто купца какого-нибудь, то нужно платить и за перевоз, и за припасы, и за всё из своего кармана. А тут за всё платит казна, а тем, кто денежки